Сказки старого дома 2 - Андрей Басов

Стены зала до самого потолка покрыты красочными изображениями сцен жизней и казней египетских, а также бесконечной вязью иероглифов. И здесь тоже полным-полно предметов быта, культа и искусства. Ходим и рассматриваем эти богатства. Вот красивая и внешне прочная табуретка. Присесть, что ли? Потрогал — и она жалобно заскрипела. Нельзя, мол. Ну, нельзя, так нельзя. Потерпим.

— Ну, как впечатление? — спрашивает всех Ахмед.

— Сам понимаешь, что тут больше, чем впечатление, — отвечает Шехерезада. — Слов для выражения этого еще не придумали. Идем дальше?

Вы видели когда-нибудь не кого-нибудь, а самого грозного Зевса высотой с двухэтажный дом в состоянии «зашелся от смеха»? Что его рассмешило, непонятно, но и его жена Гера вторит мужу без стеснения. Что уж тут говорить об остальной олимпийской компании, ржущей впокатуху! Нет, конечно, античные боги были где-то и иногда веселыми, но не до такой же степени, чтобы чуть не валиться с ног! Зал здесь тоже великолепен и насыщен предметами. Греческий орнамент пола с картиной моря и весельных кораблей с глазами, выложенной из мозаики. Расписной потолок и многоцветные фрески стен, розовый и белый мрамор, тонкость обработки деталей скульптур создают колорит покруче, чем на вилле Александра или Фульвия! Правда, моим спутникам не с чем сравнивать.

Усаживаемся на мраморные кушетки и наконец даем отдых ногам, любуясь окружающей прелестью.

— И что будем со всем этим делать? — интересуется Али-Баба.

И в самом деле. Вся эта фантасмагория и гротеск не может быть предметом культа. Не зря же увиденное нами не повторяется нигде. Кто, когда, и как создал всё это? Какие же колоссальные возможности потребовались! Даже просто для того, чтобы доставить нужные материалы со всех концов света. Зачем?

— Ничего не будем делать. Это всё не наше. Пусть себе живет как есть.

— Я имею в виду, что опять запрем и уйдем?

— Вряд ли это разумно. Такой красотой люди должны любоваться. Хотя бы и не очень многие.

— Согласен с Сержем, — поддержал меня Ахмед. — Пусть смотрят. Народ в долине хороший и обычаи добрые. Надо позвать сюда вазира и старейшин. Пусть примут это добро и присматривают за ним. Свет гасить не будем.

После прохлады подземелья на скамеечках храмовой площади даже и жарковато. Аладдин побежал за вазиром Ахматом. Тот не заставил себя ждать.

— Мы тут, вазир, — сказала ему Шехерезада, — случайно обнаружили еще три подземных зала, и они не совсем пустые. Нам бы хотелось, чтобы вы со старейшинами взглянули на них.

— Не совсем пустые?

— Да, там есть кое-какие интересные мелочи.

— И совершенно случайно вы их обнаружили?

— Ну, как бы да.

— Понятно. Сейчас я всех соберу, — и Ахмат резво побежал по храмам.

Минут через двадцать мы ввели местную власть, науку и одновременно служителей культа в зал Будды, а сами удалились в греческий зал. Всё-таки сидеть лучше, чем стоять. Ждали мы их больше часа. Успели даже обсудить, рассказывать ли об этом чуде света Бахтияру или нет.

— С него будет достаточно и моих рисунков в храме. А то, что находится здесь, культового, религиозного значения не имеет. Мне даже почему-то кажется, что, несмотря на старину, и исторического тоже. Если мы расскажем Бахтияру об этом, то он будет в полном замешательстве. А если увидит — то и в помешательстве.

— Вот этого не надо, — попросила Зубейда.

— Чего не надо?

— Замешательства и помешательства. Достаточно и того, что я в замешательстве и чуть не в помешательстве от увиденного.

— Значит, не говорим?

— Не говорим.

Оглядываясь по сторонам, в греческий зал вошла местная элита с выражениями одновременных восторга и растерянности на лицах.

— Нет слов! Мы поражены! И что вы со всем этим богатством намерены делать? — спросил нас Ахмат.

— Ничего, — ответила Шехерезада. — Оставим вам для сохранения и любования. То, что вы видите, не предметы религии, хотя в чём-то на них и похожи. Но вот красота необыкновенная! Она может быть предметом преклонения. Так что берегите ее. Неплохо было бы сделать и здесь, во дворце красоты, уборку, как вчера там — в храме религии. Только очень осторожно. Предметы очень старые, и от небрежного обращения некоторые могут рассыпаться. Пойдемте, мы покажем вам, как открываются и закрываются двери.

