…Пожнешь бурю: Хроника двух трагических часов - Станислав Гагарин

Всеми однозначно признавалось, что те, кто добровольно прикрепляет на грудь этот знак, не должен быть психопатом, алкоголиком, неврастеником и тем более наркоманом. Ну а каким надлежит быть офицеру-ракетчику? Этого никто не знал. За эталон человеческого совершенства взяли программу медицинских требований, которые предъявлялись к пилотам. Если человека допускают к летной работе, то он, конечно, годится и к службе под землей. А ежели какие-то отклонения от нормы вдруг возникнут, то их выявят сами командиры частей и медицинская служба.

Не тут-то было! Очень скоро стали обнаруживать у самых крепких офицеров признаки неуравновешенности, которые появлялись из-за необычного напряжения ракетной вахты, сознания исключительной мощности ядерного оружия, клаустрофобии – боязни замкнутого пространства, – она не проявляется даже в кабине самолета, которая хотя и тесна, но за иллюминатором летчик видит целый мир.

Когда Джорджа Тейлора назначили командиром эскадрильи, его ознакомили с интересными психологическими разработками на основе исследований, проводившихся на ракетных базах. Так, например, выяснилось, что расчет из двух человек – оптимальный вариант для предохранения психики от расстройств, при которых начинают мерещиться призраки. У операторов, запирающихся на сутки вдвоем, подобных явлений не наблюдалось. А вот полицейские из охраны, бывало, стреляли друг в друга, принимая товарищей за коммунистических агентов, или открывали огонь по привидениям, которые являлись им по ночам.

Теперь ввели специальную программу медицинской проверки надежности личного состава. Каждого члена расчета и охраны обследовали в военной клинике, врачи наблюдали за ними индивидуально. Выяснилось, что одни лучше переносят пребывание на одном месте, другие – хуже: неподвижность начинает их беспокоить, а потом приводит к нервному срыву. Бывали офицеры, которые, что называется, сатанели от непрерывного поступления абсолютно секретных данных. У некоторых наблюдалось негативное отношение именно к этой службе, связанное с отвращением к оружию массового уничтожения людей. И такое было не редкостью…

Майор Тейлор знал, что проблемой из проблем является создание для ракетчиков таких условий боевого дежурства, при которых можно было бы удержать психическое состояние расчета в определенных рамках, позволяющих снять усталость и сенсорное голодание, возникающее от однообразной обстановки. И сам он, как командир, и высокое начальство были озабочены этими вопросами. На разрешение их военное ведомство тратило достаточное количество долларов. Психологи и дизайнеры изучали чередование и цвет лампочек на пульте, форму и звук телефонных аппаратов, тембр контрольных сигналов, удобность сидений, а также меню тех блюд, коими дежурный повар потчевал операторов…

Когда однажды Джордж заговорил на эту тему с отцом, Ричард Тейлор хмыкнул и сказал, что уже сама идея поставить существование человечества в зависимость от психической уравновешенности одного-единственного индивидуума представляется ему безумной и самоубийственной.

– Что же ты предлагаешь, па? – спросил Тейлормладший.

Вместо ответа отец протянул сыну книгу, из которой он делал выписки – готовил доклад совету лиги, о чем Джордж, разумеется, не подозревал.

– Вот, прочти это место, – сказал полковник. – Это «Оружие третьей мировой войны» Джона Томпкинса. Автор воевал на Тихом океане, знает войну не понаслышке, большой специалист по ракетным проблемам в том числе. Взгляни, что он пишет о тебе и твоих людях.

И Джордж Тейлор прочитал: «Излюбленный вопрос, который задают репортеры операторам ракет, таков: подчинились бы они распоряжению открыть огонь, зная, что их жены и дети находятся на поверхности и незащищены? Ответы выражают либо непреклонную решимость, либо стоическую покорность. Операторы полага ют, что распоряжение об открытии огня означало бы, что ракеты противника уже находятся на пути к объектам в Америке. При всем этом весьма возможно, что кое-кто из операторов не станет запускать ракету, даже получив достоверное распоряжение. Герман Кан в фантастической в какой-то мере книге «О термоядерной войне» рассматривает такую возможность. Дисциплина и инструктаж, направленные на предотвращение случайных запусков, могут привести к случаям отказа от запуска ракет. Вероятно, операторы не станут отказываться выполнять приказ; они просто неправильно его поймут или будут настаивать на том, что ошиблись. Никогда нельзя заранее точно предсказать, что случится в том или ином случае. Нажатие пусковой кнопки в известной мере равносильно самоубийству; никакая тренировка и заблаговременное планирование не способны облегчить совершение такого акта».

