Похороны викинга - Персиваль Рен

– Ладно, – сказал я. – Сегодня ночью мы все решим, а пока что убирайся, друг Гунтайо. Мне нужно подумать, и я не настолько тебя люблю, чтобы мне приятно было думать в твоем обществе.

Нужно было найти Майкла и решить, что предпринимать. Майкл был в карауле, поэтому пришлось подождать. Тем временем я мог разыскать Сент-Андре, Мари, Глока и еще двух-трех порядочных людей, достаточно умных и с твердой волей. Людей, которые едва ли были бы способны из-за слепой ненависти к Лежон поднять мятеж, суливший им неизбежную гибель.

Сент-Андре я нашел в казарме, он лежал на своей койке. Я подошел к нему и спросил:

– Любите ли вы свинину, друг мой?

– Я предпочитаю быть свиньей, чем мясником, – ответил он. По-видимому, с ним уже говорили.

– Подойдите ко мне на дворе, – сказал я и вышел.

Несколько минут спустя мы встретились на дворе, и он рассказал, что Шварц сегодня предложил ему выбрать, хочет ли он быть свиньей или мясником. Он предложил ему подумать пару дней и дать ответ и предупредил, что все, кто не с ним, те против него, а тем, кто против него, он пощады не даст.

– Что же вы будете делать, Сент-Андре? – спросил я.

– То же, что вы и ваш брат, – мгновенно ответил он и рассказал, что много думал о заговоре и пришел к тому заключению, что будет действовать заодно со мной и Майклом. – Видите ли, друг мой, – закончил он, – трудно, конечно, быть на стороне этих несчастных безумцев, особенно тому, кто когда-то был офицером и джентльменом. Кроме того, несомненно, что эти бедняги в случае удачи попадут в совершенно безвыходное положение.

Я с ним согласился.

– Здесь мы живем в аду, но все-таки живем, и когда-нибудь мы отсюда выберемся, – продолжал он, – а в пустыне мы жить не будем… И потом я не хотел бы вместе с ними пойти на службу к марокканскому султану. Я француз. Сент-Андре мое настоящее имя, и я нахожусь здесь не по своей вине… Мой брат служит лейтенантом в сенегальском батальоне… Но вы и ваш брат не французы. Если вы попадете в Марокко, то сможете выдвинуться так же, как когда-то выдвинулся ваш соотечественник, каид Маклин… Впрочем, вы едва ли дойдете отсюда пешком до Марокко. Вас загонят насмерть…

– Мы не французы и не были офицерами, Сент-Андре, – ответил я, – но мы не можем состоять в шайке убийц.

– Я знал, что вы к ним не пойдете, – сказал Сент-Андре, схватив меня за руку, – поэтому-то я и решил делать то, что будете делать вы.

– Я переговорю с братом, когда он вернется с поста, и мы сообщим вам, что мы решили предпринять, – сказал я, – во всяком случае, мы не будем на стороне мясников. А тем временем постарайтесь поговорить с Мари, он хороший парень. Попробуйте заодно Глока, Доброва, Мариньи, Бланка и Кордье. Они, пожалуй, наименее сумасшедшие из всех жильцов этого сумасшедшего дома.

– Да, – согласился Сент-Андре, – может быть, нам удастся образовать собственную партию и спасти положение. – И ушел.

Я ожидал Майкла, сидя на арабской кровати, сделанной из плетеной веревки, натянутой сеткой на деревянной раме. Эта кровать стояла во дворе у стены караульного помещения. Было темно и душно, а до меня смутно доносились стоны и дикий хохот из карцеров, в которых окончательно сходили с ума жертвы Лежона. Наконец Майкл сменился и пришел ко мне.

Я рассказал ему о моем разговоре с Гунтайо и высказал мои взгляды на создавшееся положение, а также взгляды Сент-Андре. Майкл слушал молча.

– Так – сказал он, когда я закончил. – Шварц и его банда сумасшедших собираются убить Лежона и всех, кто будет его защищать. Гунтайо, по-видимому, обо всем донес капралу Болдини. Болдини согласился бы присоединиться к мятежникам в случае, если мятеж будет успешным, но отнюдь не в том случае, если он будет подавлен. Кроме того, мне кажется, что Болдини, Гунтайо, Колонна, Готто и Болидар сговорились добыть наш знаменитый сапфир. Если мы присоединимся к мятежникам, то Болдини и компания тоже присоединятся с тем, чтобы потом нас ограбить и дезертировать в Марокко. Если мы откажемся бунтовать, то Болдини, вероятно, заставит Гунтайо убить нас ночью в казарме якобы под предлогом нашей измены мятежу и заодно стащить пресловутую драгоценность, хранящуюся в моем поясе… А может быть, если это не удастся, то Болдини заставит нас подавлять мятеж в надежде, что в свалке меня убьют и он сможет ограбить мой труп. Впрочем, надежды тут ни при чем, он сможет подстроить убийство.

– С другой стороны, – сказал я, – может, Болдини ничего не знает о заговоре, а Гунтайо до сих пор не решил, помогать ли мятежу или предупредить своего старого приятеля Болдини.

– Правильно, – согласился Майкл, – имея дело с такими стопроцентными и чистокровными вралями, как Гунтайо, трудно представить себе истинное положение вещей. Мы ничего не можем знать и можем только предполагать… Следует, однако, помнить, что эта скотина пробовала уговорить тебя присоединиться к Шварцу. По-видимому, это с какой-то стороны его устраивает.

– Что же нам делать Майк? – спросил я.

– Надо организовать группу нормальных людей, не собирающихся кончать жизнь самоубийством и прямо сказать Шварцу, что мы предупредим Лежона, будем повиноваться ему, когда он прикажет нам стрелять по мятежникам.

– Правильно, – сказал я. – Я так и сказал Гунтайо… Во всяком случае с нами будет еще Сент-Андре.

– Даже если, кроме нас и Сент-Андре, никого не будет, мы с ними справимся, – сказал Майкл.

– Будем предупреждать Шварца? – спросил я.

– Конечно, предупредим, – ответил Майкл. – Если мы соберем приличную партию, то они, может быть, откажутся от своего идиотского мятежа… Все будет зависеть от того, много ли мы сможем собрать сторонников.

Минуты две мы сидела молча, обдумывая создавшееся положение.

– Вот что, – внезапно сказал Майкл. – Соберем митинг! Старая английская система. Завтра в шесть вечера на той стороне оазиса. Мы пригласим Сент-Андре, Бланка, Кордье, Мариньи и всех других французов, которые пойдут за Сент-Андре. Из иностранцев – Мари, Доброва, Глока и Рамона… Жаль, что нет Дигби, Хэнка и Бедди.

– Да, – сказал я. – Тогда все было бы значительно проще.

В это время к нам подошел Сент-Андре.

– Я говорил с Мари, – сказал он. – Он на нашей стороне душой и телом. Говорил еще с Мариньи, но он «не хочет быть предателем» и не допускает мысли, чтобы стоило спасать Лежона… Боюсь, что он недостаточно развит и сознателен для того, чтобы понимать…

– Трудно рассматривать Шварца как товарища, – сказал Майкл. – Я не могу считать его товарищем, доверившим мне свою тайну, я просто считаю его убийцей, имевшим дерзость сообщить мне, что он собирается кого-то убить. Поэтому я собираюсь поступать с ним не как с товарищем, а как с убийцей… Да и все это дело невероятно глупо…