Любовник богини - Елена Арсеньева

Снова дикий рев огласил пределы Мертвого города и даже прорвался в джунгли, однако Нараян и Реджинальд опередили Бушуева и повисли на нем прежде, чем он рванулся вперед.

Оскорбленный купец разметал их, но они успели опять навалиться на него за миг до того, как он занес кулачище для рокового удара.

Василий, однако, даже не сделал попытки отойти или схватить какое-нибудь оружие, в изобилии набросанное вокруг.

Бушуев опять взъерошил мускулы, опять индус и англичанин разлетелись в стороны, как молодые выжлецы, с дураков кинувшиеся на матерущего медведя.

И снова они бросились на обезумевшего купца.

И вдруг Бушуев зажмурился и тяжело, протяжно застонал:

— Убил… убил меня! Без топора зарубил! Без ножа зарезал…

— Батюшка! — выдохнула Варенька, Но Бушуев только зыркнул на нее одним налитым кровью глазом — и она снова исчезла за спиной Василия.

— Молчи! Что, в девках приторно стало? Блудодеица, бессоромница! Давно следовало тебе ноги узлом связать! Сам виноват: берег тебя. Вот и доберег!

Варя залилась слезами. Отец никогда в жизни так не говорил с нею! Не просто орал и грозил, а как бы жалел при этом. Это ее сразило. Да, она знала, что достойна его гнева, и наказания, и жалости достойна. Ей оставалось только смириться, стерпеть все, что уготовит ей отцовская воля… тем более что сейчас Варенька сама желала быть наказанной. Да покрепче! Она опасалась только, что у отца не хватит для нее жесточи.

— Воешь теперь? — грозно спросил Бушуев, открывая второй глаз. — Сама виновата! Известно ведь: плохо не клади — вора в грех не вводи, аленький цветок бросается в глазок, была бы постелюшка, а милый найдется.

Вот и нашелся!

Обхватил голову руками, закачался из стороны в сторону:

— Ох, взяло Фоку и спереди и сбоку!

Василий только зубами скрежетнул.

— Полно, батюшка! — робко шепнула Варя. — Не стоит убиваться из-за меня!

— Рад бы не плакать, да слезы сами льются! — глухо отозвался Бушуев. — Горе молчать не будет… — И взревел, уставя очи на Василия так грозно, что того аж шатнуло:

— А ты! Если глаз твой искушает тебя, вырви его — слыхал про такое? Чего ж не вырвал?

— Не успел! — глумливо отозвался тот, донельзя разозленный этим позорищем, этим бесчинством, а того пуще — тихими всхлипываниями за спиной. Стоило только подумать, что она плачет от раскаяния, — и готов поубивать всех вокруг, а себя первого.

— Не успел? — с такой же глумливостью переспросил Бушуев. — Али занят был? Не скажешь чем?

— А вон… болванов каменных зрел! — развел руками Василий, не соображая от злости, что говорит, но у Бушуева, проследившего за его движением, выкатились глаза на лоб, ибо он впервые заметил, какие изображения их окружают.

Боги застыли в своем вековечном блаженстве, никого не видя, ни о чем не желая знать. Только украшенный серебряной мишурой слоноголовый бог Ганеша лукаво и вместе с тем серьезно рассматривал людей, да Вишну — в золоченой короне, золоченых украшениях, сам весь позолоченный, с насурьмленными бровями и лукавым женским ртом, равнодушно наблюдал за их суетой, да вечно танцевал Шива с длинными потупленными глазами и четырьмя руками, которые враз воскрешают и убивают.

— Мать честна! — жарко выдохнул Бушуев. — Соромище бесовское! Адам прельстился женою, а жена змеею, — воистину! Ничего не скажешь, тут и праведник искусился бы — что с вас, молодых, возьмешь?

— Петр Лукич… — пробормотал Василий, ошарашенный сочувственными нотками его голоса, однако тот снова угрожающе заломил бровь:

— Молчи! Знать, в чужую жену черт ложку меду кладет?

— Отчего же это — в чужую? — тревожно молвил Василий. — Разве дочь ваша просватана? За другого сговорена?

Всхлипывания замерли. Василию показалось, что молчание за спиной стало вовсе гробовым. И какие вдруг сделались глаза у Нараяна… словно он понимает каждое слово чужой речи. Ну а если даже и понимает — ему-то какое дело?! Добро бы еще Реджинальд переживал — но этот молчит с каменным выражением лица.

Тут все ясно без слов!

— А коли не сговорена — что с того? — с живейшим любопытством вопросил Бушуев.

— Коли так… я готов. Я женюсь! — глухо вымолвил Василий, и кожа у него на спине ознобом пошла при мысли, что Варенька сейчас вдруг воскликнет: «Нет!»

Но она молчала, не шелохнулась, не вздохнула… А Бушуев величественно кивнул:

— Еще б ты не женился! Взял топор — возьми и топорище. А скажи-ка, хлопчик, — повернулся он к Нараяну, — нет ли здесь какого ни есть попа, чтоб окрутить грехолюбцев немедля?

— Батюшка! — опять подала голос Варенька, но Бушуев только очами сверкнул:

— Цыть! Не бархатом ты меня по сердцу погладила! — Он покачал головой, вздыхая, по пословице, так, что леса долу клонит. — Да ничего не попишешь, не нами сказано: дочь — чужое сокровище. Будешь воле моей сейчас перечить — убью на месте, как бог свят — убью!

Вот станешь мужнею женою — делай что хошь, все, что супруг твой тебе позволит. А пока пикнуть не моги!..

А ты чего молчишь? — окрысился он на Нараяна, который так и стоял с каменным лицом, сложив на груди руки.

— Speek English, please, — подал голос сообразительный Реджинальд. — Speek English, mister Piter! [23].

Бушуев повторил вопрос на смеси английского и хинди, и Нараян медленно покачал головой:

— Нет, сагиб Угра!

За спиной Василия раздался придушенный смешок, и у него отлегло от сердца. Если Варенька может смеяться, значит… Он и сам не знал, что это значит, однако и впрямь на душе полегчало. А эка лихо Нараян приложил Бушуева! Угра — свирепый. Право, новое имя пристало, как нельзя лучше пристало к прежней фамилии!

— Нет? Что — нет? — взрыкнул Бушуев.

— Священника вы найдете только в английской миссии в Ванарессе, — объяснил Нараян.

— В Ванарессе?! Да мы до нее неведомо когда еще доплетемся. Нет, это дело ненадежное. Надобно окрутить их поскорее, а то как бы чего не вышло( Бушуев задумчиво, недоверчиво поглядел на Василия, словно опасаясь, что тот сейчас даст деру и раздумает жениться, — и вдруг с новым оживлением повернулся к Нараяну:

— А скажи, мил-человек, коли ваши индианские блудодеи грех с девицею свершат, кто их быстренько окручивает? Неужто в Ванарессу едут за такой безделицей?

— Speek English, please! — взмолился Реджинальд, теперь с живым любопытством внимавший происходящему и решивший на время спрятать невозмутимость истинного британца, а также свое разбитое сердце в карман.

Бушуев кивнул:

— Спокойно, дружище! — и повторил свои слова на той же гремучей смеси английского и хинди, которую Нараян очень легко понял. Впрочем, Василия не оставляло ощущение, что он все понимает и без слов.