Вирт - Джефф Нун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Послушайте... что я могу... – Генерал Нюхач поднялся из-за стола и протянул мне бумажную салфетку. Не знаю уж, как я выглядел, но Генерал даже забыл о своем порошке и дошел ко мне. – Господи, там у вас на спине... столько порезов... дайте я...
– Все в порядке, Генерал. Я хотел бы увидеть Кота.
– Сию секунду, сэр.
Я начал отрубаться.
Но дверь в офис уже открылась.
И Кот Игрун уже ждал меня.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Сейчас, всегда
«И иногда, иногда...»
ЖИЗНЬ ПОЛНА СЮРПРИЗОВ
Карта дурака приколота к стене, прямо напротив меня. Серебряное перо заняло свое место в шкафчике Кота.
В этой комнате – тысячи вещей, и я просто одна из них; живу среди предметов и подарков. Пишу все это на стареньком текстовом процессоре; безнадежная перекачка за какое-то безмазовое перо.
Кот сидит в своем кресле, попивая вин – трудится над выпуском на следующую неделю. Он любит писать древней ручкой с чернилами; будущее вместе с прошлым.
Мне теперь сорок один. Но чувствую я себя лет этак на двадцать пять. Выгляжу на столько же. Существование в Вирте действительно замедляет старение. Бог его знает, сколько лет Коту Игруну. Он выглядит не по возрасту, где-то на пятьдесят. На моложавые пятьдесят.
Двадцать лет.
Минуло двадцать лет с того дня, как Мэнди впервые вышла из того круглосуточного «Вирта на любой вкус». Сохранились ли там у них подобные заведения? Я не привязан к той жизни. Реальной жизни. Разумеется, Кот время от времени кое-что мне рассказывает. Всякие истории. Например, о том, как Дез и Твинкль снимают где-то дом. С ребенком. Все правильно. Дез была беременна, когда она выбралась из Желтого. Беременна пять часов. Кот Игрун утверждает, что это – мой ребенок, зачатый между Виртом и реалом; что Дездемона была внутри Синдерс, когда мы занимались любовью, не предохраняясь, на Католической постели. Я не знаю, возможно ли такое. Я не знаю, что возможно, а что нет. Кот утверждает, что такое случилось впервые: обрюхатить одну женщину, пока занимаешься любовью с другой. Он считает, что получилось очень даже неплохо – для чувака, который всегда был слишком хорош с женщинами в постели.
Я не знаю.
Дас Убердог теперь постарел, как стареют песиголовцы; он очень поднялся в музыкальной индустрии, сотрудничая с Динго Клыком. Бриджит, похоже, исчезла совсем. Кот не смог разыскать никаких следов. Она где-то там, ждеть своего часа. Синдерс и Барни разошлись. Я не знаю, где теперь повар. Синдерс слишком стара, чтобы играть в порно-перьях, так что я ее не видел уже давно. Возможно, я должен выяснить, где она, чем занимается. Кот несколько раз брал меня с собой вниз, через дверь номер пять. Мы провели там несколько часов, просто шатались тайком, невидимые, в поисках историй. Кот это любит. Я не знаю... Меня это все не особенно привлекало, все эти «фото без лести»; я себя чувствовал, словно призрак.
Иногда я прошу Генерала Нюхача дать мне доступ к двери; голубой или черной. Просто там объявилась эта новая актриса. Ее перо называется Краска Стыда. Ей двадцать лет, она замечательно делает свое дело, и внешне очень похожа на Дездемону; и чуть-чуть – на меня. Она обязательно станет знаменитой.
Я не знаю. Я просто не знаю.
Иногда я прохожу сквозь третью дверь, в Розовый мир. Просто, чтобы избавиться от некоторых ощущений и чувств. То же самое делает и Кот Игрун. Он посещает те перья, которые связаны с мальчиками и матросами. Возможно, я должен был это понять давным-давно. Мне он не докучает. Обращается со мной как с братом.
Возможно, он теперь знает; я всегда буду ждать.
Иногда я удивляюсь тому, почему он держит меня здесь. Разумеется, я помогаю ему в работе над журналом, иногда пишу рецензии, копируя его стиль. Мне кажется, он меня учит чему-то.
Что еще?