Показали, получили уверения, договорились, что можем приходить сюда полюбоваться с друзьями, и отправились к вдове опять — собираться домой. Хотя что собираться-то? Уже всё было собрано, и жуков не нужно с собой тащить. Проходя через храмовую площадь, я остановился и сказал:

— Вы, пожалуй, идите к вдове за нашими вещами, а я загляну в Храм науки, попрощаюсь с джинном. Встретимся здесь на площади.

Джинна не пришлось даже искать. Его защитная колба стоит на самом видном месте в пустой комнате, на которую мне указали ученики медресе. Прикрыл за собой дверь и постучал костяшками пальцев в стекло. Никакого ответа — не слышит. Достал монету и постучал позвучнее. Выглянул из горловины. Что-то спрашивает. Я показываю знаками, что ничего не слышу. Пришлось ему вылезать наружу в виде благообразного старичка.

— Что тебе опять нужно, хитроумный, но докучливый Сержи-сахеб? Чего тебя так тянет ко мне? До осени терпения не хватает?

— Да вот, понимаешь, какая штука. Мы тут рядом в подземном храме обнаружили три комнатушки, до верха набитые самыми разными смеющимися богами. Твоя работа?

— Комнатушки, говоришь? И притом доверху? Было такое дело, но очень давно. Лет с тысячу тому будет. Владел лампой один чудак. Путешествовать любил и много где побывал и чего повидал. Повелел мне вот такое сделать для него на память о виденном, но чтобы весело было. Я сделал. Доволен он был ужасно. Жил, кстати, этот чудак здесь, в долине.

— А карта Давида?

— Какая карта? Какого Давида?

— Понятно. Значит, карту Давида этот чудак сам состряпал. Карта Давида — это такая штука, по которой веселые комнатушки найти можно.

— A-а, я тут ни при чём. Может, ты хочешь, чтобы я всё убрал, раз хозяина нет?

— Нет-нет! Ни в коем случае! Разве можно такую красоту уничтожать? Так здорово у тебя получилось! Пусть люди любуются!

— Плохо не делаю, — самодовольно заявил джинн.

— Но вот тысяча лет — это всё-таки очень много для сохранности красоты. Там некоторые предметы совсем обветшали. Подновил бы.

— Ну, это несложно. Загляну как-нибудь — освежу. Всё, что ли?

— Всё.

— Суетливый же ты однако, хитроумный Сержи-сахеб. И всё не для себя. Прощай. До осени, — и растворился в воздухе.

На площади меня уже ждут. Вазир Ахмат проводил нас до самого выхода во внешний мир. Погрузились на корабль и в середине следующего дня прибыли в Багдад. Когда Багдад уже показался в виду, Ахмед сказал:

— Не знаю, как ты, а мне уже пора бы вернуться в Питер. Уже два дня прогулял на работе. Ничего не скажут, но всё же как-то неудобно. Сегодня уж ладно, но завтра утром я уйду.

— Тогда и я с тобой. Ты вот что скажи. Почему ты так держишься за жилконтору?

— Сам не знаю. Всё-таки, наверное, где-то я человек прошлого и привычки. Трудно объяснить. Мир наш питерский, советский и российский — это наш родной мир. Несмотря на все его издержки. Не знаю. Пойдем-ка скажем всем, что вечером встречаемся у меня.

Ахмед, Али-Баба и Зубейда отправились с корабля прямо в лавку, а я решил занести свои рисунки Бахтияру-хаджи.

— Очень, очень интересно, — произнес он, разглядывая рисунки. В самом деле — арамейский храм. Вы рисунки мне оставите?

— Конечно, но вот жука вашего я не могу вернуть. Так уж получилось. Хранители у храма теперь есть, и они упросили оставить жуков им в качестве реликвии. Мы не смогли им отказать.

— Ну и хорошо. Так, наверное, и надо.

На том и расстались. Придя домой, я сразу же подвергся решительному нападению.

— Это безобразие! Сколько времени вас обоих дома нет! Бабушка всего два раза мне куклу заводила. Вчера вечером и сегодня утром. Я не могу так долго терпеть!

— Ладно, ладно, Джамиля! Чтобы ты не расстраивалась, я заведу тебе куклу два раза подряд.

— Вот это очень правильно, Сержи-сахеб. Как же это называется? Дед как-то говорил. Ага, вспомнила! Искупление вины. Вот Зубейда домой вернется — пусть тоже два раза искупляет. Или искупывает? — и когда уходила, насмотревшись на танцующую куклу, сказала сама себе:

— Удачный сегодня будет денек.

Зубейда вернулась не просто так. Распахивала двери, а Ахмед и Али-Баба тащили за ней большой горшок с роскошным розовым кустом. Поставили его на террасе около двери в комнату Зубейды.

— Вот, пожалуйста, приходим в лавку — а там это стоит. Приказчики говорят, что куст приволокли игроки на Зубейду. Втащили в лавку и попросили передать Зубейде. Заявили, что ты разрешил. Было такое?