Миллионер - Сергей Валяев

Хорошо ориентируясь на местности, я переместился за штабеля досок, по ним вскарабкался на контейнер и получил возможность сверху контролировать обстановку. Двое тащили окровавленную тушку в джип, а сам г-н Кожевников угадывался в глубине его салона.

Я прицелился и… нет, слишком просто. Пусть пока живет, иуда, все равно найду и возьму за горловину. Надо расшифровать ситуацию до конца, а пуля для подлеца уже отлита.

Когда джип в панике убыл, хозяйственный двор ожил: появились испитые работяги, озабоченные покупатели и охранники в пятнистой униформе и с винчестерами в руках. Я выматерился: где раньше были, хреновые ратоборцы? Вот так всегда: мародеры идут вслед за войсками.

Мое явление взбодрило их необыкновенно: они вскинули свои пукалки и хотели вести прицельный огонек — по мне. Я снова выматерился кучеряво и потребовал Хозяина. И тот вышел из дверей: раздобревший, брюхатый, с напруженным брутальным лицом свекольного цвета.

— Мук`а! Что тут такое делается?

— Это, наверняка, по мою душу, — ответил. — С Васей говорил по телефону?

— Ну.

— Вот они и прикатили.

— Зачем?

— Чтобы выпытать, где он?

— А кто такие?

Я отвечаю, что точно пока не знаю, — знаю одно: люди хотят решить свои проблемы за чужой счет. Хуюшки им, залопушки. И требую, чтобы мне, наконец, сообщили, где находится г-н Сухой, которому я мечтаю задать основательной трепки.

Через минуту я имею адресок дачи под поселком Долгопрудный, подержанный, облезлый «москвичок» и спортивный баул.

— Вася попросил «гостинец», — объяснился Татищев, вручая сумку.

Открыв её, обнаруживаю оружейный склад: четыре автомата, десяток рожков к ним, гранаты Ф-1.

— Хорош «гостинец», — вздыхаю. — Совсем дела плохие?

— А кому сейчас легко, — отвечает вор в законе. — Я бы помог людишками, да сам держу оборону.

— Лучшая защита — нападение, — и сажусь в драндулетик. — Доеду на этом гробике-то?

— Домчишься, — смеется. — Как ветер.

— Ветер-ветер, на всем белом свете, — и поворачиваю ключ зажигания. Свидимся. Может быть.

— Едрить, — отвечает в рифму. — Очки натяни, — советует, — а то до первого ГИББДрилы… Уж больно лицом не пригож.

— На себя посмотри, — огрызаюсь, — буржуй.

Но следую совету, и мир приобретает золотистые цвета — это единственное, что сейчас утешает.

Пропахший бензином автоинвалид, поскрипывая суставами, выкатывает из ворот, и у меня возникает чувство, что я ковыляю на войну.

«Война» — крепко сказано, точнее — на войнушку, где выбор один: убивать или быть убитым.

V

Ох, как я мечтал о встрече со своим лучшим другом Васей Сухим, чтобы, во-первых, сказать все, что о нем думаю, во-вторых, огреть по тупоумному его лбу рифленой рукояткой ТТ, и, в-третьих, наконец, с помощью полукриминального товарища вырвать наш кровный миллион $ из пасти кровожадного, выражусь красиво, зверя ВБ.

Но для этого надо было, прежде всего, пересечь поперек всю Московскую область. И на чем? На старенькой, попердывающей колымаге, дедушке советского автомобилестроения эпохи первых космических пусков. «Дед» хрипел, стенал и проклинал тот час, когда уродился на свет Божий. Я же проклинал сквалыжного г-на Татищева, не понимая его суровой правоты. Осмыслил это, когда углядел, что бравое ГИБДД тормозит исключительно быстроходные платежеспособные иномарки. А что взять с облупленной отечественной срамоты? Ничего, кроме цветущего геморроя в цветной жопце-це-це.

Разгадав это, я успокоился, молясь лишь о том, чтобы «дедушка» не откинул колеса меж Москвой и Владивостоком.

Нет, молодцом: пёх-тёх-пёх, катил не спеша и с неким достоинством, мол, я такой, какой есть, принимайте, а не хотите — отвалите.

Неторопливая поездка дала возможность ощутить мощное природное дыхание областных лесов и полей. Я сорвал солнцезащитные очки, и естественные цвета радовали глаз: синь небес, зелень листвы, рыжеватость пшеничных полей. Городская маета осталась позади, и все происходящее там казалось никчемным и пустым. Моя мечта о миллионе поблекла и представлялась выцветившей на солнце театральной афишкой. Не закончить ли пьесу под названием «Миллионер» — закончить без финального душевного потрясения для доверчивых, как дети, зрителей и пальбы из ружья, висящего на заднике с первого акта.

