Исторические хроники с Николаем Сванидзе. Книга 2. 1934-1953 - Марина Сванидзе

Для другой части людей, прошедших фронт, жизнь не будет исчерпана войной. Это те, кому повезет с работой, кто сумеет психологически восстановиться и найдет себя в новой жизни. И главное, это те, кто после фронта, прямо в гимнастерках, придут в институты и университеты и начнут учиться. Две половины фронтового поколения впоследствии будут плохо понимать друг друга.

Но в 1946-м власть боится самостоятельного сплочения людей, вышедших из войны. Власть запрещает даже официальные общественные организации ветеранов. Запрещает сразу после победы. В мае 1945-го председатель Совинформбюро Лозинский обратился к Молотову с предложением создать для ветеранов войны Совет маршалов и Общество Героев Советского Союза. Предложение отвергнуто.

Страх власти перед угрозой нового декабризма необыкновенно велик. Декабрьское восстание в России в 1825 году — следствие освободительного похода в Европу в финале войны против Наполеона. В 1945, в 1946 годах победителей в войне с фашизмом, вернувшихся из Европы, необходимо рассеять, смешать их с общей массой. На самом деле о декабризме и речи нет. "Мы не могли даже представить себе какой-либо другой системы", — говорит писатель-фронтовик Вячеслав Кондратьев.

Писатель-фронтовик Виктор Некрасов пишет: "Увы, мы простили Сталину все! Коллективизацию, тридцать седьмые годы, дни военных поражений". Кадровый офицер и будущий диссидент Петр Григоренко говорит: "Сомнения, стучавшиеся в душу накануне войны, исчезли. Сталин был снова для меня "великий непогрешимый вождь" и "гениальный полководец". Таково обаяние победы, что эту чушь принимаешь за откровение. Меня не могло смутить ничто".

1945 и 1946 годы — это пик популярности Сталина. Из воспоминаний военного корреспондента Александра Авдеенко. Он пришел на парад Победы с маленьким сыном. Он берет сына на руки. Тот видит Сталина. В тот день шел дождь. Мальчик спрашивает: "А Сталин не промокнет?" — "Нет, закаленная сталь не боится дождя". — "Папа, а почему Сталин не приказал Богу сделать нам хорошую погоду?"

Война — необыкновенно сильное массовое переживание. Война была так страшна, что исказила память о том, что было до нее. Если бы после всех безвозвратных потерь у людей спросили бы — как вы хотите жить после войны, они бы честно ответили — как до войны. Война оставила в памяти людей только хорошее, что было в довоенной жизни. А все остальное стерла. Такой вот подарок война сделала Сталину.

Поэтесса Маргарита Алигер пишет: "Весной 1946-го Ахматова была бодра и спокойна. У нее просили стихи, печатали их, платили деньги. "Да, да, деньги, — говорила Анна Андреевна. — Это хорошо, что деньги. Они ведь так нужны людям". Деньги ей нужны были, чтобы раздавать нуждающимся знакомым".

Ахматова знает цену отсутствия денег. Ее не печатали шестнадцать лет подряд. С 1924-го по 1940-й. В 1924-м на Невском она встретит партийную советскую писательницу Мариэтту Шагинян, которая скажет: "Вот вы какая важная особа. О вас было постановление ЦК: не арестовывать, но и не печатать".

До запрета на публикацию Ахматова в присущей ей манере говорила, что не любит видеть в печати свои стихи: это все равно, как забыть "на столе чулок или бюстгальтер". Но стихи — это и единственный доступный поэту вид заработка. Его у Ахматовой власть отбирает.

Из дневников писателя Константина Федина: "19 августа 1929 года. Был у Ахматовой. В ней что-то детски жалкое, очень несчастное и неприступное в то же время".

К этому времени крайняя бедность Ахматовой уже бросалась в глаза. В любую погоду она в старой шляпе и легком пальто. Только когда умерла ее приятельница, Ахматова получила завещанную ей старую шубу, в которой и ходила до самой войны.

От прежнего внешнего облика одной из ярчайших звезд русской поэзии Серебряного века — одна знаменитая челка и худоба. Она и в старой, ушедшей, жизни хвасталась: "В мою околоключичную ямку вливали полный бокал шампанского". А Осип Мандельштам до революции шутил: "Ваша шея создана для гильотины".

В 1929-м Константин Федин, глава Издательства писателей в Ленинграде, предпринимает отчаянную попытку издать двухтомник Ахматовой.

Федин полтора часа говорит с главным цензором Лебедевым-Полянским. Федин в дневнике напишет: "Нельзя назначать на цензорское место людей, которым место в приюте для идиотов". Стихи Ахматовой света не видят, публикации не подлежат.

С таким прошлым весна 1946 года кажется фантастической. Кажется, что война действительно что-то изменила в советской жизни. 8 марта в "Ленинградской правде" под рубрикой "Знатные женщины нашей страны" опубликована фотография Ахматовой.

