Тринадцатый Койот (ЛП) - Триана Кристофер

”Вы найдете диких мулов вон на том холме", - сказал он. - И зайцев тоже много. Но я не рекомендую останавливаться в Хоупс-Хилл. Грядет могущественное зло”.

***

Преподобный Блэквелл был в саду, когда приехал Бирн, сгребая опавшие листья после того, как растаял снег. Когда лошадь Бирна приблизилась, проповедник обернулся и помахал рукой.

Бирн приподнял шляпу. ”Вы хорошо видите для человека, который должен быть слепым".

Проповедник усмехнулся. “Рассказы о моей слепоте были сильно преувеличены. Я потерял зрение на один глаз, но Бог заменил его более важным зрением”.

Бирн слез с лошади, от его сапог поднималась пыль.

“И что вы видите прямо сейчас, проповедник?”

Лицо Блэквелла было покрыто трещинами, белая кожа. Его бледные глаза заплыли за катарактой, веки вокруг них увяли.

“Я вижу надвигающуюся бурю”, - сказал он.

Он указал на небо, и Бирн, обернувшись, увидел тяжелые облака цвета сланца. Они поднимались над Черной горой, как столб вулканического пепла, медленно вспениваясь. Это была зловещая перемена погоды, нечто более угрожающее, чем ливень или даже снежная буря. С той же стороны дул легкий ветерок, холодный, как в холодильнике.

“Где Мэйбл?” - спросил Бирн.

“Внизу, кормит Христа”.

Бирн упер руки в бока. “Старик, если бы у меня было больше времени, я мог бы, наконец, спросить, почему вы позволил этому кровотечению продолжаться так долго”.

“И я бы сказал вам, что это было не мое решение”.

Бирн прошел мимо проповедника, а Блэквелл сделал несколько шагов к горе вдалеке, глядя на нее, как ребенок на падающую звезду. Когда Бирн вошел в часовню, сестра Женевьева, сидевшая на передней скамье, обернулась. Она держала четки обеими руками, прижав их к груди, слезы текли по нежному от молодости лицу. Увидев ее, Бирну пришлось подавить укол голода по человеческому мясу. Он почувствовал, как половицы вибрируют под его ботинками. Из двери за кафедрой лился неестественный красноватый свет.

“Я не могу этого вынести”, - сказала монахиня.

“Что здесь происходит?”

“Менгир. Он становится... больше.”

Бирн стиснул зубы. Новые волосы вились на тыльной стороне его ладони.

“Я не могу этого вынести”, - снова сказала монахиня. “Я больше не мог находиться в его присутствии. Я не так сильна, как сестры Мэйбл и Эвалена. Менгир наполняет мой разум грехом и нечестием до тех пор, пока я не перестаю чувствовать Божью любовь”.

Бирн начал вибрировать так же, как и полы. Слюна заполнила его рот, когда его клыки начали медленно выдвигаться. Он отступил назад, подальше от дверного проема, который вел в подземную церковь, где кровь детей изо всех сил пыталась сдержать самую черную магию. Он должен был уйти. Он должен был уйти прямо сейчас.

”Скажи сестре Мэйбл, - сказал он, - скажи ей, что они придут“.

Сестра Женевьева грустно улыбнулась ему. “Мы уже знаем”.

Он выбежал из часовни прежде, чем Менгир смог заставить его трансформироваться, заставить его разорвать молодую монахиню на мясистые ленты и надругаться над ее девственными внутренностями. Он подошел к своей лошади, поглаживая Бо, чтобы успокоиться, в то время как волк внутри медленно отступал.

Блэквелл подошел к нему сзади.

- У сестер был выбор, Лютер. Пускать детям кровь, или пусть дьявол заберет их.”

Бирн повернулся к нему лицом. “Телец”.

“Недолго ты проживешь, чтобы так думать, если не прислушаешься к моему предупреждению. Менгир, каким бы ужасным он ни был, - лишь малая часть более могущественного зла.”

“Что, черт возьми, это такое?”

