Мария, княгиня Ростовская - Павел Комарницкий

— Мальца её давай!

Парень-дружинник подхватил мальчика под мышки.

— Я сам! — громко заявил малыш. В подвале плеснуло смешком, хмурые лица чуть просветлели.

— Эко сам! — пряча улыбку, сказал Клыч. — Сам будешь там, а тут я воевода. Давай, не задерживай! Ропша, ты принимай там!

Один за другим беглецы исчезали в зеве «колодца», сразу уходя в лаз.

— Чего встала?

Высокая женщина с длинным, суровым лицом остановилась перед самым «колодцем», держа на руках младенца.

— Не пойду…

— Давай скорей, дурища!

— А ну не трожь! — повысила голос баба. — Муж мой тут полёг, и я при нём останусь. В лесу не выжить Лелько моему. А без дитя да без мужа… и без Рязани родной, без дома, без ничего… не надо мне.

Воевода взглянул ей в глаза. Ни малейшего следа безумия.

— Как знаешь. Отойди тогда.

… Стены узкого лаза давили с боков и сверху казалось, вот-вот масса земли проломит деревянную крепь. Пламя свечей скупо освещало толстые жердины, обожжённые до черноты для придания дереву стойкости к гнили. Под ногами, однако, было сухо — рывшие ход мастера понимали толк в своём деле.

Весея шла, как все, гуськом, впереди маячила спина незнакомой женщины, позади, уцепившись за подол, топал сын. После кошмара последних дней, бушующих непрерывных пожаров, шипящего полёта огненных горшков и шума круглосуточной битвы этот подземный ход казался ненастоящим, будто сон. Вот идти бы так и идти, день идти, и ночь…

— Мама… Далеко ещё?

— Тсс… Нет, Онфимка, не далеко уже, я чаю.

Ход кончился внезапно. Шедший впереди парень-дружинник поднялся по короткой лестнице, приставленной к стене сруба. Повозился, отодвигая засов, и откинул крышку внешнего лаза. В спёртую подземную духоту пахнуло морозным воздухом. Сапоги парня исчезли, и вместо этого появилась свесившаяся сверху голова.

— Давайте сюда, только ни звука…

Выбравшись, Весея оглянулась. Место для выхода было выбрано удачно — в неприметной балке с крутыми, заросшими непролазной еловой порослью откосами. До стен Рязани отсюда, должно быть, больше версты, но даже сюда доносился шум битвы.

— Ну, бабоньки, в путь. До утра далече быть надобно.

Стараясь не шуметь, цепочка беглецов двинулась сквозь ельник, проваливаясь в глубокий уже снег.

— Я доволен тобой, Елю Цай. Тебя ждёт награда.

— Твоя похвала для меня высшая из всех наград, о Повелитель! — китаец склонился перед сидевшим на коне Бату-ханом.

— И тебе не нужно даже золота, Елю Цай? — лукаво сощурился молодой монгол.

Елю Цай сокрушённо вздохнул.

— Если кто-нибудь скажет тебе, что ему не нужно золота, мой повелитель, этот человек либо бессовестный лжец, либо сумасшедший. Зачем тебе такие люди?

Бату-хан засмеялся визгливо и тонко.

— А вот моему славному Сыбудаю не нужно золота, как он говорит. Всё, что ему нужно — посмотреть на Последнее море. Так кто он, лжец или сумасшедший?

Китаец прикусил язык. Ведь давал себе зарок не говорить ни единого лишнего слова. Хотя как угадаешь? Лишнее скажешь, плохо, не скажешь нужного — ещё хуже…

— Разумеется, сумасшедший, о мой повелитель. Как все великие прорицатели. Разве нормальному, обычному человеку под силу узреть то, что видит славный Сыбудай?

— Иии-хи-хи-хи! — залился смехом Бату. Осадный мастер незаметно выдохнул. Пронесло… Опасная шутка прошла.

