Самые скандальные треугольники русской истории - Павел Кузьменко

Встреча Бабеля с Горьким произошла сначала заочно. Алексей Максимович, достигнув положения живого классика, иногда с удовольствием помогал пробиваться к славе молодым писателям, открывал новые имена. Редакторы издаваемого им в Петрограде литературного журнала «Летопись» получали от него указания быть лояльными к малоизвестным литераторам. А ведь Бабель имел нахальство приехать в столицу в разгар Первой мировой войны, чтобы сразу стать известным, сразу начать жить на писательские гонорары, не имея при этом еще ни одной публикации! Правда, еще в 1913 году один его рассказ был напечатан в киевском журнале «Утро», но сам будущий писатель считал это неудачной случайностью. В конце 1916 года в «Летописи» печатаются два рассказа Исаака Бабеля «Элья Исаакович и Маргарита Прокофьевна» и «Мама, Римма и Алла».

Самое интересное, что рассказы были замечены. И не только читателями, но и цензорами, блюдущими народную нравственность. На Бабеля поступило заявление в полицию по обвинению в… порнографии. Третий год идет война, до Февральской революции остается всего ничего, царский режим поражен глубочайшим кризисом, а с порнографией ведется непримиримая борьба. Хотя нужно иметь богатое воображение, чтобы разглядеть ее в тексте Бабеля. До суда дело не дошло. Авторитета Горького оказалось достаточно, чтобы не тратить время на поиски того, чего нет. После этого у Горького состоялся с молодым писателем обстоятельный разговор. Классик убедил начинающего, что его первые рассказы, в общем, небесталанны, но при подробном анализе становится ясно, что они никуда не годятся. Для литературы подобные парадоксальные оценки явление нормальное. Горький посоветовал Бабелю пойти по его собственному пути – «в люди», изучать жизнь не по книжкам и газетам, а непосредственно.

Алексей Максимович, надо заметить, с его позицией литературного судьи в последней инстанции, был не только кумиром миллионов, особенно тех, кто придерживался коммунистических взглядов, но и объектом насмешек тех, кто старался мыслить критически. Бабель принял его совет. Но если Горький изучал жизнь с самого ее дна – бродяжничал, батрачил, общался с уголовниками и только потом занялся журналистикой и постепенно стал публиковать художественные вещи, то Бабель поступил иначе. Он на восемь лет полностью прекратил сочинять что-то художественное, зато начал вести подробные дневники, где копил материал на будущее. А изучение жизни пошло по более удобному, нежели у Горького, пути.

Он продолжил учебу, перебиваясь в Питере случайными заработками. Осенью 1917 года молодого человека призвали в армию. Все-таки шла еще Первая мировая война, хотя стараниями большевиков и других агитаторов фронты были фактически развалены. Бабелю удалось без проблем дезертировать с Румынского фронта и вернуться в Петроград, где у власти уже был Ленин.

И вот тут наступает ключевой момент в жизни Исаака Эммануиловича. Он поступает на службу в созданную 7 декабря 1917 года Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем, ВЧК, руководимую Ф. Э. Дзержинским. То есть писателя Бабеля можно назвать старейшим чекистом. Обычно биографы писателя стараются не заострять внимания на этом обстоятельстве. В двадцатые и тридцатые годы Бабель становится профессиональным писателем, живет за счет гонораров за свои книги, публикации, труда редактора и сценариста. Он не работал карателем, не стучал на товарищей, ни за кем не шпионил. Может быть, даже и не имел удостоверения работника организаций, которые сменили ВЧК, – ОГПУ и НКВД. Но все время имел друзей среди руководителей «органов», как тогда просто выражались, и безусловно мог исполнять важные секретные поручения. Поскольку бывших чекистов не бывает. Тайная служба и объясняет многие тайны в его биографии.

Бабель после ВЧК сам поступил на работу в Народный комиссариат просвещения, но, скорее всего, его туда направили. И уже точно направили в 1918 году на карательную работу в продовольственные экспедиции.