“Правильный выбор слов — ад . Монолит был с нами с самого зарождения человечества. Как и Стоунхендж, это один из многих блоков. Большинство верит, что они были здесь раньше нас, возможно, так же стары, как Сам Бог. Говорят, что Каин убил Авеля не камнем, а фрагментом монолита, который мы называем менгирами. Он сделал это, чтобы обеспечить будущее цивилизации, построив города и породив длинную линию потомков, на всех которых повлияли менгиры. В Библии есть утерянные страницы, повествующие об апостолах — их было двадцать, а не двенадцать, — сражавшихся с нашествием зверолюдей, чтобы заполучить монолиты. Им это удалось, но они потеряли восемь человек и не смогли разрушить мощные скалы. Они могли только разбить их на куски и разбросать по всему миру, множество менгиров было передано в руки самых святых мужчин и женщин, чтобы их спрятали в христианских землях. Разделение их уменьшило силу, которой они обладали вместе, силу, которая могла бы положить конец вселенной в том виде, в каком мы ее знаем”.

Бирн погладил подбородок, наблюдая, как облака катятся, как черный океан.

“Значит, это какой-то дьявольский камень”, - сказал он. “Скала сатаны”.

“Не просто дьявола — многих дьяволов; коллективная сила всех сыновей и дочерей Каина, слуг Люцифера. Зла - легион.” Блэквелл взял распятие дрожащими руками. “Крестовые походы и священные войны — все они велись с учетом менгиров, знали об этом сражающиеся или нет. Даже у Жанны д'Арк была частичка этого. Она зашила его себе на грудь, потому что была самой чистой душой во всей Франции. Никто другой не мог сдержать влияние Менгира. Вот почему многие из ее мужчин стали такими жестокими и безжалостными. Они не могли оставаться в здравом уме в присутствии Менгира, даже когда его сила была приглушена божественностью Жанны. Вот почему ее сожгли на костре”.

“Что случилось с Менгиром внутри нее?”

“Он был взят священниками и теперь находится в черепе епископа, похороненного глубоко в парижских катакомбах, оссуарии, в котором хранятся останки шести миллионов человек. Он находится там с 1789 года, спрятанный под костями десяти тысяч священнослужителей.”

Бирн покачал головой, глядя в землю. “В свое время я слышал несколько безумных историй. И я видел достаточно странностей, чтобы понять, что там есть нечто большее, чем известный мир. Но это... это... Я имею в виду, как, черт возьми, этот Менгир оказался на Холме Надежды?”

Прогремел гром, и двое мужчин посмотрели в небо.

“Он был привезен в эту страну в 1620 году, - сказал Блэквелл, - его перевезли через бурные моря паломники, стремившиеся обрести религиозную свободу, необходимую для его содержания. В том путешествии Менгир отравил более сотни душ. Тогда он был больше, поэтому его разбили на несколько частей и развезли по разным местам по всей стране. Этот конкретный менгир пришел на запад по Орегонской тропе в 40-х годах. Это было...

“Черт возьми, проповедник! У меня нет времени на урок истории! Просто скажи мне, почему этот объект зла хранится в этом маленьком городке? Хоупс-Хилл - совершенно незначительное место.”

“Именно поэтому он был выбран!” Лицо Блэквелла порозовело, на висках вздулись вены. “Разве ты не видишь? Если бы менгиры хранились в огромных, красивых дворцах, таких как Кельнский собор, Нотр-Дам или Йоркский собор, это было бы то же самое, что раздавать карты каждому живому злодею. Эти святыни Божьи - первое место, куда им придет в голову заглянуть. Но хранить их в маленьких, незначительных часовнях в слаборазвитой стране... Ну, кому придет в голову искать там? Даже если бы стало известно, что их держали в таких местах, в мире их слишком много, чтобы из них можно было выбирать. Это делает обнаружение почти невозможным.”

“Я думаю, не настолько невозможно”.

Блэквелл глубоко вздохнул. “Сын мой, столетия учебы и молитв благословили нас лучшими методами сдерживания, на которые мы только способны. Но зло всегда находит выход.”

Ветерок становился все холоднее, покусывая татуировку Бирна на шее. Проповедник сунул руку в карман своего пальто и достал большую бутылку. Бирн был разочарован, увидев, что это не виски. Ему, конечно, не помешало бы немного. Вспышка молнии оставила розовые трещины в облаках, которые стали больше и чернее. Гром был торжествующим, почти музыкальным.

“Библия говорит, что в Судный день прозвучат семь труб”, - сказал Блэквелл. “Каждая из которых влечет за собой кошмарные последствия”.