Тайная жизнь великих художников - Элизабет Ланди

В 1950 году фотограф и режиссер Ханс Намут добился согласия Поллока снять короткий фильм о нем, представив художника за работой. Съемки, происходившие сырым, холодным ноябрем, затянулись, и Поллоку надоело работать на улице и повиноваться нескончаемым указаниями Намута. В последний день съемок, в субботу после Дня благодарения, он медленно наливался злостью — верный признак надвигающегося приступа ярости. Краснер пригласила Намута и других гостей отметить, пусть и с опозданием, День благодарения, и вскоре Поллок, откупорив бутылку виски, принялся опрокидывать одну рюмку за другой. Краснер пригласила всех к столу, но художник затеял ожесточенный спор с Намутом.

Внезапно он вскочил, ухватился за стол обеими руками и перевернул его. Тарелки, чашки, блюдца, ножи и вилки, соусы, салаты и индейка разлетелись в разные стороны. Когда последний столовый прибор, отгрохотав, замер на полу, в комнате наступила полная тишина, которую нарушил лишь звук хлопнувшей двери — это Джескон устремился вон из дома.

«Кофе, — не моргнув глазом, сказала Краснер, — подадут в гостиной».

Стиль Поллока уникален, и однако его очень легко имитировать, поэтому иногда бывает трудно отличить подлинного Поллока от подделки. В документальном фильме «Который из них Джексон Поллок?», снятом в 2006 году, рассказывалось о человеке, который пытался выяснить, является ли картина, купленная им за пять долларов в магазине дешевых товаров, настоящим Поллоком. Бывший директор Музея современного искусства сказал «да»; друг Поллока сказал «нет».

Другой эпизод связан с Бостонским музеем искусств Макмаллена, где в 2007 году открылась выставка 32 картин якобы кисти Поллока. Полотна были обнаружены в Ист-Хэмптоне, в кладовке дома, принадлежавшего приятелю художника. (И опять некоторые эксперты сочли картины подлинниками, другие — подделками.) Выставка породила дискуссию, которая продолжилась — подумать только! — на комедийном канале в «Ежедневном шоу с Джоном Стюартом». «Приглашенный эксперт» Джон Ходжман продемонстрировал репродукцию картины «Номер 5, 1948», затем достал перочинный нож и несколько раз ударил им картину, поясняя, что «тест на разрезание ножом» — самое надежное испытание на аутентичность.

Еще один надежный тест, заявил Ходжман, — облизать картину (да, языком), поскольку у каждого произведения свой уникальный вкус (вкус пейзажа Ван Гога, например, напоминает «малину с хреном»), «Что так привлекает коллекционеров в подлинном искусстве? — продолжил Ходжман. — Ну конечно, возможность стать обладателем кусочка истории, взирать на что-то, к чему прикасалась рука гения, а потом повесить картину в своем особняке, чтобы никто не смог ее увидеть, и лизать ее — о, как же это сладостно!»

ЭНДИ УОРХОЛ

6 АВГУСТА 1928 — 22 ФЕВРАЛЯ 1987

АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: ЛЕВ

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: АМЕРИКАНЕЦ

ПРИЗНАННЫЙ ШЕДЕВР: «БАНКА СУПА «КЭМПБЕЛЛ»» (1962)

СРЕДСТВА ИЗОБРАЖЕНИЯ: ТРАФАРЕТНАЯ ТЕХНИКА, КРАСКИ НА ПОЛИМЕРНОЙ ОСНОВЕ, ХОЛСТ

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ СТИЛЬ: ПОП-АРТ

КУДА ЗАЙТИ ПОСМОТРЕТЬ: МУЗЕЙ СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА, НЬЮ ЙОРК

КРАСНОЕ СЛОВЦО: «В БУДУЩЕМ КАЖДОМУ ДОСТАНУТСЯ ЕГО ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ СЛАВЫ».

Энди Уорхол хотел известности — в масштабе всего двадцатого века. Он хотел, чтобы миллионы людей знали его имя и папарацци следовали за ним по пятам. Он хотел, чтобы рядом с ним Пикассо казался заурядностью.

Никто так не понимал природу славы, как Уорхол. Никто не изучал ее столь усердно и не культивировал свою известность столь тщательно. И никто не умел создавать себе славу так успешно. Будучи прирожденным творцом, потребителем и знатоком природы известности, Уорхол подправлял и полировал именной бренд «Энди Уорхол» до тех пор, пока, где бы ни появился этот художник в серебристом парике, все немедленно его узнавали. Он действовал с размахом, и его пятнадцать минут растянулись на полчаса, не меньше.

Энди Уорхол был третьим сыном Юлии и Андрея Вархола, словацких эмигрантов, проживавших в Питтсбурге. Юлия нянчилась с Энди, который в детстве часто болел, и, подолгу оставаясь дома, мальчик пристрастился к рисованию. Юного Энди завораживали кинозвезды, особенно Ширли Темпл; он копил деньги по центу, чтобы вступить в клуб ее поклонников.

