Новый Мир ( № 2 2007) - Новый Мир Новый Мир

Веселенькая серенькая обложка сделана в духе соц-арта — изящно отражает название и содержание. Через прорванную советской пентаграммой фотографию счастливых лауреатов Конкурса Чайковского проглядывает иная, где мимо нездешних огней, по ненашей улице с квадратным канализационным люком независимо вышагивает одинокий долговязый подросток Гидон.

Но — обратите внимание — у него нет с собой скрипки! Это книга музыканта, в которой практически отсутствует музыка! “Вокруг” нее — о музыкантах в жизни, о профессиональном быте — сказано много и ярко; как только дело касается авторского понимания и слышания музыки — почти ничего. Замечу, что в своей третьей русской книге — “Обертоны”, выходившей в 2001 году и посвященной почему-то “всем тем, кто ищет тишину”, маэстро подбирается к звукам гораздо ближе (уже слышны призвуки!), но все же его речь смолкает в момент вступления скрипки — “зазвучит музыка и сама все за себя скажет”.

Не тишину хочется слушать у Кремера — а звуки. И, к сожалению, вовсе не все может “объяснить” сама музыка. Скрипач Кремер уникален и необычен — и, значит, понять его крайне трудно. У маэстро Кремера есть редкостный шанс выразить себя в слове именно как музыканта — ведь опыт многолетнего интимнейшего исполнительского переживания звука сочетается в нем с гигантским кругозором, редкостной для творческих людей в наше время ясностью сознания и несомненным литературным талантом. Так что хорошо бы после следующего плавания к уже Южному полюсу (или полета на тогда уже доступную Луну?) родиться и книге о звуках — для “тех из моих друзей, кто с любовью продолжает говорить на русском, нашем общем родном языке”. А таких друзей у Гидона Маркусовича, смею утверждать, очень и очень много. И не только среди сильно поредевшей, но все еще живой общины академических музыкантов, а среди всех тех нас, кто еще помнит эту страшную и чудесную “эпоху перестройки”, затертые кассеты со Шнитке и Губайдулиной и лихорадочное ожидание десяти минут трансляции концерта Сондецкиса и Кремера в самой первой, опальной программе “Взгляд”.

Наталья КУРЧАН.

1 Игра слов по-немецки: leit — главный, Leid — страдание.

2 Премия “Либерти” ( Liberty Prize ) учреждена в 1999 году эмигрантами из России — художником Гришей Брускиным, культурологом Соломоном Волковым и писателем Александром Генисом. Присуждается за вклад в русско-американскую культуру и развитие культурных связей между США и Россией. Спонсорами являются Media Group Continent USA и Американский университет в Москве. Среди лауреатов — писатели В. Аксенов и Вл. Сорокин, поэты Л. Лосев и Л. Рубинштейн, культуролог М. Эпштейн, художник О. Васильев. Г. Кремер — лауреат премии 2005 года.

3 См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4-х томах, т. III. М., 1987, стр. 582 — 583.

КНИЖНАЯ ПОЛКА ВАСИЛИНЫ ОРЛОВОЙ

+ 3

Традиционный фольклор Новгородской области. (Пословицы и поговорки. Загадки. Приметы и поверья. Детский фольклор. Эсхатология. По записям 1963 — 2002 гг.) Составители М. Н. Власова, В. И. Жекулина. СПб., “Тропа Троянова”, 2006, 479 стр.

Современное устное народное творчество Новгородчины — область интереса исследователей, работавших над книгой. На протяжении сорока лет специалисты ИРЛИ РАН (Пушкинского Дома) собирали материалы. Некоторая часть их опубликована в сборнике, многое — впервые. Пословицы, поговорки, скороговорки, “молчалки”, загадки, игры, приметы, поверья, обычаи, былички, приговоры, обереги… Отдельным разделом — детский фольклор, демонстрирующий поразительную устойчивость: от поколения к поколению “заклички”, считалки и особенно обширный корпус дразнилок, в том числе “ответы в рифму”, “поддёвки”, переходят практически в неизменном виде. Детский-взрослый фольклор — колыбельные, среди которых есть “народные”, а есть “с включением литературных и прочих мотивов”, пестушки, потешки, прибаутки — не менее устойчив. “Из истории Новгородского фольклора”: пословицы из собрания Владимира Даля, “Простонародный календарь, или Заметки старины о некоторых праздниках и днях святых, сохранившиеся между жителями Валдайского уезда и частью Боровичского”, “Страхи Божьи!” и так далее. Есть в книге и комментарии, и словарь диалектных и устаревших слов и выражений — все, что должно быть в научном труде.

