Маршальский жезл - Карпов Васильевич

Хозяин выглядел простым кишлачным колхозником, а по-русски говорил почти без акцента. Меня это удивило, я спросил:

– Ораз-ага, где вы научились так правильно говорить по-русски?

– Сыны мои, я шесть лет, как и вы, носил военную форму, четыре года на фронте и два года срочной службы перед войной. Был я в боях под Москвой, на Курской дуге. Дошел до Праги. Служил в саперных частях, строил мосты, снимал мины…

Мы трое одновременно поглядели на фотографию, которая висела на стене. Это несомненно был Ораз-ага, только молодой, с сержантскими погонами и длинным рядом медалей на груди. Встретив его сегодня на улице или в поле, даже не подумаешь, что пожилой туркмен в халате и высокой лохматой папахе был когда-то лихим воином.

Жена Ораз-ага принесла нам большие пиалы с наваристой, душистой шурпой. Потом подала вареное мясо, за ним последовало жареное. Мы наелись так, что дышать было тяжело, а хозяйка поставила перед нами большой поднос с белыми сочными ломтями дыни.

Зашел в наш дом председатель колхоза Непес-ага. Он, видно, обходил все дворы, посматривал, как чувствуют себя гости. Поселок большой, чтобы навестить всех, времени мало, и все же Непес-ага не проявлял суетливости.

Он поздоровался с каждым за руку. Сел к скатерти, с легким поклоном принял от хозяина пиалу чала. И, будто продолжая давний разговор, сказал:

– Вы люди военные, знаете, кто такие саперы. Вот хозяин этого дома - сапер. Ораз-ага обезвредил сотни мин. О нем даже статья была в газете. Я сам читал. В ней написано, как во время наступления под селом Зубцы наши части промчались по целому, невзорванному мосту. Если кто-то из ваших близких был в танке или сидел десантником на броне, знайте и расскажите им, что мост уцелел потому, что сержант Ораз Гельдыев вовремя увидел подожженный шнур. Мост должен был взлететь на воздух вместе с танками. Но сапер Гельдыев перебил подрывников из автомата и перерезал шнур. Когда танки мчались по мосту, никто не знал, что под ним лежал раненый герой, который спас им жизни. Если бы не этот мост, пришлось бы нашим войскам форсировать реку и многие бойцы легли бы на ее дно. Вот какой подвиг совершил наш Ораз-ага. Много, очень много спас он жизней на войне.

Ораз-ага сидел опустив глаза. Молчал. Может быть, он вспоминал тот жаркий бой, видел дымящийся шнур и прикидывал, на сколько секунд он опередил смерть, которая подкарауливала очень многих.

– Сейчас Ораз-ага уважаемый всеми бригадир нашего колхоза. Вот кто хозяин этого дома, - закончил свой рассказ председатель. - Извините, дорогие гости, я пойду, надо и в других домах побывать. - Непес-ага ушел.

Мы некоторое время сидели молча. Ораз-ага помог нам преодолеть скованность, которая невольно охватила нас, людей необстрелянных, в присутствии такого бывалого, видавшего виды фронтовика.

– Мы свое дело сделали, дорогие друзья. Были тогда такими же, как и вы, молодыми джигитами. Если начнется война, бить врагов будете вы. Мы, конечно, поможем. Но главная сила вы, молодежь, никогда не забывайте об этом!

Когда мы покидали дом Гельдыева, я увидел во дворе Кейки. Ораз-ага заметил, что мы приветливо улыбаемся друг другу, сказал:

– Кейки у меня шестая дочь. Она поедет учиться в университет. Очень любит математику. Четыре дочери уже закончили техникумы. Вышли замуж. Одна учится в институте. Кейки в девятом. Два сына, Акмурад и Эсен, служат во флоте. Один агроном нашего колхоза, зовут его Бекмурад.

– Ого, сколько! - воскликнул Дыхнилкин. - Целый взвод!

Ораз-ага даже не взглянул на Семена. Опытный человек, он давно его понял, поэтому, не удостоив ответом, продолжал перечислять, оказывается, он не всех еще назвал:

– Гельды работает журналистом в Ашхабаде. Клыч пишет диссертацию в Ленинграде. Все сыновья женаты. - Ораз-ага улыбнулся: - Внуков я перечислять не буду, скажу только, что их двадцать три.

Дыхнилкин только глазами хлопал. Даже солидный Трофим закачал головой:

– Ну и ну! Богатый вы человек.

– Правильно сказал, сынок, очень я богатый.

Мы вышли на улицу, у машин уже толпились солдаты. Наверное, председатель колхоза договорился с нашими офицерами, до которого часа можно держать солдат. Гостеприимные хозяева и обед подготовили к сроку, и отпустили нас своевременно.

