Зияющие высоты - Александр Зиновьев

Казалось бы, что в силу исключительно важной роли идеологии в обществе она должна быть сделана наилучшим образом с профессиональной точки зрения. Однако именно с этой точки зрения она являет наиболее жалкое зрелище. Случайно ли это?

СТАТЬЯ КИСА

Полистав книгу Клеветника, Кис обозвал Клеветника мерзавцем и начал перефразировать мысли Клеветника применительно к требованиям Журнала, приписывая Клеветнику подходящие нелепости и с блеском опровергая их аргументами, взятыми из тех же книги. Статьей Киса занялся сам Претендент, попросив по-дружески Неврастеника ее отредактировать. Неврастеник сказал, что статья дерьмо, но отредактировать взялся. Он сдал в Журнал свою статью, публикация ее нужна была ему до зарезу (скоро переизбрание, а публикаций почти нет!). Отказ автоматически вел к тому, что его статью снимали из номера. Статья Киса получилась довольно приличная, и Кису она понравилась.

Окрыленный успехом. Кис задумал монографию о борьбе идей в нашу эпоху. К нему присоединился Мыслитель. Для большей уверенности тайно от Претендента пригласили в соавторы Секретаря. Во-первых, сказал Мыслитель, книга наверняка пройдет. Во-вторых, к нам никто потом не придерется. В-третьих, наверняка получим гонорар. В-четвертых, Секретарь кретин, ничего не поймет, и мы проведем свои идеи. Монографию включили в план. Под будущий гонорар Мыслитель взял в долг у Социолога крупную сумму, купил на нее икону для одной из своих знакомых неопределенной национальности и, намазав икону красной икрой из открывшегося для него закрытого буфета, подарил ее другой знакомой из одного посольства. Они не подумали только об одном. Секретарь сам для себя в жизни не написал на строчки. За него всегда писали другие. Мыслитель по производительности уступал даже Кису, а Кис мог вы давить из себя от силы статейку в год. Выход из положения нашел, однако, сам Секретарь. Он предложил принять за основу его старую книгу, написанную еще при Хозяине, и переработать ее с учетом новых установок. Вот влип в пакостную историю, говорил Мыслитель на вечере у Социолога. Вызвали нас с Кисом в Отделение и обязали работать с Секретарем над темой "Борьба идей". Отличную книгу можно сделать, сказала Супруга. Секретарь тут лишь для проформы, его можно в расчет не принимать. Кстати, сказал Кис Мыслителю, от Клеветника остались какие-то бумаги для второй части его книги. Дребедень, конечно. Но взглянуть не мешает...

ИСТОРИЧЕСКАЯ ОЦЕНКА

Жизнь ибанского мыслящего интеллигента - это, прежде всего и главным образом, разговор. А разговор - бессистемный и безрезультатный спор. Исторические явления надо оценивать по их последствиям, кричит Ученый. Можно, кричит Болтун. Но почему "надо"? Разве невозможен иной подход? А что вы называете историческим явлением? Наш разговор сейчас есть историческое явление? А поездка Заместителя в район Ларька? А речь Заведующего? А выступление Правдеца? А какими способами вы устанавливаете причинно-следственные отношения? Почему вы считаете сам факт революции причиной террора? Почему вы считаете коллективизацию причиной голода? Что вы имеете в виду, говоря здесь о причинах? Поймите же, в конце концов, что все слова, которые вы употребляете, стали бессмысленными. Чтобы наши разговоры приобрели хотя бы первоначальный ориентировочный смысл, надо выполнить, по крайней мере, такие условия. Описать стандартные способы, с помощью которых устанавливается (и даже измеряется!) характер и сила (степень) влияния данного события на людей. Различить влияние события на современников и в последующей истории. Для этого надо точно установить временные границы того, что считается современным данному событию. Надо также установить временные рамки того, что считается последующим историческим периодом. Этот период не все время после времени современников. Если приняты определенные способы выяснения влияния событий на жизнь людей, то начиная с некоторого времени после данного события этими способами получить проверяемые утверждения нельзя. Наконец, надо иметь в виду, что оценки события для современников и для последующей истории не совпадают. Великое для современников событие может иметь незначительные исторические последствия. Между этими оценками есть зависимость. Если все понятия точно определены, и установлены способы измерения влияния исторических событий на людей, то можно чисто дедуктивно вывести из этого базиса некоторые общие следствия. Например, если событие социально незначимо для современников, оно не может быть социально значимым в истории. Случаи, когда кажется, что событие прошлого вдруг приобретает значение в последующей истории, суть результат смешения понятий и фактов. На самом деле, тут происходит иное. На самом деле, современные события, имеющие социальное значение, ассоциируются с событиями прошлого по тем или иным причинам, и значимость их приписывается событиям прошлого. Прошлые события лишь дают какой-то материал для работы воображения, фразеологии и т.п. Значимость события в истории не может превышать его значимости для современников не в силу каких-то объективных законов, а в силу принятых языковых правил рассуждения об этих событиях. Чтобы событие стало значительным для истории, оно должно быть предварительно значительным для современников. Эти чисто языковые соотношения затемняются еще тем, что очень часто о значительных для современников событиях не говорят публично, не печатают в газетах и т.д. Например, что вы читали о выступлении Правдеца? А видели ли вы сегодня хотя бы одну газету без портрета Заведующего и без описания его поездки в район Ларька? А что произвело более серьезное впечатление на ибанцев? Поездка? Да она не произвела никакого впечатления. О ней не то, что забыли. Ее даже не увидели, хотя и смотрели.

