Восточные сюжеты - Чингиз Гасан оглы Гусейнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гумматов молча закончил составление протокола, прерванное приходом Хасая:
«…Братья Ага и Гейбат Бахтияровы учинили противозаконную расправу над племянником, сыном своей сестры Магомедом Байрамовым, а последний, в свою очередь, позвал на помощь дружков из бригады, которые, а именно: Дашдемир Гамбар-оглы, Арам Аллахвердян, Сергей Анисимов, Расим Гамзаев и Селим Аждаров, учинили недозволенный дебош, избили инвалидов войны, вышеупомянутых братьев Бахтияровых…» Милиция просила, в частности, нефтепромысловое управление «принять меры общественного воздействия на членов бригады коммунистического труда вплоть до лишения их (хотел премии, да раздумал) в порядке наказания этого высокого звания». Прочел, подумал и между «порядком» и «наказанием» вставил еще слово: «временного»; еще раз перечитал и остался доволен протоколом — и палочка, как говорится, цела, и шашлык не сгорел.
Дядей отпустили. Куда идти? Ясно, куда, на работу. Дня два не будут людям на глаза показываться, помощники и у того, и у другого есть. Потом, задержав немного, выпустили Мамиша и его товарищей.
И тут вдруг Саттар.
— Арам?!
Смотрит, а рядом Мамиш.
— А, и вы здесь…
Мамиш удивлен: откуда Саттар Арама знает? Арам мнется, неудобно, дойдет до Христофора, невесте потом объясняй.
— Да вот дрались… Сам узнаешь!.. — и быстро уводит ребят, а Мамиш уходить не хочет. Стоят, смотрят друг на друга.
— Ну вот, мы еще раз с вами встретились. Не рады?
Какая уж, к черту, радость? Но почему-то повеяло на Мамиша таким теплом, будто знает он Саттара давным-давно.
— Мамиш, чего ж ты? — нетерпеливо зовет его Селим.
— Надо идти.
А Саттар Мамиша не задерживает. Только руку ему крепко-крепко жмет.
— Я думаю, это у нас не последняя встреча… Нет, нет, я вовсе не о деле!
Непременно!..
Ребята ушли, а Саттар — в милицию; он уходил по заданию и снова что-то важное мимо прошло. Читает протокол, другим следователем составленный, и ничего понять не может: за что они Мамиша? Поди, свяжи то и это дело; случайность? «Мамиш, Мамиш…» У Саттара последнее время часто так, с опозданием; так и жизнь пройдет, ничего толком не сделаешь.
Арам торопит ребят. А куда им спешить?.. Да и Гая не может идти так по улице, тенниска разорвана; он одевает рубашку Расима, Расим остается в шелковой майке, которая вполне может сойти за безрукавку.
Что же дальше? Ребята молчат.
— Так нам и надо, дуракам! — Это только Гая мог за всех. — Хорошо ты нам отплатил, молодец!
покричи, покричи, полегчает.
— Вы меня спасли, не будь вас… Не надо сердиться, Гая.
— Ну и учудил ты, Мамиш! — Такой поворот, чисто сергеевский, Мамиш приемлет.
много чего ты понимаешь.
— Чего-чего, а этого, — Арам не может успокоиться, давно не был в такой передряге, да еще в милицию попал, — я от тебя не ожидал!
а чего ожидал, и сам не знаешь.
— Я и сам не пойму, как вышло.
— Ах дураки!
— Что, сами теперь будем драться? Тут поблизости, во дворе мечети, можем побоксовать!
— Да, а как шашлык? — решил Селим их как-то отвлечь.
— Без меня! — отрезал Арам.
— И без меня! — сказал Сергей.
— Тогда и я. — Расим.
— Ну нет! Чтоб еще и шашлык пропадал!.. — та же злость в глазах, но сдерживается Гая, и не поймешь, в гости зовет или задание какое дает.
А в Бузовнах второй костер прогорел и Полад дважды бегал на станцию. Третий разожгли. Как все мясо упрячешь в холодильник? Из того, что не вошло в холодильник, можно по шампуру на каждого, вот и стали жарить. Ждали пятерых, а их шестеро на микроавтобусе прикатило. И пришлось остывший костер снова разжигать, Полад это любит.
Шестым был Али-Алик, а с ним и НОВАЯ ГЛАВА — рассказ о том, как Мамиш и его товарищи ловят машину, чтоб поехать в Бузовны, и встречают на углу Коммунистической и Полухина только что возвратившегося из далекой поездки Али, который уже побывал в угловом доме, но ни Мамиша, ни Хуснийэ-ханум не застал, не торчать же у ворот, зашагал к центру, и навстречу Мамиш; бросился на него, обнял, не отпускает, о Гюльбале думает; и кажется ему, что и Мамиш осиротел, они же всегда вместе, и братья, и друзья. Невозможно поверить, что нет Гюльбалы. Чего он только не перевидел, не перечувствовал за это время; оба взволнованы, замерли, единые в своем горе. Об Али знал лишь Гая, как-то Мамиш ему рассказал. И Гая, и ребята смотрят, терпеливо ждут.
«Вот письмо тебе от матери». До письма ли Мамишу? Сложил и в карман. У Али какое-то лицо незнакомое. Али не Али, другой человек словно. «Ну?» Молчит, глаза подернуты влагой. «Говори же!»
— Нашел.
— Быть не может! Как это нашел!
— Вот так и нашел! До самого Оймякона доехал!
— А где это? — спросил Расим.
— На Индигирке.
— Полюс холода. — Арам все знает.
— Рассказывай.
У Али глаза были раньше какие-то вялые, а теперь внутри что-то вспыхивает.
— Говори же!
— Вернулся, чтобы переехать. Навсегда.
— А как же мы?! — «Бегут, бегут из углового дома… Некогда мощный корабль!.. И Гюльбала, и Тукезбан, и Али…» — Разбегаетесь?
— Что это ты? — не понял Али.
с тонущего корабля?!
Притормозил микроавтобус: «Подвезти?» А потом, когда влезли, говорит им:
— Вижу, все такси мимо — компания большая, а ехать вам куда-то надо, вот и развернулся, думаю, всех возьму.
— Говори же!
— Сразу узнала меня. Столпились вокруг муж ее, дети, это же мои братья, сестра, представляешь себе!
В микроавтобусе трясло, шофер гнал, чтоб успеть и по своим делам.
— Если бы не Хуснийэ!..
— Ну да, что-что, а это она очень даже умеет! — соглашается Мамиш.
а Гюльбала? а моя мать? что же ты о них не скажешь?
— И к матери во мне что-то проснулось будто. Не сказал никто, а я почувствовал, что это она.