Ничего не известно про Карли. Мне нравится думать, что она годами скиталась по улицам, с той сворой, и погибла, в конце концов, в каком-то отчаянном мероприятии. Это хорошая история.
И иногда, иногда...
Я открываю какую-нибудь голубую или черную дверь, и эта женщина приближается ко мне, ведомая тем же пером. У нее самые прекрасные глаза на свете, и татуировка дракона – на левом предплечье. Мы немного играем, ведем игру вместе, как два эксперта, всегда выигрывая, никогда не проигрывая. Ей тридцать девять. Мне – двадцать пять. Случается это нечасто. Я так думаю, что ей это уже неприятно – видимо, сказывается разница в возрасте, которая растет с каждым годом.
Кот говорит, что у нее теперь новый мужчина, там – в реальном мире. Все в порядке. Я могу с этим смириться.
Ее раны зажили; так же, как и мои.
Наверное, я всегда любил Дездемону больше, чем она любила меня. Вот почему ее пребывание здесь стало бы предательством, предательством жизни.
Что еще?
Кот все-таки сделал перо Наглых Драйверов. Это тяжелое Желтое, и деньги, которые мы за него получали, оказались очень даже кстати – чтобы время от времени подкупать Генерала, позволявшего мне проходить сквозь двери, проходить сквозь которые мне, по идее, не полагалось.
Именно Кот убедил меня написать эти воспоминания. Я еще даже не знаю, как их назвать. Разумеется, не «Наглые Драйверы». Может быть, я назову их своим именем. Или именем того, кто я есть. Кем я стал.
Может быть, вы их читаете прямо сейчас.
Или, может, играетесь с этим пером.
Или, может быть, вы уже в пере, и вам представляется, что вы читаете этот роман, и вы даже не осознаете...
Ладно, неважно.
Игра скоро закончится.
Еще мгновение...
И все закончится.
СТАРАЯ ЛЕДИ
Пару часов назад Кот Игрун взял меня с собой на встречу с Генералом Нюхачом, и мы вызвали дверь номер восемь.
А ЭТО НЕ БЕЗРАССУДСТВО, СЭР?
– Я думаю, нет. Просто пропусти нас.
ТОЛЬКО ВНАЧАЛЕ МНЕ НАДО... ТАК... ЕСТЬ...
Мы оказались в огромной спальне. Комната погружена во мрак. Не видно вообще ничего.
– Пусть глаза привыкнут, – прошептал Кот.
И я ждал. Это заняло минуту-две. Но даже когда глаза привыкли к сумраку, я различил только слабый пурпурный блеск этого мира. Вокруг постели темнели какие-то очертания, но они были слишком в тени; более-менее ясно была видна только сама кровать. Большая кровать с пологом на четырех столбиках в старом стиле, с пожелтевшими простынями, и вся покрытая пылью. В кровати кто-то лежал, закутавшись в покрывало. Я придвинулся ближе и разглядел лицо на подушках. Старая, очень старая леди; лицо– все в морщинах.
– Это Мисс Хобарт? – спросил я.
– Осторожнее. Мы не должны ее разбудить.
И я прошептал еле слышно:
– А сколько ей лет?
– Очень много.
Я не мог отвести от нее взгляда, и когда она заговорила, это было лишь легкое дуновение у меня в сознании.
– Добрый вечер, уважаемый сэр.
Ее лицо не двигалось; ее губы, ее закрытые глаза, ее покрытый морщинами лоб – все погружено в тишину. Кот осторожно прикоснулся к моей руке. И я так же тихо сказал ей:
– Добрый вечер... Мисс Хобарт.
Ее лицо, как бы сотканное из теней. Ее дыхание, ускользающее от меня.
– Это будет твоя работа, Скриббл. Когда меня не станет.
Я поглядел на Кота Игруна, но его было почти не видно.
– Что ты имеешь в виду, что тебя не станет?
– Ничто не вечно.
– Даже в Вирте?
– Даже в Вирте.
– И что я должен буду делать?
– Следить, чтобы она не проснулась. Еще не время.
– А что будет, если она проснется?
– Мы все там, Скриббл. У нее в голове, у мисс Хобарт. Весь Вирт. Понимаешь?
– Да, я понимаю.
– Так что ты не шуми. Не шуми.
– Не буду.
Не буду.
... молодой паренек вынимает перо изо рта.