Подробнее хотелось бы остановиться на части “Крестьянская эсхатология, история”. В этом разделе представлены труды собирателей А. Л. Григорьевой — “Фольклор Новой Руссы”, С. А. Штыркова — “Рассказы об осквернении святынь”, А. А. Панченко — “Эсхатологические рассказы”. Раздел очень интересный, обнаруживающий в народном традиционном сознании переосмысления всякого рода результатов научно-технического, как некогда сказали бы, прогресса, а теперь, как гласит реклама, — “достижений передовых технологий”. “У какого-то умного человека написана она, эта Библия. И написана была так, что… вот оно как раз и сбылось, оно так и есть. Что вот белый свет, мол, паутинами обтянут бу<дет>. Вот — проводам отянули”. Эти бесхитростные рассказы (которые я не могу воспринимать иначе как материал для дальнейшей обработки, возможно, для прозы, хотя они исключительно ценны и сами по себе) — часто обрастающие деталями современности вечные сюжеты: “Когда силоску делали — бульдозером кости выпахивали. Большие такие. Большие… Видать, люди большие были. А еще моя прабабушка рассказывала, там церковь была. Она под землю ушла”. Под землю — или в озеро: “Водолазы искали — до дна не дошли”.

Рассказы о святотатствах в народном воспроизведении строятся на типизированных, обобщенных сюжетах: кощунник испытывает противодействие своему намерению, а совершая свое ужасное дело, получает чудесное воздаяние — и даже когда смерть, болезнь, сумасшествие или иная беда пристигает его спустя длительное время, рассказчик все равно соотносит несчастье с поступком. С. А. Штырков пишет: “Если говорить о нарративных схемах, то <...> с преступником происходит то же, что он совершил со святыней; „карается” тот член тела, которым было совершено преступление”. И продолжает: “Мемораты о наказании деревенских святотатцев практически всегда пронизаны морализаторским пафосом <…>. Если Бог не наказывает кощунника, то подобный рассказ не может состояться”. Также исследователь отмечает, что эсхатологические настроения, присущие рассказам о святотатствах 1930-х годов, в рассказах о современных преступлениях против святынь встречаются редко. Впрочем, следя по тексту свидетельств, сразу обращаешь внимание на наводящие вопросы собирателя, скорее всего ненужные: “А не рассказывали, что карало тех людей, которые иконы жгли, колокола сбрасывали?” Впрочем, это не отменяет добросовестности и тщательности проделанной экспедиционерами работы.

Написала “экспедиционерами” и подумала, что действительно мы часто выбираемся “в Россию” как марсианские разведчики, с антеннами в головах, если не на экскурсию, то в экспедицию. Филолог — это филолог, и пусть он говорит о нарративных схемах, как то приличествует его профессии. Есть также некая особая правда в том, что, как упреждает “Текстологическая справка”, “магнитофонные расшифровки публикуются без правки, с минимальным вмешательством, обусловленным общими принципами подачи текстов, которые приняты для сборников подобного типа. В текстах сохранены: ёканье, еканье, оканье, аканье, яканье; наддиалектные формы произношения”. Я не знаю в точности, что такое “наддиалектные формы произношения”, но эти чарующие слова преисполняют душу чувством суеверного уважения. В тексте сохраняются даже “слова-паразиты”, а исключаются фактически лишь “явные дефекты записи”. Это здорово, но я бы с обостренным интересом почитала все это, обобщенное писателем, усиленное до романной формы.

Такая книга, как и все подобные книги — о них, к сожалению, информации бывает меньше, чем хотелось бы, — расширяет наше представление о мире, в котором мы обитаем, и о самих себе.

Будь верен до смерти. Судьбы Православия в Османской империи XV — XX вв. Сборник. Составители инок Андрей Шестаков, Александра Никифорова. М., Издательство Сретенского монастыря, 2005, 272 стр.

Книга — агиографическая: когда, во второй половине XV века, православные государства и народы в Малой Азии и на Балканах были завоеваны турками, в землях Османской империи просияло множество святых. Книга о судьбах тайных христиан Македонии, Константинополя, Кипра, Сербии, Болгарии в годы турецкого владычества и после освобождения, уже в XX веке, составлена из уникальных материалов, которые впервые публикуются на русском языке. Сборник снабжен словарем “греческих, славянских, турецких слов и исторических понятий”, работа оказалась возможна благодаря усилиям многих людей, предоставивших для нее материалы. Ислам на покоренных территориях заставляли принимать насильно. Известно, что “обратиться” очень просто, достаточно одной ритуальной фразы, сакральной формулы. Порой произнесение таких формул христианам приписывалось, и если они этого не подтверждали, то либо подвергались исправительному наказанию, либо бывали казнены — в соответствии с законом. Дома христиан отмечались особыми знаками, чтобы ненароком мусульманин не призвал на это жилище Господне благословение. Христиане переживали великие гонения, и на пути сохранения своей веры у них был выбор: либо явное признание себя мусульманами и тайное христианство, либо мученичество — удел избранных. “Многие, не в силах перенести раздвоенности, шли на исповедничество, как митрополит Монгленский Иоанн, который по прошествии нескольких лет после исламизации епархии, в час, когда „благоверные мусульмане поклонялись Мухаммеду”, вошел в мечеть, где он сам теперь служил ходжой, сотворил крестное знамение и начал читать: „Единый истинный Бог, Сын Его Единородный Христос…” Не успел он закончить, как был растерзан толпой”.