Ораз-ага сказал на прощание:

– Приходите к нам, друзья, в гости в любой день. Будем рады вас встретить не только в дни сбора урожая. Селение, к которому зарастают тропы, превращается в кладбище, говорит наша пословица. Приходите, чал попьем, о службе поговорим.

Кейки я увидел, когда ехали на машине мимо дома Ораза. Помахал ей на прощание. Она ответила обеими руками.

– Ну все, - сказал Ракитин, - теперь у нас будет в колхозе родня. Останется Агеев здесь жить. Наденет папаху и халат. Будет у него десять сыновей, пять дочек и сорок внуков!

Ребята засмеялись. И я смеялся. Чтобы повеселить солдат, поддержал Трофима:

– Придете вы ко мне в гости. Посажу вас на лучшие ковры, зарежу барана. А для Дыхнилкина выставлю целый литр… - Я посмотрел на Семена и, когда блаженная улыбка расплылась по его лицу, добавил: - Целый литр самого крепкого чала!

– В гробу я его видал, твой верблюжий напиток! - под смех солдат огрызнулся Дыхнилкин.

Я глядел на остающийся вдали колхозный поселок. Низенькие глиняные домики с плоскими крышами.

Сколько раз я глядел на такие и думал: «Как живут здесь люди? Какие они, должно быть, нетребовательные, если могут ютиться в таких хибарках!» И вот, оказывается, люди эти ничем не отличаются от тех, кто живет в больших городах. Они заняты общим большим делом, растят хлопок и скот. Они переживают радости и беды, общие для всей страны. Они учатся в институтах и техникумах. У них в домах телевизоры и холодильники. У них те же дела, мысли и чаяния, что и у всех соотечественников. Ораз-ага защищал нас от фашистов. Что ж, если понадобится, и я постою за его многочисленных детей и внуков.

Стоим в наряде. Юра Веточкин - дежурный по роте, я и Степан - дневальные. Юрик, хоть ему как сержанту можно не работать, трудится вместе с нами.

Вытерли пыль с окон, печей, карнизов. Просмотрели все уголки и простенки. Знаем места, куда может заглянуть старшина Май. И он действительно заглянул и под тумбочки, и за пирамиды с оружием, и по макушкам печей пальцем провел. Остался доволен и чистотой, и своей выучкой.

Когда закончили работу, Степан подошел к расписанию занятий посмотреть, что нас ожидает завтра.

– «Для солдат первого года службы, - прочел он вслух. - Тема № 1. «Материальная часть автомата». Занятие четвертое: «Полная разборка и сборка. Осмотр, чистка, смазка…» - Потом стал рассуждать: - Уж чего только в армии не разбирают и не собирают: пулеметы и гранатометы, пушки и танки, самолеты, и ракеты. А ты, Витя, обратил внимание, что разбирают и собирают здесь не только оружие?

Я понял шутку Степана.

– И давно ты сделал это открытие?

– Сейчас. Читаю вот: разборка, сборка, чистка, и подумалось: два года с каждым из нас происходит такое же, а в расписании не сказано ни слова об этом.

Я хотел сформулировать новый пункт расписания, но не успел.

Вошел Дыхнилкин, позвал меня:

– Поговорить надо.

Я насторожился:

– О чем?

– Пара слов есть.

Отошли в сторону. Дыхнилкин спросил:

– Ты не знаешь, кто деньги посылал моей матери?

– Какие деньги?

– Двадцать рублей. Адрес части. И еще направление на лечение от военкомата.

– Командование, наверное, позаботилось, - пожал я плечами.

– Командование ничего не знает. Про письмо я одному тебе сказал.

Я попал в затруднительное положение: с ребятами условились Дыхнилкину о переводе не говорить. Но теперь это условие отпадало: Семен получил письмо от матери, и ему стало все известно.

– Это мы с ребятами скинулись. Ты же мне сказал, что у тебя денег нет.

Вот бы сфотографировать в этот момент Дыхнилкина: удивление, благодарность, даже какой-то испуг отразились на его лице.

Мне показалось, лучше всего оставить его наедине с собственными мыслями и чувствами. Я покинул Семена и вернулся к делам дневального.

Тревога всегда налетает неожиданно. А эта была какая-то особенная. Сначала происходило все, как обычно: боевой клич мгновенно сдернул роту с постелей. Через несколько минут мы уже погрузили боеприпасы в свои «броники». Тут я увидел, что поднялся весь полк. Глаз у меня теперь наметанный. Значит, не очередная тренировка, тогда поднимают поротно. Увидел около штаба приезжих генералов, полковников и еще больше убедился: предстоит дело серьезное, большие учения или проверка московской комиссии. А может быть… война? Может быть, там, далеко на западе или на востоке, уже началось? Если это случится, нас поднимут точно так же. Тревога для солдата всегда одинакова: хоть в бой, хоть на учения. Вот сейчас при мне все необходимое, я готов немедленно вступить в бой.