В условиях начавшейся Гражданской войны, развала экономики и острого продовольственного кризиса появление этих экспедиций, или, как их чаще называли, продотрядов, было вызвано необходимостью снабжения городов и, в значительно большей степени, Красной армии продуктами. Продотряды формировались армейскими частями, местными отделами ВЧК из революционных рабочих, солдат, матросов и всегда с участием чекистов. Особенно характерным элементом продотрядов были иностранцы. Кто-то из них действовал по идейным соображениям, большинство – по корыстным. В основном это были бывшие военнопленные армии Австро-Венгрии – венгры, чехи, словаки, хорваты, а также китайцы и уже непонятно на тот момент, чьи подданные – «красные латышские стрелки». Никак не связанные с русским крестьянством, эти вооруженные люди действовали особенно жестоко.

Провозгласив создание государства рабочих и крестьян, большевики тут же организовали ограбление крестьян, в основном, конечно, самых трудоспособных и зажиточных. Иногда за реквизированный хлеб и скотину продотрядчики расплачивались деньгами, что было равносильно ограблению – гиперинфляция быстро превращала деньги в простую бумагу, иногда просто отбирали силой. Убийства крестьян, их вооруженное сопротивление были в таких экспедициях обычным делом. Гражданские войны от всех прочих почему-то отличаются склонностью противников к самому бесчеловечному насилию.

А что же там делал Бабель? Видимо, делал то, что требовалось, но главное – наблюдал и запоминал, заносил в свои дневники. Пожелание Горького уйти «в люди» попало у Бабеля на самое жестокое время. Для того чтобы позже запечатлеть эту жизнь в литературе, будущему писателю было интересно всё, все проявления человеческой натуры: в радости, в тревоге, в надежде на лучшее, в ожидании худшего и даже тогда, когда человека убивают. Можно сказать с уверенностью, что Бабель неоднократно и с любопытством наблюдал убийства, расстрелы. Можно также сказать с уверенностью, что молодой человек из мирной еврейской семьи не мог сам никого отправить на тот свет, что видно, например, из его рассказа «Мой первый гусь». Но надо быть свидетелем, чтобы написать такие потрясающие строки: «Старик взвизгивал и вырывался. Тогда Кудря из пулеметной команды взял его за голову и спрятал у себя под мышкой. Еврей затих и расставил ноги. Кудря правой рукой вытащил кинжал и осторожно зарезал старика, не забрызгавшись». Когда в 1934 году умер друг Бабеля поэт Эдуард Багрицкий, Исаак Эммануилович уговорил работника крематория, чтобы ему дали посмотреть, как сгорает человеческое тело в печи.

Говорит ли это о том, что Бабеля можно назвать человеком с садистскими наклонностями, некрофилом? Ни в коем случае. Писателя вело по жизни и творчеству профессиональное любопытство, совершенно необходимое качество для этой профессии. И проявлением высшего литературного мастерства является не прямое осуждение – долой жестокость, и не любование мучениями, а выразительное и нейтральное описание, заставляющее читателя впечатлиться и задуматься.

Постепенно Бабель овладевает профессией журналиста. Она, вопреки распространенному мнению, не помогает стать писателем. Но зато очень способствует много ездить по стране, знакомиться с большим количеством людей, накапливать разнообразный фактический материал из жизни, обзаводиться связями с печатными изданиями. В качестве военного корреспондента в 1919 году Бабель оказывается на Северо-Западном фронте, где Красная армия противостояла армии генерала Юденича, наступавшего из Эстонии. Он совмещает должности журналиста и политработника. Ведь основную массу Красной армии составляли неграмотные и малограмотные крестьяне, как и прежде в царской армии. Необходимо было постоянно подзаряжать их готовностью защищать советскую власть, политически просвещать. И Бабель просвещал, никогда при этом не состоя в компартии.

В начале августа 1919 года в жизни двадцатипятилетнего Исаака Бабеля происходит изменение, которое рано или поздно происходит почти со всеми людьми, – он женится. Спутницей жизни становится его ровесница Евгения Борисовна Гронфейн. Неизвестно точно, был ли он просватан, но известно, что свою невесту он знал достаточно давно. А точнее говоря, с детства.

Дело в том, что ее папа владел в Киеве фабрикой по производству сельскохозяйственных машин, а отец писателя Эммануил Бобель эту технику продавал в Одессе. Родители, значит, были деловыми партнерами, и какие-то соображения на тему «у нас подрастает сынок, а у вас дочка, так почему бы не закрепить коммерческое согласие», возможно, имелись. Не случайно, когда с Одесским университетом у Бабеля не сложилось, он перебрался учиться в Киев. Там были близкие знакомые. А у знакомых, кстати, – дочка Женечка.