Застава «Турий Рог» - Юрий Борисович Ильинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мундштук измочалишь, Митя. Закурил бы, чем мучиться.
— Нельзя.
— Чего там нельзя! Дождь шпарит, туман, кто огонек заметит? У нас на фронте действительно огонек с самолета видно.
— «У нас»! — буркнул Девушкин.
Петухов смутился.
— Обмолвился, привык к своей роте.
Девушкин промолчал, сунул в карман папироску.
— Огонек не заметят, а дымок учуять могут, — пояснил Говорухин.
— У них, Пиша, нюх почище собачьего?
— Не в том дело, Кинстинтин. Пограничник всегда думать должен, чтобы себя не выдать, а врага разглядеть. А это не просто. Враг тоже не лопух, соображает, что к чему, отчего и зачем. Не с дураками дело имеем. Дураков ловить — ума не надо. Но таких зверюг, как эти…
— Откуда знаешь, какие они? Может, такие же ребята, как мы?
— Ну, нет! Зверь матерый…
Конь Говорухина оступился, проводник едва не упал. Пришпорив, потрепал коня по холке, словно извиняясь за причиненную боль, и вздохнул:
— Нагана бы сюда… Он бы сразу взял след. Хороший был пес.
— Другого воспитаешь, — утешил Седых. — Скажи, Пиша, начистоту: ты как насчет бифштекса с луком?
— Че-го?!
— И пивца. Пару кружек, больше не надо.
— За такие шуточки — тебе бы по шее…
Пограничники спокойны, не ощущалось напряжения, какое обычно бывает перед боем. Петухов это отметил. Товарищи ничем не отличались от фронтовиков, бывалых солдат, да они таковыми и были: служба на границе требовала постоянной готовности, боестолкновения происходили часто, это давно уже стало системой и воспринималось как само собой разумеющееся. Даже первогодки быстро привыкали к напряженной обстановке, становились настоящими солдатами.
Начальник заставы разговаривал со старшиной вполголоса, чтобы не слышали бойцы, делился соображениями о затянувшемся марше: предстоящая схватка с бандитами Зимарёва не волновала — нарушителей нужно настичь, разведать их расположение, разгадать планы, а уж потом решать, что делать дальше: бой не представлялся сложным, пограничники бывали и не в таких переделках — иное дело гоняться за бандитами по тайге; догнать их не просто.
— Как думаешь, Петр, есть у них заводные лошади?
— Похоже, мают, товарищ капитан. Идут без привалов ходко, большие переходы делают, без сменных лошадей такое не получится.
— У нас заводных коней нет, а идем.
Зимарёв задумался. Пожалуй, Данченко прав, и, если так, банду настичь трудно.
— Товарищ капитан, — доложил боец из головного дозора. — Следы пропали!
— То есть как это — пропали?!
— Кончились. Нигде не видать.
Пограничники подъехали к узкой речушке, игравшей на перекатах: с мокрого камня спрыгнула жирная лягушка. Старшина слез с коня, нагнулся.
— Дурней себя ищут — по воде шли.
— Это несомненно. Но куда — вот вопрос? Вверх по течению? Вниз? Перебрались на тот берег или прошли метров двести да и вернулись, чтобы нас запутать? Этот ребус нужно побыстрее решить, время идет!
Уловку нарушителей разгадал Говорухин. По едва заметным приметам, побродив с полчаса вдоль берега, он определил, что бандиты направились вверх по течению, трижды переходили реку вброд, двигались вдоль берегов по воде, стремясь запутать преследователей, направить их по ложному следу.
— Не ошибаешься, Говорухин?
— Никак нет, товарищ капитан! Высмотрел я ихние следочки, крутились, крутились, а все же оставили.
— Спасибо, Пимен. Выходит, и без Нагана справился…
Говорухин тяжело вздохнул. Проводника не узнать, осунулся, под глазами синева, взгляд сумрачный.
— Ты, Пиша, не заболел ли? — спросил Петухов.
Говорухин покачал головой:
— Нагана жалко. Какого пса загубили, сволочи!