Увы, подобное не в моих силах. Если бы играл на подмостках моноспектакль, плюнул бы на все и удалился за пыльные кулисы кушать водочку. А так — не могу: повязан путами дружбы. Впрочем, Вася способен постоять за себя, а вот как быть с Илюшей Шепотинником? Как быть с ним, играющему в этой невероятной истории по Божьему проведению? Пропадет не за понюшку табака. Тем более враги наши прознали о его небесном даре. Попользуются и выкинут на свалку куском синюшной мертвечины.

Нет, представление продолжается, господа. Горят софиты, и пьяненький суфлер занял свое место в будке. Публика готова встретить новый выход героев аплодисментами и криками «браво». И каждый из участников этого публичного зрелища питает надежду, что финальная реплика будет за ним.

Городок Долгопрудный, известный своими прудами и ОПГ, встретил меня садово-огородной тишиной, мелкими домами поселкового типа, базарчиком у ж/д вокзала, гипсовым бюстом В.И. Ленина, мазанным в бронзовую краску. Нужная мне улица имени Матроса Железняка, дом 54 находилась на окраине.

— Немедля за улицей Инессы Арманд, молодой человек, — объяснился старичок, похожий бородкой и блеющим голоском на экстремиста всех времен Лейбу Бронштейна (Троцкого). — Там поворот направо, кажется.

— Или налево?

— Направо-направо. Да-с.

Я посмеялся: такое впечатление, что время здесь остановилось, как мифический краснопузый бронепоезд на запасном пути. Не хватает аллюром скачущей конницы с Василием Ивановичем Чапаевым впереди на белой кобыле по прозвищу Ибаррури, и картинка героического прошлого будет полная.

Пропылив по вышеупомянутым улочкам, нахожу на металлическом заборе цифру — 54. Драндулетик тыкается в ворота, издавая с устатку хрипучие звуки: открывайте сразу, засранцы такие и засранцы сякие!

— Ну я это! Я! — ору. — Васька, сколько можно издеваться? — Отмахиваю кепи. — Он тут бабаем бабаит, а меня бьют! — Выражаюсь куда точнее и народнее, обращаясь в сторону видеокамеры слежения. — Открывайте, еть` вашу мать, поанцы! Я «гостиниц» привез!

Наконец, признан за своего — тяжелые ворота дачной крепости медленно раскрываются. «Москвичок» закатывает в просторный дворик, покрытый асфальтом, тормозит у знакомого мне серебристого БМВ и двух боевых джипов c тонированными стеклами. Поздравляю «дед», доехали-таки!

В старых рослых соснах французит современный кирпичный дом-замок с башенками и балкончиками, похожий на бургунское игристое шампанское. На крыше легко-дамской панамкой замечается телевизионная тарелка. У ворот гуляют два бойца в спортивных костюмах, в их руках АКМ, тоже мне хорошо знакомые. Прикладами. А по дальней дорожке вальяжной походочкой сукиного кота приближается Вася. И ещё улыбается самодовольной улыбочкой!

— Славчик, ты красавчик, — разбрасывает лапы для объятия. — Что с личиком твоим?

— И ты ещё спрашиваешь, паразит? — взвываю от возмущения. — Игрок херов?

— Все под контролем, дорогой мой человек, — успокаивает, не забывая улыбаться улыбкой успешного плейбоя.

— Под контролем? Ты контролируешь, а бьют меня, — разумеется, моя речь снова куда экспрессивнее. — Что за игры патриотов?

— Ну, прости, — обнимает за плечи. — Мы хотели вскрыть ситуацию, как нарыв?

— Какую ещё ситуацию?

— Вокруг Илюхи, помнишь?

— Мне бы не помнить, — хныкаю. — Весь мой двор в трупах. Ваша работа?

— Поговорим после, — толкает в спину. — Переведи дух. В баньку сходим.

— В баньку? — злюсь. — А как Илюша-то? — спрашиваю. — Где он? Черт вас всех возьми!

Мой приятель заметно мрачнеет и признается, что с нашим товарищем не все в порядке. Хотя какой может быть порядок у сумасшедшего, не так ли?

— Что такое?

— Припадки у него начались, — морщится Вася, — орет, все бьет и почти ничего не жрет. Типа бунта, да?

— Типа бунта? — переспрашиваю. — Ну, вы козлы, ребята, — режу правду. — Нельзя ему менять обстановку и общаться с незнакомыми.

— Меня-то он знает? — удивляется мой спутник.

— А ты его понимаешь?

Вопрос остается без ответа, и я требую, чтобы меня срочно отвели к аутисту. Надеялся, что ситуация прояснится, а все наоборот усложняется. Если Илюша совсем плох на голову, то наши игрища в миллион можно заканчивать. И хер с ним, этим милитаристическим миллионом, от которого одно лихо. Будем жить тырновским огородом и моим честным трудом на плодово-овощной базе имени Клары Цеткин.