На шаг сзади - Хеннинг Манкелль

– Еще раз повторю – ровным счетом ничто не указывает, что здесь замешан иностранец. Давайте лучше поговорим о Карле-Эверте. Вы ведь хорошо его знали?

– Для меня он был Калле.

– Как долго вы были знакомы?

– В какой день он погиб?

И снова Валландер удивился вопросу Сунделиуса:

– Мы еще точно не знаем. А что?

– Тогда я мог бы дать вам точный ответ. Пока могу сказать так: мы были знакомы девятнадцать лет, семь месяцев и около пятнадцати дней. Я всю жизнь веду тщательные записи. Единственная дата, которую я пока не могу внести в дневник, – день моей собственной смерти. Но сейчас это не актуально. Во всяком случае, я дал распоряжение своему адвокату после моей смерти сжечь все записи. Они представляют интерес только для меня, и ни для кого другого.

Валландер понял, что Сунделиус принадлежит к тому многочисленному племени стариков, которым в жизни почти не привелось поговорить с другими людьми. Его отец был совсем другим.

– Если я правильно понял, вас объединяла страсть к астрономии?

– Совершенно верно.

– Судя по выговору, вы не местный. Откуда вы приехали?

– Из Вадстены, двенадцатого мая пятьдесят девятого года. Груз с моими вещами пришел четырнадцатого мая. Тогда я думал, что приехал на два-три года. Но вышло, как видите, по-иному.

Валландер исподтишка посмотрел на полки и секретеры – семейных фото нигде не видно.

И обручального кольца тоже.

– Вы женаты?

– Нет.

– Значит, разведены?

– Я холостяк.

– Как и Сведберг?

– Да.

Валландер подумал, что пора переходить к делу. В кармане куртки у него все еще лежала фотография женщины, которую, по-видимому, звали Луизой. Он положил ее на стол перед Сунделиусом.

– Вы когда-нибудь видели эту женщину?

Сунделиус надел очки, тщательно протерев их носовым платком. Он изучал фотографию довольно долго.

– Это не та же самая женщина, что была в газетах на днях?

– Она.

– Полиция, по-моему, просила сообщить, если кто-нибудь ее знает?

Валландер кивнул. Сунделиус положил фотографию на стол.

– Значит, если бы я ее видел, я бы позвонил в полицию.

– То есть вы ее не знаете.

– Нет. А у меня хорошая память на лица. Это необходимо для работников банка.

Валландер, не утерпев, поинтересовался – почему, собственно, хорошая память на лица так важна для банковских служащих, и опять получил исчерпывающий ответ.

– В годы моей молодости физиономия была единственным документом, необходимым для получения кредита, – сказал Сунделиус, – пока общество не превратилось в некое единое и всеобъемлющее досье на всех и вся. Обычно говорят – до Рождества Христова и после Рождества Христова. По моему мнению, эпохи надо было бы разделять по-другому, во всяком случае в Швеции: до введения персонального номера [7] и после. Имею ли я дело с порядочным человеком? Говорит ли он правду? Не замешан ли он в чем? Помню одного заместителя директора банка в Вадстене – он ни разу в жизни не запрашивал никаких сведений о клиенте. Даже уже и после введения этих правил, после появления куда более жестких условий кредитования. О какой бы сумме речь ни шла, он первым делом смотрел на физиономию и в зависимости от своего впечатления удовлетворял просьбу о кредите или отказывал. И за всю свою долгую банковскую жизнь ни разу не ошибся. Жуликам отказывал, а порядочным людям – нет. Причем без малейших колебаний. Конечно, от невезения никто не застрахован, но тут и персональный номер не поможет.

Валландер кивнул и вернулся к Луизе.

– Эта женщина каким-то образом связана с Калле. По нашим сведениям, они общались не менее десяти лет. Впрочем, общались – не совсем верное слово. У них был роман. Калле, конечно, был холостяк, но у него был роман с этой женщиной, причем долгий.

Сунделиус слушал его не шевелясь, с чашкой кофе на полпути ко рту. Когда Валландер закончил, он медленно поставил чашку на блюдце.

– У вас ненадежные источники, – сказал он. – Это неверно.

– Что неверно? В каком смысле?

– Во всех смыслах. У Калле не было романа с этой женщиной.

– Они скрывали свой роман от всех окружающих.

– Нечего было скрывать. Никакого романа не было.

Сунделиус явно был убежден в своей правоте. Но в его словах проскальзывало что-то еще. Валландер поначалу не понял, что это. Потом понял – волнение. Сунделиус был взволнован, но старался этого не показывать. Однако Валландер заметил.