Мимо прошла новая волна монгольских воинов, шедших на штурм в непривычном для степняка пешем строю. Всё войско было разбито на девять волн, сменявших одна другую. Рязанцы же бились бессменно, вот уже пятые сутки.

К Бату-хану подскакал Джебе.

— Всё, мой Повелитель. Они выдохлись. Завтра утром, на рассвете, мы войдём в город, и ещё до заката коназ Ури будет брошен к твоим ногам, привязанный к палке, как степной волк.

— Кому ты поручишь начало последнего штурма? — прищурился Бату-хан.

Джебе помедлил с ответом. Конечно, первый ворвавшийся в город стяжает наибольшую славу и добычу. Но и ответ держать в случае чего…

— Я хотел сделать это сам, мой Повелитель.

Молодой монгол усмехнулся.

— Обидеть хочешь славного Бурундая? Нехорошо. Твоя слава уже с тобой, а он рвётся в бой, и нельзя лишать его такой возможности.

— Бурундаю я хотел поручить атаку со стороны реки, — мгновенно нашёлся Джебе.

— Позволь, я скажу, мой Бату. — проворчал доселе молчавший, как истукан, Сыбудай. — Вне всякого сомнения, Бурундай отважный и умелый багатур. Ему пора быть большим полководцем. Напрасно ты, славный Джебе-нойон, хочешь подставить его. Мы не урусы, мы должны думать прежде всего о пользе дела.

— Со смирением жду твоего бесценного совета, о мудрейший Сыбудай-багатур, — с иронией в голосе произнёс Джебе.

— Тогда так. Ты сам поведёшь войска отсюда, Бурундай же пусть атакует с той стороны. А со стороны реки я возьмусь сам, пожалуй. Если, конечно, мне позволит джихангир.

— Ну разумеется позволит, мой Сыбудай! — вновь засмеялся Бату-хан, и только тут обратил внимание на всё ещё стоявшего в почтительном полупоклоне китайца.

— Елю Цай, можешь отдыхать, и твои люди тоже. Жечь город больше не нужно. Свои машины разберёшь завтра. Золото тебе принесут.

— А-а-а-а!!!

Звуки доносились, как из бочки. Воевода Клыч уже не различал отдельных слов, не мог думать. Казалось, голова распухла так, что шлем снять возможно только с помощью кузнеца. Сколько дней и ночей он не спит? Не сейчас, потом, потом… Всё потом.

— А-а-а-а!!! Уррагх!!!

Клыч отбил вражий меч, коротко сунул клинок в мягкое, почти не соображая. Меч воеводы, казалось, жил отдельной жизнью, работая за хозяина, одеревеневшего от усталости и бессонницы. Всё-таки они прорвались… И со стороны Оки тоже… Потом, потом, не сейчас…

Не будет «потом». Всё кончится вот сегодня.

Улицы Рязани были похожи на муравейник, охваченный огнём. Только огонь дополнялся тут двуногими муравьями, свирепыми и беспощадными. Надо бы узнать наконец, что такое это ихнее «уррагх»…

— К детинцу отходить! Всем отходить! — как из бочки, услыхал воевода Клыч собственный голос. Да, надо отходить, иначе все полягут тут, на улицах Рязани… Бывшей Рязани…

— Князя убили! — раздался истошный вопль. И даже головы не повернуть, чтобы увидеть того, кто крикнул. Сразу трое поганых перед воеводой…

Раскормленная какая рожа у этого поганого, решетом не закроешь…

Страшный удар, в глазах полыхнуло багровым, и опустилась тьма. Всё… наконец отдохнём…

— Уррагх! — Хостоврул привычно добил здоровенного старого уруса, могучего, как медведь. Судя по доспехам, сотник или больше. Некогда разбираться, потом, потом… Надо прорваться в маленькую крепость на взгорке, наверняка там урусы запрятали большую казну…