Законы прикладной эвтаназии - Тим Скоренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
4
Александр Игнатьевич Волковский останавливает «Бентли» у ворот дачи Морозова и морщится при мысли, что придётся вылезать под дождь, чтобы нажать на кнопку звонка. Как неудобно сделано, нельзя подъехать прямо на машине.
Он вылезает, и туфля тут же попадает в грязь. Терять уже нечего. Он добирается до ворот и звонит.
«Бентли» тоже запачкан, но машине ничего не сделается – вымыл, и всё. А вот туфли…
Морозов сразу открывает ворота, а не калитку – всё равно нужно загонять машину. Гараж на две машины, его двери открыты, справа стоит «Форд» профессора. Волковский машет доктору, забирается в машину, загоняет её в гараж.
«Ну и погодка», – возмущается он, попав, наконец, в тёплую переднюю.
«Наверное, стоит выдать вам тёплые носки, Александр Игнатьевич».
Волковский смеётся.
«А почему бы и нет? Ваша гостья не удивится старику в шерстяных носках и костюме за десять тысяч евро?» «Вряд ли она разбирается в современных костюмах», – улыбается Морозов, извлекая из шкафа пару огромных вязаных носков ядовито-оранжевого цвета.
«Ничего поскромнее нет?»
«Есть ещё малиновые».
«Из огня да в полымя. Давайте оранжевые».
Добродушный разговор о носках, тепло, дождь за окном настраивают Волковского на домашний, приветливый лад.
Он проходит в комнату и видит Майю. Она развалилась на диване и читает книгу.
«Давно не держала в руках бумажных книг», – приветствует она гостя.
«Странное приветствие».
«Лучше, чем банальное «здравствуйте»».
Волковский сразу чувствует, что с девушкой что-то не то. Она говорит правильно, но с едва уловимым акцентом, причём не иностранным. Так же говорит сам Волковский по отношению к человеку семнадцатого века.
Волковский проходит, садится в кресло напротив Майи. В камине потрескивают дрова. Майя пьёт из высокого бокала.
«Пиво», – поясняет она.
Морозов подаёт Волковскому стакан чистого виски.
«The Famous Grouse, – говорит он. – Арманьяком порадовать не могу».
«Виски – тоже прекрасно», – отвечает Волковский.
Все замолкают.
Что вы знаете друг о друге, друзья мои?
Александр Игнатьевич знает, что Морозов привёз из Китая девушку, которая была помещена в анабиоз в 1945 году при участии генерал-лейтенанта Исии Сиро. Девушка утверждает, что она из двадцать седьмого века.
Майя знает, что старик напротив неё – очень влиятельный человек и может помочь Морозову в постройке анабиозиса и отправке Майи обратно в её время.
«Вы не знаете, с чего начать?» – с улыбкой спрашивает Майя.
Это разряжает обстановку.
«Честно говоря, да, – говорит Волковский. – Полагаю, вы знаете, что меня зовут Александр Игнатьевич Волковский. А я знаю, что вас зовут Майя. Но всё остальное является для нас тайной: вы мало знаете обо мне, я – о вас. Я хотел бы попросить вас первой рассказать о себе».
И Майя рассказывает. Морозов предупредил её: от Волковского скрывать ничего не нужно, я верю ему как самому себе.
Единственное, о чём Майя молчит, это двадцать седьмое столетие.
«Вы не должны знать будущее заранее, потому что это может привести к плачевным последствиям», – поясняет она.
То же самое она говорила и Морозову.
Она рассказывает, как очнулась в сарае у китайского крестьянина в Маньчжоу-Го. Как попала в Харбин и была продана Исии Сиро в качестве «бревна». Как оказалась полезна Исии, и как он сделал её своей приближённой. Как Иосимура усовершенствовал свою машину для анабиоза в соответствии с её чертежами.
В этом месте рассказ прерывается вопросом Волковского:
«Могу я взглянуть на эти чертежи?»
Морозов подаёт два пластиковых листа.
«Да-а… – протягивает тот. – Это доказательство. Вы знаете, – он обращается к Майе, – я до этого момента не очень-то вам верил. А теперь – верю. Материальное доказательство сильнее любого недоверия. Но продолжайте, прошу вас».
И она продолжает рассказывать о том, как принималось решение о ликвидации отряда, как Накамура положил её в анабиозис. И о том, что они с Морозовым увидели, когда она проснулась.
«Думаю, остальное вам рассказал Алексей Николаевич».
При чужом человеке она называет Морозова соответственно возрасту и статусу.
«Рассказал, конечно. Но у меня есть ещё несколько вопросов».
«Если они не касаются того, что случится в будущем, я отвечу».
«Хорошо, – Александр Игнатьевич наклоняется вперёд и опирается локтями на колени. – Алексей Николаевич мне объяснил, что ваши чертежи – это архивные копии, и потому они не в электронном виде. Это допустимо, но есть ли у вас ещё какие-либо доказательства того, что вы из будущего?»
Майя смеётся.
«Есть. Но они будут видны разве что на рентгеновском аппарате».
«У вас есть модификации организма?»
«Чип связи, он же комм, он же прибор доступа к всемирной сети. Контроллер общего состояния организма с тревожной сигнализацией. Правда, его я отключила ещё в сорок пятом, потому что он постоянно визжал, что я умираю. Воздух ему не нравился».
«Неужели в будущем такой чистый воздух?»
«Да. Фильтры стали совершеннее».
Волковский теребит подбородок.
«Я поверю вам, Майя, если посмотрю на рентгеновские снимки. А если я вам поверю, значит, вы проснётесь в тот самый день того самого года, который выберете сами, я даю вам своё слово. Меня к тому времени уже не будет, но будут люди, которые проследят за вами».
«18 декабря 2618 года», – уточняет Майя.
«Я сделаю рентгеноскопию», – говорит Морозов.
«Я не понимаю, Алексей Николаевич, почему вы не сделали её раньше. Я поверил вам и выделил первоначальные средства на создание устройства для анабиоза. А вы, оказывается, ничего толком не проверили. Насколько я сейчас могу судить, интуиция вас не подвела. Но могла же и подвести…»
Морозов открывает рот, чтобы ответить, но Майя перебивает его.
«Мальчики, не ссорьтесь», – говорит она.
Александр Игнатьевич смотрит на девушку, а потом начинает смеяться. Он смеётся так заразительно, что его хохот подхватывает Морозов, а затем и сама Майя.
Первым успокаивается Волковский.
«Ну что же… – говорит он. – Я жду от вас результатов рентгеноскопии. А пока я хотел бы взглянуть на устройство и на чертежи его прототипа».
Они идут вниз, в подвал.
Волковский подходит к «постаменту», рассматривает его, изучает крепление рамы анабиозиса.
«И сколько времени вам понадобится, чтобы закончить проект?»
«Большая часть времени ушла на изучение чертежей. Думаю, на техническую работу уйдёт около полугода, не более».
«Судя по рассказу нашей глубокоуважаемой гостьи из будущего, Иосимура львиную долю времени потратил на поиски анксиолитика…»
«Во-первых, я знаю, что в итоге послужило анксиолитиком у Иосимуры, из его записей. А во-вторых, я могу усовершенствовать его состав, потому что в наше время можно достать компоненты, которых не было у японцев».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