– Позвольте мне пояснить очень важное обстоятельство, – сказал Валландер. – Никто из его сотрудников, ни я и никто другой, ничего не знали об этой женщине, занимающей, судя по всему, немалое место в его жизни. Ее знал только один человек.

– Кто?

– Пока не могу сказать.

Сунделиус посмотрел на Валландера – взгляд его странным образом сделался одновременно сосредоточенным и отсутствующим. Валландер был совершенно уверен – Сунделиус нервничает.

– Давайте оставим пока в покое эту незнакомку, – сказал Валландер. – Как вы встретились?

Сунделиуса словно подменили. Теперь он отвечал неохотно, то и дело запинаясь. Валландер догадывался, что он затронул болезненную для Сунделиуса тему.

– Мы встретились… у общих друзей. В Мальмё.

– И об этом есть запись в вашем дневнике?

– Я с трудом понимаю, какой интерес для полиции представляет, какие записи у меня в дневнике есть, а каких нет.

Ощетинился, подумал Валландер. Фотография неизвестной женщины все изменила. Он осторожно двинулся дальше.

– После этого вы начали общаться?

Сунделиус, по-видимому, понял, что его неожиданная агрессивность не прошла незамеченной. Теперь он был, как и в начале разговора, само дружелюбие. Но Валландера не оставляло чувство, что Сунделиусу трудно сосредоточиться на разговоре – мысли его были где-то далеко.

– Мы вместе наблюдали ночное небо. Иногда. Вот и все.

– Где?

– Чаще всего за городом. Там, где небо действительно темное, особенно осенью. Например, в Фюледалене.

Валландер на секунду задумался.

– Когда я первый раз вам позвонил, – сказал он после паузы, – вы были удивлены, что я этого не сделал раньше. Вы сказали, что это довольно странно, поскольку у Калле было не так много близких друзей. Вы были одним из них?

– Я прекрасно помню, что я сказал.

– Но сейчас вы описываете вашу дружбу по-другому. Вы только иногда наблюдали ночное небо. И все?

– Ни он, ни я в душу друг другу не лезли.

– Просто мне трудно представить, что это можно назвать близкой дружбой.

– И все же это было именно так.

Ну нет, подумал Валландер. Именно так не было. А как было – я пока не знаю.

– Когда вы виделись в последний раз?

– В середине июля. Шестнадцатого, если точнее.

– Смотрели на звезды?

– Мы ездили в Эстерлен. Ночь была очень ясной. Хотя лето – не лучшее время для астрономии.

– Как он держался?

Сунделиус склонил голову набок:

– Не понял вопроса.

– Он был таким, как всегда? Не говорил ничего необычного?

– Совершенно как всегда. К тому же напомню: на звезды обычно смотрят молча. Мы, во всяком случае, придерживались такого правила.

– А после?

– После мы не виделись.

– Вы договорились встретиться?

– Он сказал, что уезжает на несколько дней, к тому же, мол, у него очень много дел. Мы должны были созвониться в начале августа, когда он уйдет в отпуск.

Валландер насторожился. Через три дня после этого разговора Сведберг уезжает на Бернсё. То, что сказал Сунделиус, подтверждает, что Сведберг уже тогда, шестнадцатого июля, знал, что поедет на остров. К тому же Сведберг заявляет Сунделиусу, что у него много дел и что уходит в отпуск в начале августа – в то время, как уже несколько дней находится в отпуске.

Сведберг врет, подумал Валландер. Сунделиусу, близкому приятелю, он не говорит, что в отпуске. Нам он не говорит, что ведет следствие. Первый раз за все время Валландер почувствовал, что где-то рядом верный путь. Но где – пока неизвестно.

Сведберг привирал Сунделиусу, тот, в свою очередь, привирает Валландеру. Но где-то же должна быть правда. Вот только как до нее добраться?

Валландер поблагодарил Сунделиуса за кофе. Тот проводил его до дверей.

– Мы наверняка еще встретимся, – сказал Валландер на прощанье.

Сунделиус уже полностью овладел собой:

– Я был бы очень благодарен, если бы вы заранее указывали время визита.

Валландер пообещал непременно поставить его в известность, прошел немного по Ведергренду и сел на скамейку около кафе «Водяной конь». В пруду плавали утки. Прокрутив в голове весь разговор, Валландер отметил в нем два критических момента: первый, когда Валландер показал Сунделиусу фото Луизы, и второй, когда он понял, что собеседник лжет. Начнем с фотографии. Из равновесия Сунделиуса вывел не сам снимок, а то, что он, Валландер, сказал по поводу десятилетнего тайного романа.