Марш 30-го года - Антон Макаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предлагается всем коммунарам к вечеру 28 июля постирать парусовки,
выгладить и приготовить к дороге на Батум.
Коммунары заволновались после приказа:
- Чем стирать? Чем гладить? Где стирать?
Но приказ есть приказ.
Сразу же после приказа закипела во дворе лихорадочная деятельность. С парусовками расположились вокруг колонки и отдельных камней двора, вместо мыла песок, а вместо утюга чугунные столбы балкона. На ночь уложили парусовки под одеяла, а вместо пресса - собственные тела. И вечером 28 июля по сигналу "сбор" все построились в свежих, элегантно выглаженных парусовках.
В клуб ГПУ пошли впарадных белых костюмах. Белоснежный строй коммунаров на проспекте Руставели - зрелище совершенно исключительное. Вокруг нас завертелись фотографы и кинооператоры.
Чекисты Грузии приняли нас как родных братьев. После первых официальных приветствий разбрелись по клубу, завязались матчи и разговоры. Потом концерт, ужин, танцы. Коммунары не захотели посрамить украинскую культуру и ахнули гопака. Шмигалев понесся в присядку, замахнувшись рукой до самого затылка. Оркестр неожиданно перешел на лезгинку, и Шмигалев исчез в толпе под аккомпанемент аплодисментов, а на его месте черненьким жучком завертелся перед Наташей Мельниковой новый танцор. Наташа зарумянилась, но она никогда не танцевала лезгинку, и вообще, причем тут Наташа? Танцор принужден был плавать в кругу в одиночку, но через минуту он снова выплясывает перед ней. Наташа в панике скрылась за подругами. Кончились танцы, а танцор уже беседует с Наташей. Поздно вечером строимся домой, а танцор печально смотрит на Наташу, стоящую во втором взводе.
На другой вечер мы уже выглядываем из окон вагонов на тифлисском перроне. Нас провожает группа тифлисских друзей. Между ними и вчерашний танцор, прячется за спинами товарищей, а Наташ в окне - далеко. Коммунары мометально решили этот ребус. Из первого вагона выбежали музыканты, а коммунары под руки потащили танцора к Наташиному окну:
- Танцуй лезгинку, а то не позволим попрощаться...
Три вагона и перрон заливаются смехом, танцор, краснея, отплясывает и в изнеможении останавливается. Тогда из вагона вышла Наташа и под общие аплодисменты пожала влюбленному руку.
Второй звонок.
- По вагонам.
Тронулись. Закричали коммунары "ура". Влюбленный печально помахивает папахой, а Наташа в девичьем вагоне умирает от хохота.
Еще один день в Батуми: парки, марши, столовые, бессонная ночь на пристани, - и мы на борту "Абхазии", которая должна доставить нас в Сочи.
19. ЛАГЕРИ
Коммунары уже успели выспаться в каютах, а "Абхазия" все еще стояла в Батуми. Только после полудня мы отчалили. Пацаны украсили тюбетейками оба борта и радовались, что море тихое, потому что вглубине души пацаны здорово боялись морской болезни. девочки боялись не только в глубине, а совершенно откровенно, и пищали даже тогда, когда море походило на отполированную верхнюю крышку аудиторного стола. Пацаны, отразив свои физиономии в этой крышке, стали презрительно относиться к сухопутным пискам девчат и говорили:
- Вот чудаки! Всегда эти женщины боятся морской болезни.
Но полированная крышка имеет свои границы. Как только мы вышли из баутмской бухты, пацаны эту границу почувствовали, побледнели, притихли и незаметно перешли на чтение книг в каютах, спрятавшись подальше от взоров и девчат и старших коммунаров.
А между тем Дидоренко приготовил для коммунаров сюрприз - заказал обед в столовой второго класса. Если читатели ездили на теплоходах крымско-кавказкой линии, они знают, что столовые этих теплоходов замечательно уютные и нарядные штуки: большие круглые столы, мягкие кресла, чисто, красиво и просторно. Коммунарам было предложено явиться на обед в парусовках, в первую смену девочкам и музыкантам, а остальным во вторую. Все начали готовиться к обеду, а пацаны и девчата еще больше побледнели: морская болезнь обязательно нападает по дороге в столовую. Спасибо, кто-то пустил слух, что лучшее средство от морской болезни хорошо пообедать. По сигналу сошлись все, но девчата сидели за столом бледные и испуганные, а Наташа Мельникова, так недавно и неустрашимо победившая горячее сердце человека в папахе, сейчас совсем оскандалилась, заплакала и выскочила на палубу. Колька заходил между коммунарами с бутылкой и стаканчиком. К сожалению, я не знал, что он в роли знахаря, и напал на него:
- Ты что это - босиком и без пояса...
- От м-м-морской болезни, п-п-понимаете...
