Фидель Кастро - Себастьян Бэлфор

Еще важнее то, что перестройка советского экономического управления имела серьезное влияние на особые отношения между двумя странами. Горбачев стремился ввести более эффективные принципы в международных торговых связях Советского Союза. Во время визита на Кубу в апреле 1989 года он сделал недвусмысленное предупреждение относительно нового подхода: «Так как жизнь продвигается вперед, появляются новые требования к качеству нашего взаимодействия. Это особенно применимо к экономическим отношениям — им следует быть динамичнее и эффективнее и приносить большую отдачу обеим нашим странам, обоим нашим народам»[204]. С этих пор кубинским экономическим посредникам приходилось больше иметь дело с покупателями и продавцами, действующими в соответствии с критерием выгоды, чем с советской бюрократией. Советский Союз будет искать восстановления лучшего баланса в торговле между двумя странами, и скрытые цеповые скидки в советско-кубинской торговле будут уменьшены. Скрытая подоплека лежит за хвастливым 25-летним договором о сотрудничестве, подписанным совместно Горбачевым и Кастро во время прежнего визита на Кубу, и соглашением между двумя странами, заключенным вскоре после этого.

Однако самым серьезным эффектом, который вызвали на Кубе «новые политические взгляды» Горбачева, стал ее молчаливый отход от политики стран «третьего мира». В конце 60-х гг. Кастро критиковал Советский Союз за его равнодушное отношение к национально-освободительной борьбе, например во Вьетнаме. Тем не менее под руководством Брежнева в 70-е гг. Кремль был активно вовлечен в оказание военной и экономической помощи странам, равняющимся на СССР, обозревая страны «третьего мира» как арену для противостояния Запада и Востока. Горбачев определенно отверг такое понимание международных отношений. Он доказывал, что проблемы нищеты и конфликта в слаборазвитых странах могут быть решены только совместными действиями с супердержавами и, следовательно, им необходимо стремиться главным образом к разрядке отношений между Западом и Востоком. Хотя он заявил, что Латинской Америке принадлежит важная роль в процессе разрядки отношений, было ясно, что странам «третьего мира» придется стать более или менее пассивными зрителями переговоров супердержав. Более того, Горбачев намекал, что он больше заинтересован в торговом потенциале Латинской Америки, чем в ее политической окраске[205].

Растущее взаимопонимание между Москвой и Вашингтоном в конце 80-х гг. приветствовалось Кастро, пока оно вело к международной разрядке. Существенное урезывание расходов на вооружение высвободит деньги, которые могут использоваться для поддержки развития и гарантировать погашение долга стран «третьего мира». Разрядка советско-американских отношений также проложит путь к возобновлению американо-кубинских связей и снимет экономическую блокаду острова. Однако он не верил, что США изменили своим взглядам. Стратегический отход Советского Союза от стран «третьего мира» оставит Кубу и другие страны, такие как Никарагуа, опасно незащищенными перед американскими действиями, как считал Кастро. В своей речи в 1988 году в тридцать вторую годовщину великой экспедиции на Гранма он заявил, обращаясь к Соединенным Штатам, как к империи: «Мы искрение поддерживаем мирную политику Советского Союза. Но мир имеет различные значения для разных стран. Почти несомненно, что способ империи по установлению мира означает существует мир для могущественных, мир с Советским Союзом и война с небольшими социалистическими, революционными, прогрессивными или просто независимыми странами «третьего мира»[206]. Он проявил свое беспокойство во время визита Горбачева на Кубу в апреле 1989 года. Противопоставляя революционные процессы на Кубе и в России, он позволил себе язвительную, в чем-то опрометчивую шпильку насчет Советского Союза, заявляя, что на Кубе не было сталинизма, «если меня не считают… прообразом Сталина, и в таком случае я могу сказать, что все мои жертвы в нашей стране до сих пор находятся в добром здравии». Он продолжил критикой политики Горбачева: «Мы знаем, что означает выражение новых международных политических взглядов, новое мышление в решении проблем. Но у нас нет уверенности, у нас до сих пор ее нет. У нас нет каких-либо подтверждений тому, что империалисты утвердили эти новые международные политические взгляды. Наоборот, у нас есть много причин, чтобы не доверять их поведению»[207].

Проблемой для Кастро было не только отступление Москвы от ее военных обязательств перед странами «третьего мира», но также перераспределение торговых связей и программы иностранной помощи, чтобы привести их в соответствие с практикой капиталистических стран. Несмотря ка ответные успокаивающие слова, реформы Горбачева содержали скрытую опасность, что и безопасность и экономическая жизнеспособность Кубы, возможно, будут окончательно подорваны отходом Советского Союза. Способность Кастро настроить Москву и Вашингтон друг против друга была значительно уменьшена теперь, так как Советский Союз больше не видел в Кубе рычаг против Соединенных Штатов. Новая международная политика Горбачева, понизив значение страны «третьего мира», также угрожала снизить способность Кастро играть активную роль в мировых делах. Кубинские военные миссии за границей, хотя они не всегда организовывались по приказу Москвы, следовали советской стратегии и опирались на ее военную и дипломатическую поддержку. Самой эффективной была кубинская операция в Анголе. На протяжении тринадцати лег кубинские войска, снабжаемые советским оружием, одновременно провели защиту непрочной независимости Анголы от вторжения Южной Африки и изнуряющие операции против партизанской организации «Юнита». Военная победа кубинских и ангольских войск над южноафриканской армией в Кито-Куангвале в мае 1988 года помогла принудить Преторию к переговорам о завершении конфликта в Южной Африке и признать независимость Намибии, хотя Браззавильское согласие сильно препятствовало согласию в этой сфере политик Рейгана и Горбачева. Куба принимала решительное участие в убеждении Претории в том, что цена дальнейших военных действий будет слишком высокой. Положение Кубы среди многих стран «третьего мира», особенно среди государств прифронтовой линии, было выше, чем когда-либо. Такие престижные операции, однако, были гораздо менее вероятны теперь, чем отход Советского Союза от любого открытого политического участия в странах «третьего мира».

Действительно, в конце 80-х гг. право выбора Кастро и внутри страны и за рубежом сузилось. Он столкнулся с растущим экономическим напряжением и увеличивающимся недовольством среди многих слоев населения, раздраженных возвращением тысяч ветеранов из Анголы. Обрушивание на спекулятивные выгоды, извлекаемые из нехватки товаров, было не просто нравственным жестом, а намерением уверить неугомонное население, что правительство будет справедливым в обхождении со всеми гражданами. Когда в июне 1989 года открылось, что высшие чиновники министерства внутренних дел занимались контрабандой в США колумбийского кокаина, оцененного в миллионах долларов, последовала яростная реакция руководства. На общем судебном разбирательстве один из ведущих генералов Кубы и герой ангольской кампании Арнальдо Очоа Санчес был также обвинен в спекуляции и торговле наркотиками, но обвинения против него носили неясный характер. В действительности, будучи виновным в некоторых преступлениях, он, возможно, пал жертвой руководства, так как был слишком независим в своих военных операциях и даже в выражениях критики по отношению к братьям Кастро. То, что все дело представляло собой нечто большее, чем только случай индивидуальной продажности со стороны кучки чиновников, молено предположить по обширной чистке рядов министерства внутренних дел, последовавшей за судебным разбирательством, и казни четырех главных обвиняемых. Именно Кастро пришлось первому отдать приказ о расследовании, воз-можно, из-за того, что обвиняемые занимали слишком высокое положение в правительственном эшелоне, еще раз подчеркивая, насколько сильно здоровье режима продолжает зависеть от его авторитета[208].