Генрих Третий. Последний из Валуа - Филипп Эрланже

Однако он проявил предусмотрительность и направил вперед отряд доверенных дворян из тех, кто шестнадцатью годами ранее особо отличились в Варфоломеевскую ночь. Этот грозный авангард проверял все монастыри на пути, а дворцы принцев превращал в грозные крепости. Генрих, сильно обеспокоенный таким поворотом событий, направил к герцогу де Гизу верного Бельевра, поручив ему воспрепятствовать появлению Гиза в Париже. Но, как только государственный секретарь отбыл, Гиз завернулся в широкий плащ, надвинул поглубже широкополую шляпу и в сопровождении всего лишь восьми дворян двинулся обходными дорогами в столицу, пока королевский посланник Бельевр направлялся туда же по главной парижской дороге. И 9 мая 1588 года герцог де Гиз прибыл в Париж.

Парижские улицы забиты людьми, наслаждавшимися прекрасной весенней погодой. Г из пробирался сквозь толпу в низко надвинутой на глаза шляпе, пока один из сопровождающих его дворян не воскликнул: «Монсеньор, позвольте же людям узнать вас!»

Архангел, упавший с неба, не вызвал бы такую бурю чувств! Люди бросаются к своему идолу, воздух дрожит от радостных возгласов; особенно экзальтированны женщины: они буквально разрывают плащ герцога де Гиза на кусочки, выхватывая их друг у друга из рук, покрывают поцелуями не только его запыленные сапоги, но и сбрую коня. Возбужденная толпа провожала его до самого Лувра. Стараясь оттянуть встречу с королем, Гиз решает нанести сначала визит королеве-матери.

Екатерина была нездорова. Увидев входящего герцога Лотарингского, она побледнела и едва не лишилась чувств. Но тут же взяла себя в руки: в глубине души она обрадовалась такому повороту событий.

В свои шестьдесят девять лет королева-мать еще продолжала плести паутину интриг, в которой в конце концов сама же и запуталась. Вот уже несколько месяцев король отказывался принимать ее, зная, что Екатерина не оставила мысли передать корону своему внуку из Лотарингского дома. Появление в Париже Гиза давало престарелой королеве-матери возможность восстановить свое влияние, выступив посредницей между монархом и Католической Лигой.

Встреча, оказанная ему королевой-матерью, показала Гизу, что он может рассчитывать на нее, и герцог удвоил свою почтительность. Он попросил ее величество сопроводить его в Лувр и помочь ему доказать королю чистоту своих помыслов. И – совсем непростительная для человека, за которым был готов идти весь народ, слабость – он попросил королеву-мать взять на себя ответственность за его неожиданное появление в Париже!

Екатерина согласилась с ним во всем. Превозмогая свою болезнь, она в портшезе и в сопровождении неизменной герцогини Юзес, своей «сивиллы», направилась в Лувр. Герцог де Гиз пешком, с обнаженной головой, следовал за портшезом. Кортеж с трудом протискивался сквозь запрудившую улицы толпу: триста тысяч человек собралось на улице Сент-Оноре, которая вела к Лувру, чтобы посмотреть на свое божество. Раздавались возгласы «Да здравствует герцог де Гиз! Да здравствует оплот Церкви!»

Генрих III работал с капитаном корсиканской гвардии Орнано, когда ему сообщили ужасную новость. Сраженный ею, он закрыл лицо руками, как всегда делал в минуты больших потрясений и тревоги. Но минутная слабость тут же прошла – в Генрихе Валуа проснулись ярость, возмущение, ненависть.

«Я убью его», – сказал он.

В Лувре в тот час было мало народа. Д’Эпернон находился в Нормандии, где подавлял вспыхнувший мятеж. И в распоряжении короля была только его гвардия, две роты корсиканцев и верные Сорок Пять. Он мог еще рассчитывать на нескольких решительных капитанов – Бирона, Крийона, Орнано, Луанака. Но разве с такими силами можно усмирить взбудораженный город?

А Гиз уже поднимался по главной лестнице Лувра и за ним с обнаженными шпагами следовали солдаты Крийона. Заметно взволнованный, Гиз произносит положенные по этикету вежливые фразы, но король молчит, и герцог, как ребенок, жмется к одетой во все черное королеве-матери. Еле сдерживая ярость, король цедит сквозь зубы: «Почему вы приехали в Париж? – и, поворачиваясь к Бельевру, добавляет: – Разве я не поручил вам воспрепятствовать этому?»

Государственный секретарь пытается оправдаться, но король резко обрывает его: «Достаточно!»

Он произносит это таким тоном, что герцог де Гиз под влиянием волнения забывает об этикете и опускается на стоящий в зале кофр.

