Человек, рожденный на Царство. Статьи и эссе - Дороти Л. Сэйерс

3. Грех. Такое учение о человеке ведет к учению о грехе. Одно из самых удивительных обстоятельств нашего времени - то, что старая ненавистная доктрина грехопадения ободряет людей. Пытаясь освободить нас от бремени греха, новая философия стремилась как можно прочнее заковать человека в цепи детерминизма. Среда и наследственность, железы и подсознание, экономика и эволюция убеждали нас, что мы не отвечаем за свои беды и потому - не виновны. Зло, говорили нам, навязано извне, а не рождается внутри. Отсюда вытекает, как ни грустно, что, раз мы не отвечаем за зло, мы не можем ничего изменить. Эволюция и прогресс обещают послабления, но здесь и сейчас нам с вами надеяться не на что. Помню, одна моя тетка, воспитанная в традициях старомодного либерализма, отказывалась, читая литанию, именовать себя "жалкой грешницей". Если нас удастся убедить, что мы и есть жалкие грешники, что беда не где-то, а в нас, значит - мы, с помощью Божьей, можем что-то сделать, и эта весть покажется нам поистине радостной.

Конечно, учение о первородном грехе придется пересказать так, чтобы его поняли люди, воспитанные на биологии и психоанализе. Науки эти помогают понять природу и механизм внутреннего смещения и в руках Церкви могли бы стать мощным оружием. Как жаль, что она разрешила обратить их против нее!

4. Суд. Примерно то же относится к учению о суде. Термин "кара" так искажен, что его нельзя употреблять. Когда мы вернем учение о человеке, станет ясно, о чем здесь идет речь. В телесной сфере тиф или вши - суд над нечистоплотностью; и не потому, что Бог выгораживает милых, чистоплотных людей, а потому, что так устроен мир. Если государство грубо отказывает своим гражданам в свободе, прольется кровь, потому что для человека тирания хуже смерти. Если мы из алчности вырубаем леса, будет потоп, или сушь, или голод, потому что мы нарушили физический закон. Обычно говорят, что дела эти злы, так как они не окупаются; на самом деле они не окупаются потому, что злы. Т. С. Элиот сказал: "Грехи против природы предполагают грех против Бога, и плод их - неизбежная кара".

5. Материя. Тут мы подходим к христианскому учению о материальном мире и, вероятно, лучше всего объясним, что такое "сакраментализм". Обычный человек думает, что и материя и тело для нас - дурны. В этом отчасти повинен апостол Павел, гораздо больше - Августин, больше всех - Кальвин. Но, пока Церковь учит, что Христос был Человеком, и признает таинства евхаристии или брака, никто не вправе отрицать, что материя и тело для нее священны. По ее учению, весь материальный мир выражает и воплощает творческую силу Бога, как картина или книга выражает душу художника или писателя. Тем самым хорошее, творческое обращение с материей прекрасно и свято, злоупотребляя же ею, мы распинаем Тело Христа. Именно поэтому нельзя использовать человека и материю ради выгоды, нельзя извращать искусство, искажать разум. Если мы будем злоупотреблять ими и ничто нам не помешает, рано или поздно мы поймем, что нарушили непререкаемый закон, вызывая суд и кару. Здесь, как и везде, от закона не уйти. Выбор один - выполнять его добровольно, с помощью Божией, или против воли, по решению суда.

6. Труд. По-видимому, неверное отношение к материи связано с неверным отношением к работе. Немалая вина лежит на Церкви - с XVII века она исповедовала и проповедовала то, что можно назвать мнением прилежного подмастерья: "Работай получше, трать поменьше, и Бог тебя не оставит". Это - разумный эгоизм в самой вульгарной форме, очень выгодный монополисту и финансисту. Ничто так не повредило Церкви, как приспособление к экономической системе. Христианский взгляд на деньги пылко обсуждают сейчас, и вряд ли надо напоминать, что

нынешние события в России и в Центральной Европе были ответом финансовой системе, которая подчиняла человека экономике. Преобразования экономики ни к чему не приведут, пока человек - в плену у этой системы.

Вопрос этот очень важен, но еще важнее, как нужно относиться к труду в христианском обществе. К сожалению, кроме стихов в Книге Бытия, говорящих о том, что работа тяжела и карает нас за грех, ясного учения о труде в Библии нет. Однако оно все-таки есть и тесно связано с учениями о Боге Творце и об образе Божием. Мы связываем труд с выгодой, и это, на мой взгляд, приводит ко многим бедам. Получается так, что труд не выражает нашу творческую природу, а позволяет обрести досуг и деньги.

