Августовские пушки - Барбара Такман

Внизу, в городе, генерал Эммих, не найдя Лемана, арестовал мэра, которого предупредил, что Льеж будет обстрелян и сожжен дотла, если форты не прекратят сопротивление. Он предложил мэру отправиться к генералу Леману или королю, чтобы уговорить их сдаться. Несмотря на обещание обеспечить безопасный проход через немецкие позиции, мэр решительно отказался. К вечеру сквозь линию фортов пробились и вошли в Льеж еще три немецкие бригады.

В шесть часов вечера по улицам Ахена на автомобиле промчался офицер, доставивший в штаб 2-й армии волнующую весть о том, что генерал Эммих вошел в Льеж и ведет переговоры с мэром. Пока раздавались крики и восклицания «Хох!», была перехвачена телеграмма от Эммиха, которую он отправил своей жене: «Ура, мы в Льеже!» В 8 часов вечера офицер связи доставил новое сообщение от Эммиха. Хотя генерала Лемана захватить не удалось, взяты в плен епископ и бургомистр; Цитадель сдалась, сам город эвакуирован бельгийскими войсками, однако никакой информации о фортах пока нет.

В Берлине, где до конца периода сосредоточения армий оставался штаб верховного командования, или Oberste Heeresleitung (OHL), кайзер пришел в восторг. Вначале, когда оказалось, что бельгийцы все-таки будут сражаться, Вильгельм часто с горечью упрекал Мольтке: «Видишь, из-за тебя англичане без всяких причин кинулись на меня». Однако после известий о падении Льежа кайзер стал называть его «милейший Юлиус». Мольтке записал по этому случаю: «Он меня восторженно расцеловал». Однако мысли об англичанах не давали кайзеру покоя. 10 августа американский посол Джерард, прибыв к кайзеру, чтобы вручить ноту с предложением президента Вильсона о посредничестве, нашел монарха в «подавленном расположении духа». Сидя в дворцовом саду за зеленым железным столом под солнечным зонтиком, с лежащей перед ним грудой бумаг и телеграмм и с двумя таксами, расположившимися у его ног, кайзер жаловался: «Англичане изменили всю ситуацию — вот упрямый народ!.. Они будут расширять войну, и скоро она не кончится».

Горькая правда открылась на следующий день после падения города: когда Людендорф выехал из Льежа для доклада, ни один из фортов еще не был взят. Генерал настаивал на немедленной доставке к Льежу осадных орудий: бельгийцы по-прежнему не желали сдаваться. Срок выступления 1-й армии Клука, начинавшей операцию, уже пришлось перенести с 10 на 13 августа.

Тем временем в Эссене, где неподвижно застыли жуткие черные осадные мортиры, шла лихорадочная работа по подготовке транспорта и обучению артиллерийской прислуги. К 9 августа два орудия, способные передвигаться по обычным дорогам, были полностью собраны и в ту же ночь погружены на железнодорожные платформы. Немцы берегли их гусеницы и хотели доставить поездом как можно ближе к месту боев. Состав отправился из Эссена 10 августа и к вечеру уже достиг Бельгии, как вдруг у города Эрсталь (Херстал), не доезжая двадцати миль до Льежа, поезд остановился — в 11 часов вечера. Впереди оказался железнодорожный туннель, взорванный бельгийцами. Были предприняты бешеные усилия расчистить завалы и освободить пути, но все оказалось напрасным. Гигантские пушки пришлось снять с платформ и везти по дороге. И хотя до цели оставалось не более 11 миль, одна поломка за другой вызывали частые остановки. Моторы отказывали, постромки рвались, на дорогах встречались различные препятствия, и часто, чтобы сдвинуть с места этих великанов, приходилось прибегать к помощи пехоты, отвлекая ее от марша. Весь день шла упорная борьба с двумя отказывавшимися двигаться дальше безмолвными монстрами.

Пока осадные орудия тащили по дорогам, германское правительство в последний раз попыталось убедить Бельгию дать согласие на проход войск через ее территорию. 9 августа посла Джерарда попросили направить своему коллеге в Брюсселе ноту для представления бельгийскому правительству. «Теперь, когда бельгийская армия поддержала свою честь сопротивлением превосходящим силам», — говорилось в ноте, — германское правительство «просит» короля Бельгии и его правительство уберечь Бельгию от «дальнейших ужасов войны». Германия была готова на любую сделку с Бельгией, лишь бы добиться права свободного прохода для своих армий. Кайзер не скупился на «торжественные заверения» в том, что Германия не посягает на бельгийскую территорию. Как говорилось в ноте, немецкие войска покинут Бельгию, едва наступит перелом в ходе войны. Американские представители как в Гааге, так и Брюсселе отказались передавать подобные предложения, но благодаря услугам голландского правительства эта нота наконец попала к королю Альберту 12 августа. Он ее отверг.