На помощь ему приходит королева-мать, заявляя, что это она вызвала Гиза в Париж, надеясь «все уладить».

«В самом деле?» – только и произносит король. Он не поверил ни одному слову Екатерины, но пришел в еще большую ярость от того, что королева-мать пыталась выручить герцога Лотарингского.

Капитан Орнано уже держал в руках кинжал, дожидаясь только приказа короля. Екатерина и герцогиня д’Юзес умоляют короля проявить осторожность. Глухой гул поднимается из-за открытых окон Лувра: если Гиз не выйдет из дворца, Лувр будет взят штурмом.

Король заколебался, и герцог де Гиз воспользовался его минутным замешательством, чтобы откланяться и удалиться. Безнаказанность его дерзкого поступка только удвоила ощущение собственного могущества, и назавтра герцог де Гиз появляется в Лувре уже в сопровождении четырехсот вооруженных дворян. Король ведет себя с изысканной вежливостью и, застав герцога де Гиза в покоях королевы-матери, разговаривает с ним почти сердечно. В действительности Генрих обдумывет план захвата руководителей Католической Лиги, чтобы силой подавить готовый вот-вот вспыхнуть мятеж.

Французская и швейцарская гвардии, до того располагавшиеся в Ланьи, под барабанный грохот 11 мая вошли в Париж.

Королю предстояло застать Гиза врасплох, арестовать его и объявить город на осадном положении. Но перед этим Генрих намеревался собрать из буржуа отряды городской гвардии и поставить во главе их преданных королю членов парламента. Однако на это ушли сутки, и противники короля не замедлили воспользоваться его промедлением.

Как только стемнело, специально нанятые люди принялись будоражить предместья. Он ходили по улицам, входили в дома и предупреждали: «Будьте начеку! Приготовьтесь! Валуа позовут на помощь гугенотов, дети адмирала Колиньи уже близко! Завтра они начнут резню и устроят католикам Варфоломеевскую ночь! Париж будет захвачен врасплох! Не забудьте об угрозах швейцарцев!»

Десять лет Католическая Лига готовилась поднять народ. И этот момент настал. Машина заработала четко, без сбоев, хотя не герцог де Гиз, все еще пребывавший в нерешительности, привел ее в действие; нет, это сделали самые смелые из его лейтенантов вместе с Менвилем, графом де Бриссаком, прокурором Крусе и монахами.

В четверг, 12 мая, в пять часов утра колокола церкви Сен-Северен и Сен-Бенуа громко ударили в набат.

«К оружию!» – кричала толпа студентов, темной массой катившаяся с холмов Латинского квартала.

Миролюбивые буржуа из городской гвардии тут же вспомнили Варфоломеевскую ночь и те грабежи, что последовали за кровавой резней; они подумали о своих семьях, о своем добре и поспешили домой, оставив вверенные накануне их попечению посты.

Восставшим потребовалось совсем мало времени, чтобы превратить районы Сите, университета, дворца юстиции, Площадь невинно убиенных в укрепленные районы, настоящие крепости. Люди натянули через улицы цепи, вытащили булыжники из мостовых, устроили импровизированные укрепления – город ощетинился баррикадами.

Однако стратегические позиции – Бастилия, Арсенал, мосты – были еще в руках королевских войск. С площади Мобер, отделявшей район Университета от Сите, Крийон запрашивает королевского разрешения перейти в наступление. Но Генриха приводит в ужас мысль о необходимости открыть огонь против своих подданных – он предпочитает переговоры.

В своем портшезе королева-мать курсирует из дворца Гиза в Лувр и обратно. Герцог, словно его внезапно разбудили, изображает крайнее изумление происходящим, которое, впрочем, могло быть искренним. В ответ на призывы Екатерины восстановить мир и спокойствие, герцог отвечает только, что ему известно очень немногое, да и то со слов отдельных горожан… что он не военный человек… что все это дело рук городского магистрата…

Утро проходит в пустых переговорах, а Бриссаку и Крусе за это время удается взять в кольцо гарнизон – около полудня они начинают осаду. Атакованные с трех сторон солдаты вынуждены покинуть Новый мост, район Шатле и Сите; они отступают на другой берег. В два часа дня король, желая во что бы то ни стало избежать кровопролития, отдает через д’О приказ войскам отступить и сосредоточиться вокруг Лувра, но к этому времени на пути у них уже выросли новые баррикады, и солдаты оказываются отрезаны от дворца.

Сторонники Католической Лиги обстреливают наемников из окон домов и с крыш. Окруженные со всех сторон, швейцарцы при виде того, как один за другим падают, сраженные, их товарищи, отбрасывают в сторону аркебузы и падают на колени, моля «добрых католиков» о пощаде.