Петля для губернатора - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Время идет.
– Хорошо, – сказал доктор. – Все равно, насколько я понимаю, деваться мне некуда – на шее петля, под ногами табуретка… Мне только интересно, как называется то, что мы сейчас собираемся сделать, на языке юриспруденции?
Припавший к вентиляционной отдушине Глеб не мог видеть, как вздрогнул майор Губанов, когда доктор упомянул о петле. На секунду майору показалось, что растреклятый Айболит нашел способ забраться прямиком к нему в голову и теперь потешается, озвучивая его тайные мысли и смутные опасения. Но это была, конечно же, полная чепуха. Губанов взял себя в руки и бодрым тоном сказал:
– Честно говоря, Серега, у меня даже язык не поворачивается сказать тебе, как это называется и что за это бывает. Да ты и сам прекрасно знаешь, так что давай не будем строить из себя наивных барышень. Мы с тобой не барышни, мы с тобой взрослые мужики, которые знают, что не бывает больших денег без большого риска… Поэтому давай не будем ходить вокруг да около. Ты в беде, я в беде – неужели мы друг другу не поможем?
– Я в беде?! – снова приходя в ярость, прошипел Сергей Петрович. – А кто меня втравил в эту беду?
– Твоя жадность, – ответил Упырь. – Твое честолюбие… И вообще, Серега, все это относится уже к древней истории, что-то такое времен царя Хамураппи и Ноева ковчега, так что не стоит забираться в глубь веков, чтобы выяснить, кто прав, кто виноват. Тем более, что в данный момент у нас с тобой нет на это времени. Живи моментом, Серега, и решай проблемы по мере их возникновения, а не загодя и, тем более, не тогда, когда уже все позади и ничего не вернешь.
– Хорошо, – после длинной паузы согласился доктор Маслов. – Но я требую увеличения своей доли на сто процентов.
– Нет, – легко и спокойно ответил Упырь.
– Чтоб ты сдох… Ну хорошо, на пятьдесят.
– Нет, Серега. Нет и еще раз нет. Сумма оговорена, ты, черт возьми, принят на работу, так что изволь не выкобениваться или катись ко всем чертям вместе с этим жмуриком. Жадность, Серега. Жадность тебя погубит, запомни.
– Вместе со жмуриком? – медленно переспросил Маслов. – Вот, значит, от чего он помер… Что ты ему ввел?
– Я?! – преувеличенно оскорбленным тоном воскликнул Упырь. – Меня же здесь и близко не было, ты же знаешь, где я был! Заговариваешься, Сергей Петрович.
– Перестань паясничать, – с отвращением произнес доктор. – Этот тип, который торчит сейчас под дверью… У него же на роже написано, что он из органов… Прапорщик, наверное.
– Однако, – с невольным уважением сказал Упырь. – Вот это да! Глаз – алмаз. Точно, прапорщик. Ну, и что это меняет? Причину смерти не определит ни одно вскрытие. Да и вскрытия никакого не будет. Зачем? Он же нелегал – ни документов у него, ни прописки, ни регистрации… Он исчез с лица земли в тот самый момент, когда Кацнельсон нанял его на работу. Нет его, а раз нет, значит, здесь никто не умирал.., если, конечно, ты не захочешь взять вину за его смерть на себя. Неоказание своевременной врачебной помощи, некомпетентность, халатность, профессиональное несоответствие.., поведение, несовместимое с высоким званием врача.., ну, и прочая ботва в таком же роде. Ферштейн зи?
– Какая же ты, однако, сволочь, – медленно проговорил доктор Маслов.
Глеб, с интересом следивший за ходом этой увлекательной беседы, едва заметно кивнул, выражая свое согласие.
– А это профессиональное, – не стал спорить Упырь. – В нашем деле по-другому просто нельзя. Вокруг любого по-настоящему большого события, оставляющего след в истории, ведутся сотни и тысячи подобных встреч и разговоров, аналогичных нашей с тобой беседе.
Иначе мир попросту перестанет вертеться, и все развалится к чертовой матери… Компрене ву?
– Дерьмо, – с отвращением сказал Маслов. – Ну хорошо, что конкретно ты предлагаешь?
– Это уже другой разговор. – По голосу Упыря чувствовалось, что он доволен результатом беседы. – Николай! – громко позвал он.
Дверь стукнула, послышались шаги.
– Они уже на третьем этаже, товарищ майор, – сообщил голос Коляна, который, оказывается, был прапорщиком. – Осматривают столовую. Минут через пятнадцать будут здесь.
– Это же вагон времени, – сказал майор Упырь. – Вот что, Николай. Сделаем так…
Дальше пошли инструкции. С точки зрения Глеба они были спорными, лично он поступил бы совсем иначе, но Упырю нужно было отдать должное: он точно знал, чего хочет.