Один хороший хирург выразил это так: "Теперь никто не работает ради дела. Результаты - побочный продукт, цель - деньги или что-нибудь в этом роде. Мы лечим не для того, чтобы облегчить страдания, а для того, чтобы заработать. Юристы кого-то защищают не из любви к справедливости, а потому, что такая у них профессия. Поэтому многим нравится военная служба. Там впервые что-то делают не из выгоды - какая уж выгода! - а ради самого дела".

Словом, мы не ощущаем, что работа священна. Вспомним, что средневековая гильдия настаивала не только на долге хозяина по отношению к работнику, но и на долге работника по отношению к работе.

Нам необходимо христианское учение о труде, которое учитывало бы не только хорошие условия для работы, но и саму работу, ее ценность. Однако мы не вправе ждать сакраментального отношения к труду, пока люди вынуждены делать то, что их портит - мошенничать, например, или изготовлять уродливые, ненужные вещи.

7. Общество. Наконец, скажу несколько слов о христианском общественном учении - не о том, как перевести его на язык политики, но о самой его основе. Стоит оно на учении о Боге и о человеке и выводится только из догмы о месте человека в мироздании. Казалось бы, это ясно. Сейчас я остановлюсь на учении о законе. Уничтожить зло закон не может, ибо, как всякий плод наших действий, разделяет нашу греховность; кальвинисты говорили, что он "соприроден греху". Тем самым, следование закону, возведенное в абсолют, чревато судом и крахом. Закон необходим, но только как ограда от зла, внутри которой Божья благодать делает свое благое дело. К примеру, мы не установим мира или справедливости, так или иначе уничтожая тех, кто их нарушает. Закон стоит на запрете, он негативен, испорчен нашей внутренней противоречивостью. Если мы не поймем, что такое грех, мы не оградим мир от неоправданного доверия к закону, который не выгонит Вельзевула и выгнать не может.

Однако понять его надо, иначе мы не поймем и благодати. Закон выполнять все равно придется, выбор один - между судом и благодатью. Если мы не услышим Моисея и пророков, никто не убедит нас, даже если восстанет из мертвых.

Разум Творца. Главы из трактата

Предисловие

Книга эта - не апология христианства и не рассказ о моей вере. Перед вами - комментарий к определённым положениям христианского Credo, которые мы рассмотрим в свете одной, особой темы, рассуждая о том, действительно ли они верны.

Предупреждаю я не зря - почти все мыслят теперь так сбивчиво, что каждое утверждение кажется им личным мнением. Недавно, не без оснований рассердившись, что люди уже не знают самых основ христианской доктрины, я напечатала небольшую статью, где изложила эти основы так, что их понял бы ребенок. Каждая фраза начиналась словами: "Церковь считает...", "Церковь учит...", "Если Церковь права..." и тому подобное. От себя я сказала одно - быть может, учение это неверно, но скучным его не назовешь.

Все газеты, где были отзывы, приняли без спора, что я делюсь своими мнениями. Кто-то (Бог его знает, почему) назвал это даже "смелым исповеданием веры", словно, признавшись у нас в христианстве, немедленно подвергнешься гонениям. В одной статейке, которую могла прочитать вся империя, речь идет о том, что "свою, личную веру исповедует женщина, уверенная в своей правоте".

Мне кажется, не так уж важно, во что автор верит, во что - не верит. Важно, и до ужаса важно, что вроде бы образованные читатели явно не умеют читать. Я не претендовала на непогрешимость, а просто и прямо излагала официальную доктрину, оговорив, что никто не обязан ее принять. Там нет ни фразы, ни слова, из которых можно без передёргиваний вывести, во что верю я сама. Статью вполне мог написать образованный зороастриец.

Каждый учитель знает, что многие проваливаются на экзамене, потому что "не понимают вопроса". Ученики читают билет, но, судя по ответу, его не поняли. Дело не в том. что они слабоумны, а в том, что они неграмотны, то есть - не умеют читать. Преподаватели университетов жалуются, что очень трудно научить студентов, чтобы те правильно спрашивали. Это показывает, что юному разуму нелегко отличить суть предмета от его несущественных сторон; а письменные и устные споры показывают, как ни прискорбно, что многие так и не выросли. Наконец, третья трудность - в том, что, задав вопрос, обычно ни за что не слушают ответа. В предельной степени свойственно это тем, кто берет интервью для популярного журнала. Девяносто девять интервью из ста больше иди меньше, но искажают то, что вы ответили, да и вопросы ставят неверно. Искажают они не только мнения, но и факты, причем далеко не всегда дело в глупом недоразумении. Журналисту факты не нужны. Винить его мы не будем, поскольку, что бы он ни сделал, читатель все равно исказит их. А вот тех, кто не печатает разъяснений жертвы, винить надо. Жертва эта совершенно беспомощна, искажение - не оскорбление, если оно не уложится случайно в тесные рамки закона о клевете. Пресса и закон неподсудны, потому что людям безразлично, говорят им правду или; нет.