— Другую собаку получишь, не горюй.
— Эх, Кинстинтин! Ты, если хорошего друга потеряешь, замену найдешь?
— Сравнил! Собака не человек.
— Одно и то же. Живое, доброе…
— Для кого как. Наган не больно добреньким был, с нарушителей портки спускал, а вместе с ними и шкуру.
— Служба. Должность такая.
К вечеру пограничники выбились из сил, Данченко сказал Зимарёву:
— Надо отдохнуть часок, товарищ капитан.
— Хорошо бы, да нельзя. Не догоним.
— Коней потеряем…
— Пешком пойдем. Лучше коней лишиться, чем нарушителей упустить…
— Так-то оно так… — Старшина умолк.
Кадровый пограничник прекрасно понимал: потерять в тайге нарушителей значит не выполнить святую обязанность пограничников — задержать врага во что бы то ни стало, хотя бы ценой собственной жизни; любыми способами, любыми средствами проникший на территорию страны враг должен быть обезврежен. Зная это, Зимарёв понимал, что Данченко прав, придется остановиться. Ничего не поделаешь, у нарушителей преимущество — они ведут в поводу сменных «заводных» лошадей и время от времени пересаживаются на них.
— Старшина! Тридцать минут отдыхать. Коней не расседлывать…
Повалившись на мокрую траву, пограничники забылись тяжелым сном, бодрствовали, превозмогая дремоту, только часовые.
— Гвардия, подъем! — Данченко потряс за плечо Петухова. — Кончай ночевать.
Петухов тяжело поднялся, зевнул, протирая глаза. Вытер мокрое лицо.
— Дождь лупит. Вот напасть!
— Дождь ни при чем, — прохрипел Седых. — Ты носом в луже лежал.
— Врешь!
— Истинно, истинно, — поддержал проводник. — Я думал, ты воды нахлебаешься. Рот распахнул, как таймень на берегу, и храпишь. А водичка течет…
Петухов промолчал — отвечать насмешникам не было сил.
Над островерхими сопками робко брезжил рассвет, а в глубоком распадке сумрачно. Пограничники ехали шагом. Зимарёв ожесточенно тер щеки, отросшая щетина колола ладонь, капитан чертыхался — командир должен быть всегда тщательно выбрит. На следующем привале нужно обязательно побриться, но когда он будет, привал?!
Далекий звук долетел из-за гор, за плотной пеленой туч гудел самолет. Зимарёв поднял голову к сизому небу, скользя взглядом по низко нависшим тучам. Смотрели вверх, следя за невидимым самолетом, и пограничники.
— Тоже нарушителей ищет, — сказал Зимарёв.
— Точно, товарищ капитан. Но видимость… Дожди обложные
Начальник заставы дернул поводья.
— Вперед.
Гул самолета испугал, бандиты замерли в седлах; рокот мотора медленно уплывал вдаль, нарушители озадаченно переглядывались. Маеда Сигеру насупился:
— Не хорсё. Очинно не хорсё.
— Чего спужались? — прикрикнул на бородатых сподвижников Мохов. — Летчик ни хрена не увидит.
Горчаков не разделил оптимизма атамана. Встревожился и Лахно, догнавший отряд с горсткой своих людей — остальных перебили на границе, вышколенный унтер молчал, но многое читалось, в его глазах.
Горчаков приказал продолжать движение.
— Мы выполним приказ, чего бы это ни стоило.
— Простите меня, недостойного, — взволнованно проговорил Господин Хо. — Но эта ласточка наведет коршунов, небеса обрушат на нас огонь. И…
Горчаков вскипел, Маеда Сигеру произнес несколько слов, и хунхуз покорно склонил голову.
— Слушаюсь. Будет исполнено, господин.
Японец повернулся к Горчакову:
— Все хорсё. Будем двигаться.
— Не дюже печальтесь, Сергей Александрович. Подумаешь, самолет! Эка невидаль. Пусть себе шастает хоть до вечера: тайга-матушка нас укроет, — утешил Мохов.
