Тучи над страной Солнца - Рава Лориана
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оказывается, её покойный муж ещё со студенческих лет участвовал в посиделках, где об инках порой говорили весьма вольные и непочтительные вещи, и потому многие боялись из-за этого проблем со службой безопасности, но конкретно у её супруга это страх был просто панический. Он всерьёз боялся, что страшные люди Инти могут явиться к нему среди ночи и потащить на пытки, так как его представления о спецслужбах сводились к христианским агиткам, авторы которых, похоже, просто соревновались друг с другом в изобретении ужасов. А потом им заинтересовались какие-то опасные люди. Как и когда это точно случилось, его вдова не могла сообщить точно, но вроде бы это случилось во время работы над дворцом наместника, а может, чуть позже. Вроде они сначала казались ему единомышленниками, решившими перейти от слов к делу, но потом они предложили ему пойти на что-то такое, на что он пойти никак не мог, ибо несмотря на все заморочки, совесть у него всё же была. Женщина предполагала, что его принуждали пойти или на крупную кражу, или на что-то связанное с пролитием крови. В случае отказа ему грозили расправой, и он понимал, что его враги не шутят. Но даже столь отчаянное положение не могло вынудить его донести властям. Кроме того, что людей Инти он боялся всё-таки ещё больше, действовала и своеобразно понимаемая честность. Доносить нехорошо -- и всё тут! Логика этого работникам службы безопасности была непонятна, но они честно заносили сказанное в протокол, и поэтому Инти, хоть и не без труда, но смог понять, в чём дело. Такое поведение иногда встречается среди школьников. Хулиганы могут издеваться над кем-то слабым, но если он рискнёт пожаловаться учителю, то одноклассники искренне будут считать его подлецом. Не просто слабаком, не способным постоять за себя, и потому ищущим чужой помощи(таким его будут считать в любом случае), но именно подлецом. Потому что с их точки зрения "подлец" - этот тот, кто предаёт "своих" "чужим", а школьник, видите ли, должен считать "своими" всех сверстников, включая своих обидчиков, а учителя считать "чужим".
Но как бы то ни было, несчастный архитектор решил бежать. Пусть придётся поломать себе карьеру, зато была надежда отделаться от своих преследователей. Так он оказался у своего дальнего родственника. Конечно, купаться в горных озёрах, тем более в одиночестве, он не собирался, но в деревеньке он считал себя в полной безопасности, и потому отлучаться за дровами и ягодами в лес мог, тем более что там это было необходимостью. После одной из отлучек он не вернулся, а потом его труп был найден в озере. Похоже, его поймали в лесу, раздели и утопили. Кто мог сделать такое, оставалось загадкой. Чужих людей в окрестностях деревни никто не видел, но с другой стороны, могли и не заметить, в горном лесу вполне можно было при желании спрятать хоть целый отряд.
История, как ни крути, выходила весьма печальная. Талантливый человек сначала дал сломать себе жизнь, а потом и отнять её из-за собственных глупостей. А мог бы жить и приносить стране пользу... Вдову молодую оставил с малышом на руках. А гадов этих теперь ищи-свищи, концы в воду. То есть, конечно, со временем, их наверняка удастся найти, когда удастся прижать Куйна, но это ещё когда будет...
Христианство и язычество.
Брат Томас с утра был на ногах. Он пытался приготовить завтрак на двоих, но это у него не очень-то получалось, всё валилось из рук, и даже молитвы не помогали. Внутренне он уговаривал себя, что не стоит так волноваться, всё равно без Воли Божией и волос с головы христианина не упадёт, но всё же успокоить себя не мог.
Накануне поздно вечером, когда оба монаха уже легли спать, явился какой-то индеец и заявил, что ему надо переговорить с отцом Андреасом наедине. Те вышли за порог, и вскоре отец Андреас вернулся, сказав, что ему нужно немедля пойти с этим человеком, а вернётся он не скоро. Брат Томас толком не спал, лишь время от времени погружаясь в дрёму, пока Андреас не вернулся под утро. Он рассказал следующее -- оказывается, здесь есть христиане, но они вынуждены скрываться как в языческом Риме. Их преследуют страшные люди Инти, которые при поимке подвергают их страшным пыткам, поджаривая их живьём на медленном огне, причём, в отличие от Рима здесь это делается не прилюдно, поэтому у мучеников нет даже возможности смертью своей засвидетельствовать свою веру, и об их подвигах никто не знает. Этой ночью он провёл для них божественную литургию, причастил и исповедал их. Один из них даже принёс Церкви Христовой свои дары. Рассмотрев их, брат Томас чуть не ахнул. Серьги, браслеты, ожерелье... и всё тончайшей и искуснейшей работы! Такое явно не мог подарить простой рыбак! Раньше это принадлежало кому-то очень знатному, наверняка родственнику Первого Инки. Впрочем, за "измену"(а здесь такой дар вполне могут счесть изменой) Инка может казнить и ближайших родственников, потому говорить об этом даре категорически запрещено. Уставший Андреас лёг спать и до сих пор отдыхал.