Инструкции были краткими, деловыми и четкими. Они не допускали никаких двойных истолкований и обладали тем несомненным достоинством, что, руководствуясь ими, было совсем несложно предсказать ближайшее будущее. Глеб дослушал до конца, радуясь ошибке в проекте, сделавшей возможным существование этой линии связи, и торопливо вернулся в постель за минуту до того, как дверь его палаты распахнулась, и в тамбур с глухим стуком упало закоченевшее в неестественной позе тело с забинтованными кистями рук и похожей на марлевый кокон головой.
Глава 15
– Что ж, – сказал губернатор, – на первый взгляд все это выглядит в высшей степени симпатично. Яков Семенович, Алексей Григорьевич, Сергей. – э…
– Петрович, – негромко подсказал стоявший позади Губанов.
– Сергей Петрович… Простите старика, запамятовал. Так вот, господа, должен вам сказать, что потрудились вы очень и очень неплохо. Заканчивайте поскорее. Эта клиника – живые деньги, без которых областной бюджет буквально задыхается. Если нужна помощь, обращайтесь прямо ко мне. Чем смогу, помогу. Но мне кажется, что вы и без меня крепко стоите на ногах. Скорее уж вы мне поможете, чем я вам.
– Тьфу-тьфу-тьфу, – сказал Губанов. – Боже сохрани.
– А? – не понял губернатор. – Ах, в этом смысле… Да нет, я пока что в ваши пациенты записываться не собираюсь.
Все негромко рассмеялись, лишь стоявшие у дверей охранники, похожие на пингвинов в своих долгополых черных пальто и белоснежных шарфах, сохранили каменное выражение лиц: в силу некоторых обстоятельств они были полностью в курсе происходящих событий, как и все присутствующие, но, в отличие от присутствующих, в их профессиональные обязанности не входило подобострастное хихиканье в ответ на плоские остроты начальства.
– А здесь уютно, – продолжал губернатор. – Чисто, светло, красиво… Ни дать ни взять, правительственный санаторий. – Он потыкал пальцем в стену, и мягкая обивка пружинисто подалась, уступая его усилиям. Лицо Ивана Алексеевича на секунду помрачнело, но сразу же приняло прежнее рассеянно-благожелательное выражение. – Здорово, – сказал он. – Это что за материал?
Кацнельсон разразился многоэтажным, невероятно сложным названием, посмотрел на губернатора и решил, что лучше будет перевести все это на русский язык – не дай бог, начальство решит, что его принародно обложили по матушке на каком-нибудь иврите.
– В общем, это нечто наподобие нашей пенорезины, только, разумеется, лучше, – сказал он. – Австралийцы, что тут говорить.
– Да, австралийцы давно живут в двадцать первом веке, – со вздохом согласился губернатор. – А мы как застряли в семнадцатом, так и до сих пор сидим по уши в.., в беспорядках.
– В каком это семнадцатом? – на правах родственника встрял Губанов. – В семнадцатом году или в семнадцатом веке?
– А вот этого как раз никто и не знает, – в тон ему ответил губернатор, и все опять вежливо захихикали.
– А что это у вас тут так тепло? –1 – поинтересовался Бородич. – Отопление, что ли, работает? Зачем?
– Отопление приходится периодически включать, чтобы не разморозить систему и, главное, чтобы от сырости не пострадала отделка, – пояснил Кацнельсон. – Это, конечно, требует некоторых материальных издержек, но ремонт будет стоить дороже.., во много раз дороже, я бы сказал.
– Так я же не против, – сказал Иван Алексеевич. – В пределах сметы можете себе ни в чем не отказывать. Я же только спросил… Нет, хорошо здесь у вас! И лес за окошком, и снежок падает, а внутри тепло… Хоть сейчас переселяйся! От суеты этой, от склок… Хорошо! Водопровод-то действует?
– Все системы работают нормально, – доложил Кацнельсон таким тоном, словно был на связи с центром управления полетами. – Я бы давно сюда перебрался из своего вагончика, но боюсь, турки начнут возмущаться: почему они, иностранные специалисты, живут в балках, а какой-то еврей расположился во дворце, как барин.
– Да, турки… – задумчиво протянул губернатор. – Кстати, когда мы поднимались на крыльцо, мне послышалось, что один из них послал другого по матери.
– Ну, так это же международный язык! – воскликнул Губанов, из-за спины тестя метнув в Кацнельсона свирепый взгляд. – Если какой-нибудь зулус проведет пару дней в России, то уже через месяц вся его Зулусия будет крыть друг дружку в бога, в мать и в бессмертную душу.
– Н-да, – сказал губернатор, – А кровать здесь для кого?
Губанов вперил взгляд в доктора Маслова. Доктор поспешно отвел глаза, кашлянул в кулак и, теребя бороду, сказал: