До мозга костей (ЛП) - Вульф Триша

Джек наклоняется и нажимает пальцем под самой нижней полкой, ожидая, пока тихий сигнал подтвердит его прикосновение. Книжный шкаф открывается и отодвигается от стены, проливая свет на узкий винный погреб с ромбовидными полками, заставленными бутылками.

— Ты собираешься добавлять мои биометрические данные? — спрашиваю я, пока Джек идет в конец комнаты и находит ещё один датчик, спрятанный под рамкой шкафа в дальней стене. Ещё один тихий цифровой сигнал, еще одна полка распахивается, открывая потайную дверь. — Мне кажется, я должна иметь доступ хотя бы к запасам вина.

— Зная тебя, ты найдешь способ войти без моего разрешения, — отвечает Джек, отпирая железную дверь.

— Не могу не отметить, что это не совсем ответ на мой вопрос, доктор Соренсен.

Он лишь бросает мне короткую улыбку, после чего щелкает выключатель и жестом приглашает меня войти внутрь.

Трофейная комната Джека — первая комната в доме, где я могу получить истинное представление о нем. Даже оранжерея больше похожа на окно, которое позволяет мне лишь заглянуть в его мысли обо мне. Но комната трофеев — это всё равно, что открыть дверь в его душу.

Комната длинная и узкая, у одной стены стоит старый диван, его потертая обивка покрыта покрывалами и несочетаемыми подушками, которые каким-то образом всё ещё смотрятся гармонично вместе. Помимо цветов, здесь я впервые замечаю какой-либо цвет и узор, хотя тона по-прежнему темные. Напротив дивана и примыкающих к нему прикроватных тумбочек стоит стол и книжная полка, на которой хранятся тексты с аннотациями и ряд папок. В конце комнаты — небольшой стеллаж для хранения, а рядом с ним — запертая стальная дверь, от её неумолимой поверхности исходит холод.

И повсюду на стенах рисунки Джека.

Карандашом. Углем. Наброски плоти, содранной с костей, — стиль клинический, но вызывающий воспоминания. Некоторые из них — бедренные кости, каждая — уникальная проработка отдельных черт. Блеск гладкой поверхности коленной чашечки. Крошечные полосы на межлопаточной линии возле шейки кости. Другие — ключицы, или нижние челюсти, или малоберцовые кости. Но наиболее распространенными являются подъязычные кости. Красивые и нежные, изображенные под разными углами. Неглубокие впадины на её теле. Малые рога, соединяющие свободно подвешенную кость с шиловидно-подъязычной мышцей. А рядом с набросками — сами кости, хранящиеся в закрытых стеклянных витринах.

Я не тороплюсь, рассмастривая практически каждую из них, сравнивая сходства и различия между набросками и оригиналом. Иногда рисунки являются точным отображением. В других случаях кажется, что Джек рисовал с другой модели.

— Ты рисуешь их перед убийством, не так ли. Вот почему они не всегда похожи, — говорю я, наклоняясь ближе, чтобы рассмотреть одну кость и её нарисованную пару, которые заметно не совпадают.

— Да, — говорит Джек, останавливаясь рядом со мной. Он наклоняет свой бокал к витрине, лед внутри звякает о металл. — Я был удивлен, что они оказались настолько разными.

— Не больше, чем человек, у которого ты её забрал, я уверена, — говорю я с усмешкой, прежде чем отвернуться.

Я иду к стальной двери, с каждым шагом оценивая искусство и трофеи Джека. Замечаю один набросок, приклеенный к стене, который не похож на другие, и сразу же узнаю обстановку. Это моя квартира, где мы убили Себастьяна. На рисунке я сплю на диване, что и произошло после того, как мы провели уборку, а Джек отправился забирать машину со стоянки возле клуба, чтобы перевезти тело через границу штата. Однако на рисунке Джека на мне нет одежды, хотя я знаю, что перед сном переоделась в треники и майку и ждала, когда он вернется и заберет Себастьяна. Я помню, как проснулась и обнаружила, что Джек уже вернулся в мою гостиную и наблюдал за мной темным, нечитаемым взглядом, который, как я думала, был больше связан с холодным телом на полу между нами, чем со мной.

Возможно, я ошибалась.

Мне хочется озвучить свои вопросы о том, почему рисунок не совпадает с реальностью, но Джек уводит меня от наброска к моей истинной цели, моему желанному месту назначения.

К холодной стальной двери.

Мой пульс учащается в предвкушении. Я не хочу просто увидеть тщательно сохраненные последствия его преступлений. Я хочу увидеть место, где Джек теряет своё самообладание, хочу стоять в комнате, где ангел смерти вырывается из своих хрупких оков.

Стою рядом с запертой дверью и поворачиваюсь к Джеку лицом, мои брови приподнимаются, в то время как он долго смотрит на меня, прежде чем подойти и достать ключ из кармана. Он едва смотрит на защелку, пока отпирает её, не сводя глаз с меня. Глубоко и нерешительно вздохнув, он отпирает дверь и придерживает её, чтобы я могла шагнуть в поток холодного воздуха.

Пять бетонных ступенек спускаются в квадратную комнату, стены которой от пола до потолка обшиты белыми ПВХ-панелями. Она очень похожа на медицинский кабинет, с полками из нержавеющей стали, стеллажами и столами на колесиках. В одном углу комнаты стоит капельница. На одной полке стоит ряд пузырьков с лекарствами, рядом с ним — поднос со шприцами. На одном из передвижных столиков разложены скальпели, реберные ножницы и зубчатые щипцы. В воздухе витает слабый запах хлорки. В глаза бросается голубой цвет — ваза с маками, стоящая на столешнице возле глубокой раковины из нержавеющей стали.

А в центре комнаты — каталка с тонкой черной обивкой и фиксаторами, свисающими с откидных боковых поручней.

Я осушаю свою свой стакан с текилой одним глотком, прежде чем повернуться лицом к Джеку. Он неподвижно стоит на нижней ступеньке, одной рукой сжимая бокал слишком крепко для его беспечной позы, а другой — поворачивая зажигалку в кармане.

— Итак, — говорю я, моё дыхание вылетает облачком пара, когда я ставлю стакан на стойку и неторопливо подхожу ближе, проводя пальцем по матрасу каталки, пока медленно приближаюсь к нему. — Вот где происходит волшебство.

Недоверие проскальзывает в глазах Джека, когда я останавливаюсь достаточно близко, чтобы почувствовать тепло его тела сквозь одежду. Но холодный воздух всё равно проникает внутрь, и в тот момент, когда по моему телу пробегает легкая дрожь, его взгляд скользит по мне – по губам, горлу, груди, и вновь возвращается к губам. Он задерживается на них, словно его к ним приклеили, даже когда я забираю напиток из его рук.

— Почему у меня такое чувство, что мне стоит опасаться за свою жизнь? — спрашивает он.

Я продолжаю держать бокал Джека, а другую ладонь кладу на его