Проявленные им мужество и упорство перед лицом страшной угрозы, нависшей над его страной, казались почти невероятными даже союзникам. Никто не ждал героизма от Бельгии. «В действительности, — сказал король Альберт после войны, услышав из уст одного французского государственного деятеля высокую оценку своего поведения, — в то время нас заставили поступать героически». В 1914 году у французов были сомнения на этот счет, и 8 августа они послали в Брюссель заместителя министра иностранных дел Вертело, чтобы выяснить у короля, верны ли слухи о намерениях Бельгии заключить перемирие с Германией. Бертело поручили не самую приятную миссию: он должен был сообщить королю, что Франция не изменит своих стратегических планов, но постарается сделать все от нее возможное, чтобы помочь Бельгии. Альберт попытался вновь внушить французам мысль об угрозе, исходящей от мощного правого крыла германских армий, которое, по всей видимости, двинется в наступление через Фландрию. В таком случае, повторил свое предупреждение король, бельгийская армия вынуждена будет отступить к Антверпену. К наступательным операциям Бельгия перейдет лишь в том случае, когда «будет чувствоваться приближение союзных армий», тактично добавил он.

Остальной мир, судя по авторитетному мнению военного корреспондента «Таймс», думал, что германские силы, атаковавшие Льеж, «оказались прилично потрепанными». Тогда это утверждение можно было считать приблизительно верным. Хваленая германская армия, которая, как считали, легко справится со «спящей овцой», не смогла взять штурмом бельгийские форты. После 9 августа ее продвижение остановилось — понадобились подкрепления, но не в виде живой силы. Армия ждала, когда подвезут осадные орудия.

Во Франции генерал Жоффр и его штаб упорно и решительно, как и прежде, не желали обращать внимания на Фландрию и с прежней горячностью готовились к рывку на Рейн. Пять французских армий состояли из 70 дивизий, то есть имели такую же численность, как и немцы на Западном фронте. Нумерация армий зависела от их расположения — от 1-й на правом фланге до 5-й на левом. Разделенные укрепленным районом Верден — Туль, они сосредоточивались двумя группами, как и немецкие армии, по обеим сторонам участка Метц — Тионвиль. 1-я и 2-я армии, противостоящие германским 7-й и 6-й в Эльзасе и Лотарингии, составляли французское правое крыло, имевшее задачу энергичным натиском отбросить немцев за Рейн и одновременно вбить мощный клин между левым крылом и центром германских сил.

На крайнем правом фланге находилась специальная ударная группа, равная по численности армии Эммиха у Льежа. Ей поручалось первой прорваться в Эльзас. Выделенные из состава 1-й армии, эти ударные силы включали VII корпус и 8-ю кавалерийскую дивизию, которым предстояло освободить Мюлуз и Кольмар и закрепиться на Рейне в том месте, где сходятся границы Германии, Эльзаса и Швейцарии.

Рядом с этой группой располагалась 1-я армия под командованием генерала Дюбая. Он, как говорили, не признавал невозможного, сочетал упорство с неограниченной энергией и по ряду причин, скрытым в хитросплетениях французской армейской политики, находился в плохих отношениях с генералом де Кастельно, своим непосредственным соседом слева. Кастельно покинул генеральный штаб, чтобы возглавить 2-ю армию, державшую фронт вокруг Нанси.

По другую сторону от Вердена стояли 3-я, 4-я и 5-я армии, готовясь, в соответствии с «Планом-17», к великому наступлению через германский центр. Занимаемые ими позиции растянулись от Вердена до Ирсона. 5-я армия, имевшая открытый фланг, была развернута на северо-восток для наступления через Арденны, а не на север, где она встретила бы наступающие силы германского правого крыла. Позиции на левом фланге этой армии, с центром у когда-то мощной, а теперь заброшенной крепости Мобеж, должны были удерживать англичане, которые, как стало известно, всех обещанных войск пока не присылали. Недостаточность сил в этом районе не очень беспокоила Жоффра и его штаб, поскольку все внимание они сосредоточили на других направлениях. Однако это обстоятельство вызывало сильную тревогу у командующего 5-й армией генерала Ланрезака.

Ему предстояло выдержать напор правого крыла германских армий, и он слишком хорошо осознавал все опасности своего положения. Его предшественник на этом посту, генерал Галлиени, после тщательного изучения местности и провала всех попыток убедить генеральный штаб в необходимости модернизации фортификационных сооружений Мобежа, понимал всю трудность создавшегося положения. Когда в феврале 1914 года Галлиени достиг предельного возраста для службы, на его место Жоффр назначил Ланрезака, «настоящего льва», чьи интеллектуальные способности вызывали у него восхищение. В 1911 году Жоффр включил Ланрезака в число трех кандидатов на пост заместителя начальника генерального штаба. Благодаря своему «выдающемуся интеллекту» Ланрезак считался звездой генерального штаба, прощавшего ему язвительность, несдержанность и грубые выражения, к которым он прибегал для ясности, точности и логической выразительности своих лекций. В шестьдесят два года он, так же как Жоффр, Кастельно и По, был типичным французским генералом — с густыми усами и солидным брюшком.