После речи Болтуна опять начался гвалт. Все в один голос закричали, что Болтун ошибается. О чем же можно говорить с другими, если даже вы не понимаете того, что понятие ошибки неприменимо к моим словам. Ошибаться может лишь утверждающий. А я говорил лишь о соглашениях, без которых невозможно утверждать, и ничего еще не утверждал.

ВЫХОДИ СТРОИТЬСЯ

Я всю жизнь живу с таким ощущением, говорит Болтун, будто вот-вот раздастся команда "Выходи строиться!", и я выбегу, встану в строй и зашагаю туда, куда прикажут, Я понимаю это, говорит Клеветник. Я всю жизнь живу с таким ощущением, будто вот-вот раздастся стук в дверь, мне скажут "Собирайтесь!", и я пойду туда, куда меня поведут. От прошлого надо очищаться покаянием, говорит Посетитель. Каяться должны грешники, говорит Болтун. А как очиститься от будущего, спрашивает Клеветник. Гнетет не прошлое, а ожидание неизбежного. Покориться, говорит Посетитель. Все равно осталось немного. Потерпите немного, и все кончится. И не будет ничего, А Ничто не страдает. И не имеет проблем. А я живу с таким ощущением, говорит Мазила, будто мне давно уже говорят и говорят "Пшел вон!".

КРЫСЫ

Болтун решил сам проделать такой эксперимент. Выдумать абстрактную схему, исходя из некоторых взятых из книги предпосылок, и посмотреть затем, что по этим вопросам написано в книге. Итак, сказал Болтун себе, начинаем. Крысарий есть замкнутое в силу какой-то необходимости скопление крыс, обреченных на длительное совместное существование. Либо это скопление остается хаотичным, и тогда оно погибает вследствие взаимоистребления. Нетрудно даже подсчитать, когда это произойдет, Либо оно как-то упорядочивается. Раз оно существует, размножается и с какой-то точки зрения процветает (средний вес крысы, кстати сказать, увеличился; удлинились хвосты; увеличились клыки и когти; стала глаже шерсть), значит упорядоченность достигнута. Но за счет чего? Крысарий автономен. Никакого внешнего давления на этот счет нет. Вещи и пища неподвижны. Единственное, что обеспечивает порядок, сами крысы. Все они систему порядка организовать не могут, ибо это и будет хаос. Следовательно, разделение функций: упорядочивающие и упорядочиваемые. Это лишь начало системы. Упорядочивающих много. Можно подсчитать минимальное их число, исходя из некоторого соотношения числа членов первичных групп. Они, в свою очередь, образуют иерархическую систему групп и лидеров.

Развив таким образом гипотетическую систему, Болтун начал читать соответствующее место книги и вскоре убедился, что был прав. И он тоже был потрясен, но не тем, о чем писали авторы книги, а тем, с какой точностью и детальностью он предсказал результаты эмпирических наблюдений. По всей вероятности, думал он, люди обычно достаточно точно предсказывают общие контуры социальных явлений, но никогда не верят в свои предсказания, и потому кажется, что они не способны постигнуть сложность бытия. Людям надо вернуть утраченную веру в свой собственный разум - одно из непременных условий социального прогресса общества. Любопытно, что современная наука разрушает эту веру, что бы ни болтали в пользу противоположного мнения. Вера в разум не есть явление в сфере науки. Это вера, т.е. самый основной элемент идеологии. Официальная идеология, стремясь казаться научной, разрушает основу основ человеческого в человеческой истории - веру в свой собственный разум.