Эффект Геллера - Ури Геллер

В феврале 1985 года я уехал из Израиля, предельно изможденный, как физически, так и душевно. Это было, наверное, самое изнурительное турне в моей жизни. И я даже дал клятву, что никогда больше не соглашусь на такую насыщенную программу. Но, несмотря на все это, мне, конечно, было очень приятно, что меня так тепло принимали дома, что мне удалось помириться со многими людьми, с которыми в свое время развела меня судьба.

Жизнь полна совпадений, и, похоже, чаще всего они подстерегают меня в аэропортах и самолетах.

Я стоял в зале ожидания в аэропорту Тель-Авива, когда заметил смотрящего на меня и улыбающегося мужчину примерно моего возраста. Я сперва подумал, что он просто узнал меня по выступлениям, и вежливо кивнул ему головой. Тут нас позвали на посадку, и вскоре мы уже взлетали. Едва погасла надпись: «Пристегните ремни!» — я вдруг почувствовал легкий шлепок по плечу. Обернувшись, я увидел того мужчину из зала ожидания, сидевшего, как теперь выяснилось, прямо сзади меня.

Ури, — обратился он ко мне. — Посмотри на меня внимательно. Не узнаешь?

Да, я видел вас в аэропорту, — сказал я.

— Еще раз посмотри, ну, неужели ты не помнишь меня?

Лицо его казалось мне смутно знакомым, но я по-прежнему терялся в догадках.

Если бы не я, ты не летел бы сейчас на самолете.

Что вы имеете в виду?

Неужели ты не помнишь, как ты едва не утонул, когда тебе было десять лет?

Ави! — воскликнул я. — Ну, конечно, теперь я тебя вспомнил!

Я тогда учился в киббуце в Хадзоре неподалеку от Ашдода и однажды вместе с другими ребятишками пошел купаться на море. Я тогда почти не умел плавать и, конечно, понятия не имел, какое сильное там подводное течение и что делать, если вдруг попадешь в него. Так со мной и произошло. Я так испугался, что в ужасе вцепился в парня, который был ко мне ближе всех. Это и был Ави. Я едва не утащил его за собой вниз. Но, к счастью, он оказался сильнее меня и был хорошим пловцом. Ему удалось вытащить меня на пляж. И он, разумеется, был прав, говоря, что я вряд ли сейчас летел бы на самолете или еще на чем бы то ни было, если бы не он.

Мы с ним вспомнили детство, общих друзей и, прощаясь в аэропорту Хитроу, договорились не терять связь. Ави летел в Канаду, где он сейчас живет, и я попросил его написать специально для этой книги небольшое воспоминание об одном необычном эпизоде, который произошел с нами почти тридцать лет назад. Ави его тоже, как оказалось, хорошо помнил и 10 июня 1985 года прислал мне длинное письмо, из которого я хочу привести небольшую выдержку, предназначенную прежде всего для тех, кто еще верит в то, что я научился всем трюкам у Шипи, только-только родившегося к моменту описываемых событий:

«Был теплый летний день, мы шли по пешеходной дорожке от столовой к новому бассейну. Слева простирался неоглядный зеленый газон, а справа холм, поросший молодыми соснами.

Ты вдруг снял часы с запястья и протянул мне с таким видом, словно хотел, чтобы я оценил их. Я решил, что это, наверное, подарок от твоего отца, и с искренним восхищением воскликнул, что часы великолепные. А ты неожиданно сказал: „Смотри, что я могу сделать с ними“.

Я внимательно наблюдал за тем, как ты взял часы в руку и крепко их стиснул. Стрелки часов стали как-то странно ходить: то резко прыгали вперед, то вдруг устремлялись вспять. Мне показалось, что это какой-то фокус, и я сказал: „Знаю, знаю, ты крутишь колесико!“

Ты засмеялся и повторил все снова. Теперь я четко видел, что ты не трогал кнопку, но все равно думал, что ты все-таки как-то меня разыгрываешь. Честно сказать, я и в этот раз тебе не поверил. Конечно, я должен был поразиться и восхититься тем, что ты продемонстрировал, но, как вообще свойственно двенадцатилетнему мальчишке, я небрежно проронил: „Ну и что!“

Мы немного еще постояли и пошли в класс. Вот и все. Ни ты, ни я не относились к этому серьезно, не понимали, что это может значить для тебя и для всех людей. Тогда самым главным тебе казалось просто показать: „Смотри, что я могу сделать!“

Абрахам Сеттон.

Виктория, Би-Си, Канада».

Мой приезд в Лондон в феврале 1985 года тоже можно считать результатом подобного совпадения. Дело обстояло приблизительно так.

Когда к конце 1984 года Даниэлю исполнилось три года, у нас с Ханной состоялся серьезный разговор о том, что пора нам определяться, где мы будем жить постоянно, где наши дети пойдут в школу. Дальше уже невозможно было возить его и Натали по всему свету из одного дома в другой, как это было до сих пор. Вопрос этот оставался открытым до того момента, когда британский бизнесмен Ричард Брзнсон пригласил меня на торжественный перелет из Лондона в Нью-Йорк, открывающий историю его новой авиационной компании «Вирджин Эр-лайнс».

Как и можно было ожидать от владельца процветающей компании грампластинок, Ричард Брэнсон не поскупился и устроил подлинное шоу во время проводов в аэропорту Хитроу, так что я был предельно изнурен еще задолго до того, как мы поднялись в воздух. С трудом пробравшись к своему креслу на Боинге-747, я рухнул в него, даже не заметив, кто сидит рядом со мной.

Только в середине полета я обратил внимание на своего соседа, которым оказался очень забавный и симпатичный бородач с веселыми и лукавыми глазами. Он представился. И хотя я ничего раньше не слышал об этом человеке, меня сразу привлекла его фамилия — Фрейд, такая же, как девичья фамилия моей матери. Семья моей матери, как я уже упоминал, была родом из Вены, и, по рассказам, ее отец был то ли двоюродным, то ли троюродным братом Зигмунда Фрейда, хотя мне сейчас сложно установить точную степень родства. У моего спутника никогда не было подобных трудностей, поскольку он был родным внуком основателя психоанализа.

У нас с ним сразу возник контакт и завязался легкий и приятный разговор о вкусной еде, хорошей музыке, породистых лошадях и женщинах — словом, обо всем, в чем он, как выяснилось, весьма неплохо разбирался. Я пригласил его заехать на пару дней в гости к моей матери в Коннектикут и только там окончательно узнал, кто он. Со мной рядом в самолете сидел Клемент Фрейд, член Британского парламента от либеральной партии, известная и популярная личность на радио и телевидении, автор нескольких книг. Стоило мне только упомянуть в разговоре о том, что я сейчас нахожусь в некотором смысле на распутье в поисках нового постоянного местожительства, он немедленно предложил Англию. «Это цивилизованная страна», — уверял он меня.

Меня его аргументы убедили полностью. Кроме того, я ведь и сам получил английское образование на Кипре и ничего лучшего не мог желать своим детям. У меня было много надежных друзей и связей в Лондоне, ко мне в целом хорошо относились британские средства массовой информации, сделавшие в начале семидесятых годов гораздо больше, чем кто-либо другой для создания моей репутации и мировой международной известности. Ну и, наконец, немаловажным фактом было то, что мое небольшое секретное укрытие находилось в Европе, не так уж далеко от Британии. А тут еще я посмотрел по телевидению очередную передачу о росте преступности и наркомании среди нью-йоркских школьников и окончательно решил, что все дороги, похоже, ведут в Лондон.