Зажги свечу - Мейв Бинчи

– Да они такие грязные, и щетина вся сгнила. Стыдно такое продавать, я их просто выброшу, – ответил старик.

– Они будут очень неплохо смотреться, если мы их приведем в порядок, отполируем и заменим щетину на новую. – Джонни поймал взгляд Элизабет прежде, чем она успела отвести глаза. – Они довольно ценные, доктор. Возможно, мы получим за них куда больше, чем заплатим вам.

– Надеюсь, что так и будет, мальчик мой! – с улыбкой согласился доктор. – Иначе какая же вам тогда выгода?

Джонни отпраздновал победу, намеренно избегая взгляда Элизабет.

* * *

Когда, согласно дорожному указателю, до Престона оставалось пять миль, Элизабет почти смущенно повернулась к Джонни:

– Надеюсь, ты пойдешь со мной и останешься на ужин… Не думаю, что у них найдется для тебя место, чтобы переночевать. Гарри ведь столько болтал про то, как подготовил гостевую комнату именно для меня, но зато ужин будет отменным.

– А почему бы мне просто не доставить тебя к дверям, поздороваться с Гарри и Ви, договориться, во сколько я заберу тебя во вторник, а потом отвалить, чтобы не мешать воссоединению семьи?

– Ты ведь знаешь, мы не семья, – заволновалась Элизабет.

– Знаю, но все и так будут не в своей тарелке, не хватало еще притащить туда незнакомца.

– Но ты… ты здорово умеешь поддержать беседу и как бы сгладить углы. Пожалуйста, пойдем со мной, поужинай с нами.

– Давай так: я зайду и посмотрю, что к чему. Если я решу, что мне лучше отчалить, то так и сделаю. А если мне покажется, что я буду полезен, то немного задержусь. Договорились?

Элизабет кивнула. Он потрепал ее по руке.

– А ты… В твоей семье нет неловкости? Ну… твоя мама, которая подписывается «вечно-любящая-тебя-мама»?.. – спросила Элизабет.

– Неловкости? Нет, не думаю. – Джонни сосредоточенно вел машину по мокрой и скользкой дороге. – Что именно ты имеешь в виду?

– Когда они… например, когда тебя слишком любят или любят недостаточно? Когда ты получаешь не то, что ожидал или хотел.

Джонни расхохотался:

– Вот уж нет! Моя мама хотела бы, чтобы я жил с ней, купил себе машину и возил маменьку по гостям… А я не хочу такой жизни, поэтому не собираюсь идти у нее на поводу. Да ни за что на свете! Отец матери хотел, чтобы она осталась дома и заботилась о нем, а она взяла и сбежала с моим папой. Люди делают то, что хотят. Как только ты это поймешь и признаешь, все проблемы закончатся.

– А твой отец?

– Сбежал с кем-то еще. Даже с двумя. Этак раз в десять лет он всегда с кем-нибудь сбегает, моя мать была второй. Отец просто обожает с кем-нибудь сбегать.

– Ты ни разу не видел его?

– А зачем? Он меня видеть не хочет. Послушай, у меня все совсем не так, как у тебя. Твои сбились с ног, чтобы приготовить для тебя комнату. Они хотят, чтобы ты приехала, ты тоже хотела приехать. Какая здесь может быть неловкость? Никто не врет, ничего не требует, истерики не устраивает.

– Похоже, истерики ты терпеть не можешь…

– Как будто я один такой.

– Мне кажется, ты реагируешь гораздо сильнее других. Вчера я видела, что ты сильно злился, когда я плакала.

– Нет, дорогая моя, честное слово, я не злился. Просто… ну… не знаю, не люблю я участвовать в драматических сценах с рыданиями. Поэтому всегда держусь от них подальше.

– Пожалуй, в этом есть смысл.

– Недостатки тоже есть. Люди думают, что я слишком холоден, или эгоистичен, или легкомыслен. Возможно, так оно и есть… Ага, а вот и Престон, жемчужина севера! Добрались!

– Пожалуйста, оставайся на ужин.

– Если они меня попросят, – согласился Джонни.

* * *

У Элизабет на глаза навернулись слезы, когда она вошла в спальню, и только мысль о том, что Джонни снова увидит ее с красным и распухшим лицом, заставила сдержать их.

– Девочки любят красивые штучки, – с гордостью сказал Гарри, глядя на расставленные на полочке дорогие и безвкусные безделушки, которые купил специально для Элизабет.

Мебель выкрасили в белый цвет, как и симпатичный маленький книжный шкаф, у которого когда-то были дверцы; на нем еще оставались дверные петли, но их тоже тщательно закрасили. Несмотря на тотальный дефицит, Гарри ухитрился покрасить все, что только можно.

Кровать застелили бело-голубым покрывалом с оборками, на стенах повесили картины в блестящих новых рамах. Элизабет подумала, что теперь такие картинки в стиле шоколадных коробок кажутся ей тошнотворно-сентиментальными. От стены до стены пол покрывал голубой ковер, явно сшитый из кусочков, чтобы подогнать под нужный размер. Гарри сиял от гордости за результаты своих трудов.

Первым заговорил Джонни, выражая восхищение всем, чем следовало восхититься. Как идеально положен слой краски! Три слоя? Да, точно, он так и подумал, что должно быть три слоя. Джонни восторгался хорошо продуманной проводкой: светильник над кроватью и еще один над умывальником. Хвалил яркие, чистые цвета, которые выглядели жизнерадостно даже зимой.

Пока Джонни разливался соловьем, Элизабет собралась с мыслями и тоже принялась хвалить, благодарить и восхищаться. Она положила сумку на кровать и огляделась с такой благодарностью, что улыбка Гарри расползлась до ушей и он чуть не лопнул. Подчиняясь импульсу, Элизабет обняла его и, увидев восторг в глазах мамы, обняла и ее тоже. А когда Элизабет входила в обшарпанный магазинчик на углу, то мама всего лишь чмокнула ее в щеку.

– Мама, все так здорово! – воскликнула Элизабет.

Мама обняла ее в ответ. За плечом матери Джонни подмигнул Элизабет, и она поняла, что правильно поступила, решив не обращаться к маме по имени.

Джонни остался на ужин, и атмосфера в доме становилась все более задушевной. Гарри походил на большого ребенка; за прошедшие два года он стал толще и добродушнее. Мама еще сильнее похудела, хотя, казалось бы, дальше уже некуда, постоянно суетилась и много курила. На исхудавшем лице глаза выглядели огромными, как блюдца. Несколько раз она нервно подскакивала, стараясь угодить.

Гарри и мама явно по-детски довольны, что Джонни еще не познакомился с отцом, подумала Элизабет. Гарри даже сказал: «А здорово, парень, что мы первые на тебя посмотрели, верно?» – словно она привела Джонни, чтобы получить их одобрение.

– Джонни еще незнаком с папой, поскольку работает у мистера Ворски, а, как мама написала в письме, папа понятия не имеет, где находится антикварный магазин, – ничуть не смутившись, ответила Элизабет, помолчала и на случай, если кому-нибудь захочется покритиковать отца, добавила: – Вы бы глазам своим не поверили, если бы увидели папу теперь. Он жить не может