С утра по городу разнёсся слух, что Первый Инка убит(Томас не выходил, но приоткрыв дверь для проветривания, мог слушать разговоры на эту тему на площади). Хотя появление Первого Инки развеяло эти слухи, нервишки у брата Томаса пошаливали. Он даже закрыл дверь на засов, как будто это могло защитить от страшных людей людей Инти, вздумай они и в самом деле вломиться, схватить его и привязать нагого к вертелу. Инти... кажется, вчера он видел этого кровавого человека живьём. Да, вельможа, стоявший рядом с Первым Инкой, был явно он. До того брат Томас видел в книге его портрет и немало читал о его страшных деяниях. О нём говорили, что он так ненавидел христиан, что ещё в дни своей юности однажды в Мексике ворвался с воинами на пир, где мирно беседовали христиане, и убил их всех, в том числе и нескольких священников. Говорили, что он обесчестил сотни женщин, жён и дочерей своих врагов, и что головы казнённых врагов он хранит у себя в меду. Говорили и ещё множество не менее жутких вещей.
Раздался стук в дверь, и брат Томас уронил в котёл ложку, которой помешивал кашу. Конечно, страх за свою жизнь -- это недостойно христианина, но брат Томас не был святым, и совладал с ним не сразу. Открыв дверь он обнаружил там только одного воина, лицо которого было закрыто шлемом. Очевидно, ужас был написан у Томаса на лице, потому что воин сказал:
-- Не бойся меня, чужестранец. Я не собираюсь причинять тебе никакого зла. Я лишь хотел поговорить с тобой, ибо сегодня вечером я должен буду уехать из города, и больше едва ли тебя увижу.
Страх тут же отпустил брата Томаса.
-- Заходи, добрый человек и сними свой шлем. Как зовут тебя?
-- Саири, -- ответил незнакомец, заходя, -- но лучше я буду разговаривать с тобой в шлеме. Видишь ли, я воин и так случилось... однажды на нас напали, когда я был без шлема, и теперь я обречён ходить в шлеме всю оставшуюся жизнь, ибо для непривычного человека мой вид крайне неприятен, и даже моих домашних он порой смущает, а на улице я появляюсь только в шлеме.
-- Жестоко обошлась судьба с тобой, Саири, -- сказал брат Томас, -- а в юности, наверное, ты был красив и нравился женщинам?
-- Было дело.
-- Увы, судьба порой отнимает у то, чем мы дорожим больше всего, и лишившись своих сокровищ, мы порой встаём перед горьким вопросом -- как теперь жить без них?
-- Ну, самое главное наше сокровище мы тогда не потеряли -- наш государь остался жив.
-- Прости, но я не понимаю этого. Разве вашего правителя можно назвать сокровищем? Неужели для тебя его жизнь важнее, чем случившееся с тобой несчастье?
-- Да, его жизнь для меня важнее, чем моя собственная. Иные, чтобы спасти его, жертвовали и этим.
-- Значит, ты получил свои увечья, спасая его от врагов?
-- Ты угадал, чужестранец. И я пришёл спросить тебя: за что вы, христиане, его так ненавидите?
-- Прежде ответь мне, почему ты его так любишь. Только потому что он щедр с вами, своими воинами? Но все государи щедры к своим телохранителям, ибо дорожат своей жизнью.
-- Ну я простой человек и не умею говорить красно, но только он очень хороший государь. В его правление наша страна процветает. А если его убьют, то нашу страну ждут большие беды, может даже начаться война. Я очень боюсь этого.
-- Однако ты воин, отчего же ты боишься войны? Разве война -- не твоё призвание?
-- Я обучен сражаться, но это не значит, что мне нравится, когда льётся кровь. А долгом воина у нас считается защита мира.
-- Значит не просто так ты воин, любишь мир больше войны, но у вас воину любить мир даже положено? -- с изумлением спросил брат Томас.
-- Да, это так. Пойми, все мы очень любим нашу землю. Ты, чужестранец, не видел её и оттого не знаешь, как она прекрасна. Ты не видел её поля, на которых вызревает урожай, возделанный трудолюбивыми руками крестьян, ты не видел её города и селения, где везде всё чисто и ухожено, и везде люди радуются своему счастью, выращенному и выкованному своими руками. А если придёт враг, то наши поля будут потоптаны или даже сожжены, наши города и селения будут разорены, а люди будут лежать убитые... есть ли что-нибудь печальней картины разорённого города, где бесчинствует враг?