В Технологическом институте Карнеги Уорхол учился на факультете искусств, и его завороженность славой лишь возросла. Он стал одержим Труменом Капоте, который жил в Нью-Йорке, зарабатывал огромные деньги и развлекался на вечеринках с кинозвездами. Уорхол решил, что если Капоте сумел добиться такого положения, то и он сможет, и, окончив институт, отправился в Нью-Йорк.

Уорхол мог бы начать писать картины и предлагать их владельцам галерей, но с головой ушел в иллюстрацию — вот где водились деньги. Он трудился по двенадцать- четырнадцать часов в день, создавая очаровательные иллюстрации, и очень скоро стал нарасхват, но коммерческий успех лишь затруднил Уорхолу доступ в мир изящных искусств, где иллюстраторов не принимали всерьез.

Еще труднее оказалось найти свой собственный стиль, поскольку в искусстве по-прежнему доминировал абстрактный экспрессионизм. Уорхол перепробовал все, что только мог, в надежде создать стиль, который обратит на себя внимание. Он написал серию изображений ботинок (к обуви Уорхол относился с некоторым фетишизмом), но то, что вышло, было слишком похоже на рекламу. Он экспериментировал с комиксами, сильно увеличивая изображение, но Рой Лихтенштейн опередил его. Он писал бутылки колы, но все еще чувствовал себя обязанным добавить абстракционистских потеков и сгустков краски. Однажды вечером приятель сказал ему: «Ты должен написать нечто, что все видят каждый день, что все знают… ну, например, банку супа».

На следующий день Уорхол купил в соседнем магазине по банке каждой из тридцати двух разновидностей супа «Кэмпбелл». Впрочем, он всегда любил «Кэмпбелл», особенно томатный, мама Юлия часто подавала его на обед. Он сделал цветные слайды всех банок, спроецировал их на экран и обвел контуры. Затем он написал каждую банку на холсте.

После смерти Мэрилин Монро в 1963 году Уорхол доработал этот метод, создав серию портретов звезды. Он не столько писал их красками, сколько использовал сложную трафаретную технику, которую часто применяют для нанесения надписей на футболки и которая позволяла ему создавать серии идентичных образов. Уорхол написал двадцать три различных Мэрилин, от «Золотой Мэрилин» — единичное изображение на золотом фоне — до «Мэрилин, диптих» — две сотни повторений одного и того же портрета на четырехметровом холсте. Эти портреты были одновременно и жестом преклонения, и критическим подходом к славе: такое количество повторений превращает женщину в товар, что и является конечной ценой славы.

БОЛЬШОЙ ПОКЛОННИК МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ, ЭНДИ УОРХОЛ УЧАСТВОВАЛ В КАЧЕСТВЕ ПРИГЛАШЕННОЙ ЗВЕЗДЫ В ПОПУЛЯРНОМ СЕРИАЛЕ «КОРАБЛЬ ЛЮБВИ» — СЫГРАЛ ОН, РАЗУМЕЕТСЯ, САМОГО СЕБЯ.

Нью-йоркское художественное сообщество отреагировало крайне возбужденно. Абстрактный экспрессионизм в одночасье безнадежно устарел. (Виллем де Кунинг, друг и соперник Поллока, встретив Уорхола на вечеринке, прокричал: «Ты убил искусство, убил красоту, ты убил даже смех!») Поп-арт правил бал, и ни один поп-художник не был так знаменит, как Уорхол. Теперь он появлялся в обществе в сопровождении эскорта красивых женщин и геев. Чтобы его имя не исчезало с газетных страниц, он нанимал журналистов, которые подбрасывали материал в колонки со светскими сплетнями. Энди занялся и своей внешностью. Он лысел и стал носить парики, сначала естественного светлого оттенка, под цвет собственных волос, потом серебристо-седые. Он надел очки в массивной оправе, которые подчеркивали его сходство с совой, и свел свой гардероб исключительно к черным джинсам, черным водолазкам и черным кожаным пиджакам или курткам.

К 1963 году рабочее оборудование Уорхола заполнило всю квартиру, и он снял складское помещение, которое назвал «Фабрикой». Знакомые и незнакомые начали наведываться туда в любое время суток, в основном это были люди с именами вроде Гнилая Рита, Мэр, Герцогиня и Сахарная Фея — явные маргиналы, многие из них геи или транссексуалы, и большинство — с прочной амфетаминовой зависимостью.

Вскоре обстановка на «Фабрике» стала напоминать нескончаемую вечеринку. Уорхол подсел на таблетки, но тем не менее продолжал работать, расширяя поле деятельности до кино в духе андеграунда и продюсирования группы «Велвет андеграунд». На выходки фабричной публики он реагировал с бесстрастием особого толка: вуайеризмом, смешанным с непробиваемым спокойствием дзен-буддиста. Порою его реакции пугали. Когда завсегдатай «Фабрики» Фредди Герко, наглотавшись ЛСД, выпрыгнул из окна на пятом этаже, Уорхол лишь обронил: «Почему он не предупредил меня, что собирается прыгнуть?.. Мы бы подъехали и засняли этот момент».