В марте 1946-го подписана к печати ее книга "Стихотворения Анны Ахматовой. 1909–1945 годы". Тираж — 10 тысяч экземпляров. Ахматова уже держит в руках сигнальный экземпляр. Его привозит в Фонтанный дом посыльный из Гослитиздата. Вместе с посыльным приезжает корреспондент газеты "Вечерний Ленинград", который берет у Ахматовой интервью.

В 1946-м, кроме неожиданно удачной литературной жизни, у Ахматовой и в личной жизни счастье. Ее личная жизнь в 1946 году вся в ее сыне. Он вернулся с фронта и теперь с нею. Ее сын — это и сын расстрелянного в 1921 году поэта Николая Гумилева.

Она познакомилась с гимназистом Николаем Гумилевым в пятнадцать лет в сочельник в Царском Селе. Гумилев пять раз делал ей предложение, дважды из-за нее пытался покончить с собой. Соглашаясь выйти за него замуж, Ахматова сказала ему: "Не люблю, но считаю вас выдающимся человеком".

Л. Н. Гумилев

Они поехали в свадебное путешествие в Париж. Она была очень красива. На ней белое платье и широкополая соломенная шляпа с большим белым страусовым пером.

Это перо романтик и искатель приключений Гумилев привез из Абиссинии. Весна 1910 года. На Монпарнасе в богемном кафе "Ротонда" Ахматова знакомится с Амедео Модильяни. Или он с ней. Гумилев смотрит на них с отчаяньем. Он знает, что она сделает, как ей захочется. В 1910 году Ахматова и Модильяни встречаются несколько раз, зимой он пишет ей письма. В 1911-м они встречаются в Париже снова. Сидят в Люксембургском саду. Не на платных стульях, как принято, а на скамейке. Он беден и не признан. Ахматова пишет: "Он водил меня смотреть старый Париж за Пантеоном ночью при луне. Это он показал мне настоящий Париж". Она приходила к нему в мастерскую с алыми розами. Если его не было, бросала цветы в окно. Модильяни рисовал Ахматову. Рисунки дарил ей. Она говорит: "Они погибли в царскосельском доме в первые годы революции". Уцелел один. Модильяни умрет на год раньше, чем расстреляют Гумилева.

Амедео Модильяни

О Гумилеве Ахматова будет вспоминать охотно, хотя постоянное семейное житье было непосильно для двух поэтов от Бога.

На чьи-то похвалы в адрес стихов Ахматовой Гумилев говорил: "Вам нравится? Очень рад. Моя жена и по канве прелестно вышивает". "Каждый талантливый человек должен быть эгоистом, — говорит Ахматова. — Исключения я не знаю. Талант должен как-то ограждать себя". При этом она со словами "Николай, нам надо объясниться" безудержно ревнует, а он намеренно откровенен. Ахматова будет вспоминать: "Спрашиваю, куда идешь? — На свидание к женщине. — Вернешься поздно? — Может быть, и не вернусь. — Перестала спрашивать".

"А она так хороша. Идет в черном котиковом пальто, тонкая, высокая, с гордым поворотом маленькой головки. Нос с горбинкой, темные волосы на лбу пострижены короткой челкой, на затылке подхвачены высоким испанским гребнем. Глаза суровые". Такая она, по воспоминаниям, в 1915 году, когда ходила навещать георгиевского кавалера Гумилева в госпитале.

Тогда их брак уже не существует. Даже сын их не сблизил.

Гумилев говорит: "Мы из-за него ссорились. Левушку — ему было года четыре — Мандельштам научил идиотской фразе: "Мой папа — поэт, а моя мама истеричка". И Левушка однажды, когда в Царском Селе собралась поэтическая компания, вошел в гостиную и звонко прокричал заученную фразу. Я рассердился, а Анна Андреевна пришла в восторг и стала его целовать: "Умница, Левушка. Ты прав. Твоя мама — истеричка"".

Тогда она не знала и не могла знать, какой век придет на смену Серебряному.

Анна Ахматова

Сына Ахматовой заберет к себе мать Гумилева.

До 1929 года он проживет в глуши, вблизи бывшего гумилевского имения в Тверской губернии. Лев Гумилев приедет в Ленинград через восемь лет после расстрела отца. Ахматова все это время в Ленинграде. Три года прожила в общежитии для ученых во флигеле Мраморного дворца. Она замужем за Владимиром Шилейко, фантастическим ученым, знатоком 52 языков, специалистом по древней Ассирии. Шилейко — приятель Гумилева.

Гумилев говорит: "Я плохой муж. Но Шилейко катастрофа, а не муж".

В 1919 году Ахматова в разваливающихся ботах еле тащит на плече мешок с картошкой. Останавливается отдышаться. Какая-то женщина подает ей милостыню: "Прими, Христа ради!"