Дежурный командир Васька Камардинов спросил у Кольки:
- А ты имеешь право без халата капли прописывать? Иди надень хоть халат, а потом приходи с каплями.
Неудача доктора сильно отвлекла внимание коммунаров от морской болезни, даже девочки выдержали испытание геройски. А пацаны, прослышав о таком замечательном влиянии столовой на морскую болезнь, прибежали на свою смену розовыми и радостными и не оставили ни крошки на своих столах. Васька хохочет:
- Вот пацаны, это они, знаете, от морской болезни лечатся - побольше есть, им один матрос сказал.
Колька пришел уже в халате и предлагает пацанам капли, но они гордо отказываются:
- Что мы, женщины, что ли?
После обеда они уже спокойно лазили по теплоходу и заводили между собой мирные обычные беседы:
- Ты думаешь, что это такое?
- Это веревочная лестница.
- Веревочная лестница, ха-ха-ха-ха!
- Веревочная, а какая же?..
- Ванты! Это ванты, а не веревочная лестница.
- Ох, важность какая, а можно сказать и веревочная лестница, тоже будет правильно. А вот скажи, что это?
- Это?
- Ага.
- Ну, и радуйся...
- Бушприт.
К вечеру хлопцы на теплоходе свои люди. Море совершенно утихло, и все вообще соответствовало тем мирным мелодиям, которые разливалнад Черным морем Левшаков с верхней палубы, по уверению пацанов называемой спардеком.
Утром следующего дня мы остановились у берегов Сочи.
Я показал коммунарам маяк, возле которого должны расположиться наши лагери. Синенький посмотрел пристально и закричал:
- О, палатки наши видно! Смотрите, смотрите!
Ребята бросились к борту и обрадовались:
- Вот здорово, наши лагери!
Заинтересованные пассажиры тоже радовались:
- В самом деле, замечательно, они еще здесь, а там уже квартиры готовы. Вы, наверное, никогда не боитесь квартиного кризиса.
Посмотрел Левшаков и сказал серьезно:
- Конечно, это наши лагери, вон и Марголин ходит по берегу.
Старшие засмеялись, а пацаны даже обалдели от удивления. Они воззрились на Левшакова, а он прислонил два кулака к глазам и подтвердил:
- Конечно, Сенька, я же его по глазам узнал...
Только тогда пацаны пришли в восхищение.
- Хитрый какой, за три километра и глаза увидел...
На лодки коммунары грузились первые.
- Четвертый взвод, в лодку!
Не лодка, а большая корзина голоногих пацанов, как будто на рынок их вывезли. Поплыли со своими корзинками и малым флагом. С ними и дежурный командир для порядка на берегу.
С последней лодкой оркестр и знамя. Как ни тесно в лодке, а нельзя ехать без марша. На теплоходе закричали "ура" и замахали платками.
На деревянной площадке пристани начинается длинная цепь, ребята передают на высокий берег вещи, мы давно уже привыкли в таком случае обезличивать груз - бери, что попадется. Я иду по цепи и в конце ее вдруг наталкиваюсь на Крейцера#46.
- Коммуна имени Дзержинского прибыла благополучно. В строю сто пятьдесят коммунаров, больных нет!
Ребята рады Крейцеру, как родному отцу, держат его за пояс и спрашивают:
- Вы тоже в лагерях с нами?
- Чудак, разве ты не видишь, я больной, мне лечиться нужно.
- Мы вас вылечим, вот увидите.
А вот и Сенька. Он в каких-то петлицах и с револьвером на боку.
- Ты чего это таким Александром Македонским?
Крейцер смеется:
- Да, Сеня имеет вид воинственный...
- Нельзя иначе, понимаете, тут столько бандитов...
Вещи все уже наверху, и маршрутная комиссия побежала за грузовиками.
- У коммунаров и здесь свои правила, - показывает Крейцер.
На берегу столб с надписью: "Купаться строго запрещается", а море кипит от коммунарских тел.
Через полчаса нагрузили машины и сами тронулись с развернутым знаменем. Оркестр гремит марш за маршем, почти не отдыхая. В Сочи переполох, духовая музыка, да еще какая: с фанфарами, тромбонами и целой шеренгой корнетистов. Коммунары, как завоеватели, занимают всю ширину улицы. Автомобили сзади нас кричат и просят. Пацаны в этом случае беспощадны. Сопин, дежурный командир, с которым я иду рядом в строю, говорит мне:
- В Харькове трамваев не пускали, а тут какой-то автомобиль.
Нарасширенной части улицы одна машина обгоняет нас, и кто-то стоя протестует, ему отвечают смехом:
- Чудак...
Навстречу нам по улице на велосипеде Панов. Он в трусиках и еле-еле достает до педалей. Слез, отдал салют знамени и снова в машину - поехал впереди в качества гида.