– Что скажешь? – спросил Ричард Тейлор, когда сын вернул ему книгу.

Я выполню приказ, па, – просто ответил Джордж. Отец с интересом посмотрел на сына.

Ну-ну, – неопределенно сказал он.

… Сейчас майор Тейлор направился к домику охраны, и едва сделал несколько шагов, дверь его распахнулась. Навстречу двигался капитан Генри Хукер. Одет он был в такую же повседневную темно-синюю форму офицеров ВВС, какая была на майоре. Пилотка с эмблемой, прикрепленной чуть слева, рубаха-куртка, заправленная в брюки, подпоясанная такого же цвета ремнем. Над левым карманом буквы U. S. Air Force, а над правым полоска с фамилией капитана. Ниже фамилии, на самом кармане, красовалась фигурка Мульти Мауса, супермена-мышонка из популярного комикса, – эмблема 7-го крыла МБР.

Генри Хукер был родом из столицы Джорджии, города Атланты, и говорил с характерным носовым прононсом.

– Как ваши дела, сэр? – приветствовал он командира в обычной своей непосредственной манере.

Хукер работал под простодушного горца, своего рода «хилли-билли», хотя простаком отнюдь не был.

– Здравствуйте, Генри, – приветливо улыбаясь, сказал Джордж.

В дверь позвонили, и все сидевшие за столом переглянулись.

– Явился наш непутевый, – улыбнулась Вера Ивановна, а дед Макаров нахмурился, чтобы скрыть возникшую вдруг радость.

«Может быть, это Елена?» – с надеждой подумала Вера Ивановна, выходя в прихожую, чтобы открыть дверь.

А Иван Егорович понял, что это вовсе не Виктор. У внука есть свой ключ, и потом, парень так воспитан, что не станет беспокоить взрослых звонком в дверь, даже если поймает на удочку и приволокет за собою целого бегемота.

– Тяжелая это работа – из болота тащить бегемота, – продекламировал вдруг генерал-лейтенант и озорно подмигнул Андрею. – Кого это нам бог в гости послал?..

Кроме родных, Макаровы никого не звали, разве что случайно кто зашел. Но тут появилась в дверях Вера Ивановна и сказала, что пришли соседи снизу, полковник Педеров с женою.

Муза Григорьевна работала в шимолинской средней школе, а Харитон Самойлович Педеров служил прежде с Иваном Егоровичем в Каменогорске и считал своим долгом поддерживать с отставным генералом земляческие, стало быть, отношения.

Вера Ивановна чуть виновато посмотрела на отца. Вчера она сказала невзначай про Витькин день рождения коллеге, та и пришла с подарками и мужем. Но Иван Егорович согласно прикрыл глаза: коль пришли – принимай. Сам он поднялся гостям навстречу, как всегда недоумевая, почему Педеров так тщится навязать ему дружбу. Ведь наверняка знает, что это именно он, генерал Макаров, в свое время воспротивился выдвижению Харитона Самойловича на должность командира соединения, а значит, не дал полковнику сменить три звезды на одну, шитую золотом. Теперь же, хотя он и продолжает служить в Главном штабе, вряд ли выйдет на генеральскую должность. «Как сказать, – подумал Иван Егорович, улыбаясь Музе Григорьевне, жена полковника ему нравилась – веселая дамочка и при уме, – может быть, и угодит новому начальству. Теперь у Харитона появился шанс».

Макаров не любил Педерова. Точнее сказать, не принимал ни манер его, ни отношения к службе, главной сутью которого было показать себя в ней. А любое проявление подобной тенденции в подчиненных действовало на генерала как красная тряпка на быка. «Опять «моя жизнь в искусстве», – говаривал он, заметив, что радение попавшего ему на заметку командира направлено на выпячивание прежде всего собственной личности. – Не армия существует для нас, а мы живем для армии. Не с того конца палку держишь, дорогой товарищ, не из той дырки пылесосишь…»

Показушников и очковтирателей он так и называл – «пылесосами», хотя они пускали пыль в глаза, а не убирали ее, морочили начальству голову, изображая себя ух какими деловыми, шибко активными офицерами. Однажды в Каменогорск ждали Главкома. Перед его приездом Макаров наведался в Рубежанск, глянуть, как там идут дела. Может быть, и сюда высокое начальство завернет, надо предварительно окинуть все хозяйским глазом. Тогда-то Макаров и узнал о заветном уголке, который полковник Педеров приготовил для демонстрации.