Кровь и Железо - Джо Аберкромби

— Ради всего святого! Здесь темно!

— Ничего, постепенно привыкнешь! — отозвался Глокта через плечо.

«Удивительно, к чему только люди не привыкают».

В последней из камер находился их недавний пленник. Его приковали цепью к скобе, вделанной в стену, раздели и, разумеется, набросили на него мешок. Он был низеньким и крепким, несколько полноватым, со свежими ссадинами на коленях — полученными, без сомнения, когда его швырнули на грубый каменный пол.

— Значит, вот наш убийца. Не так ли?

Заслышав голос Глокты, человек поднялся на колени и рванулся вперед, натягивая цепь. Немного крови просочилось спереди сквозь его мешок и засохло, оставив бурое пятно на холстине.

— Весьма отталкивающий субъект, — заметил Секутор. — Сейчас, правда, он уже выглядит не таким грозным.

— Как всегда, когда они попадают к нам. Где мы будем работать?

Глаза Секутора заулыбались еще больше.

— О, ручаюсь, вам там понравится, инквизитор.

— Немного театрально, — заключил Глокта, — но от этого ничуть не хуже.

В просторном круглом помещении с куполообразным потолком всю длину изгибающейся стены занимала фреска. Сюжет ее был таков: на траве лежит тело человека, израненного и истекающего кровью, позади виден лес; одиннадцать фигур уходят прочь — шестеро с одной стороны, пятеро с другой, в профиль, в неестественных позах, в белых одеждах, с неразличимыми лицами. Они смотрят на другого человека — одетый в черное, он распростер руки, а за его спиной полыхает море ярко раскрашенного огня. Резкий свет шести светильников не льстил мастерству художника.

«Не шедевр, конечно; картинка для украшения стены, а не искусство. Но эффект весьма необычный».

— Понятия не имею, что бы это могло быть, — заявил Секутор.

— Маффер Велафель, — промычал практик Иней.

— Разумеется, — отозвался Глокта, не сводя глаз с темной фигуры на стене и языков пламени позади нее. — Тебе нужно учить историю, практик Секутор. — Инквизитор повернулся и указал на умирающего человека на стене напротив: — Это Канедиас, мастер Делатель. А это великий Иувин, которого он убил. — Он обвел рукой фигуры в белом. — А вот ученики Иувина, маги. Они спешат отомстить за него.

«Эти сказки годятся лишь на то, чтобы пугать детей».

— Кто же станет платить за то, чтобы ему намалевали такое дерьмо на стенах подвала? — спросил Секутор, качая головой.

— О, подобные вещи в свое время нравились людям. Во дворце есть комната с такой же росписью. Здесь только копия, причем дешевая, — ответил Глокта. Он взглянул на окутанное тенью лицо Канедиаса, мрачно взиравшее с фрески, и окровавленное тело на противоположной стене. — Однако в ней есть нечто тревожное, не правда ли? — «Точнее, было бы, если бы меня это хоть отчасти волновало». — Кровь, огонь, смерть, отмщение. Не представляю, зачем рисовать это у себя в подвале. Возможно, у нашего купца была своя темная сторона.

— У людей с деньгами всегда есть темные стороны, — сказал Секутор. — А кто эти двое?

Инквизитор нахмурился, вглядываясь в картину. Две маленькие, почти неразличимые фигуры виднелись под руками Делателя, по одной с каждой стороны.

— Как знать? — отозвался он. — Может, это его практики.

Секутор засмеялся. Даже из-под маски Инея раздался тихий звук вроде выдоха, хотя в его глазах не было заметно ни тени улыбки.

«Ого! Да он, похоже, не на шутку развеселился».

Глокта прошаркал к столу, расположенному в центре комнаты. Два стула стояли лицом друг к другу по разные стороны его полированной поверхности. Один был дешевым и жестким, из тех, что можно увидеть в подвалах Допросного дома, зато другой представлял собой нечто внушительное: настоящее кресло, почти трон, обитый коричневой кожей, с приветственно раскинутыми подлокотниками и высокой спинкой. Глокта прислонил свою трость к столу и осторожно опустился на сиденье, чувствуя боль в позвоночнике.

— Превосходное кресло! — выдохнул он, медленно опуская спину на мягкую кожу и вытягивая ногу, пульсирующую болью от долгого перехода.

Он ощутил легкое сопротивление и заглянул под стол. Там стояла небольшая скамеечка той же работы, что и кресло. Глокта откинул голову назад и рассмеялся:

— Ох, как здорово! Не стоило так беспокоиться. — Он поставил ногу на скамеечку с удовлетворенным вздохом.

— Это самое меньшее, что мы могли сделать, — возразил Секутор. Он скрестил руки на груди и прислонился к стене рядом с окровавленным телом Иувина. — Мы получили неплохой доход с вашего друга Реуса, очень неплохой. Вы всегда хорошо относитесь к нам, и мы не забываем этого.

— Уф, — подтвердил Иней, кивая.

— Вы меня балуете. — Глокта погладил полированное дерево подлокотника.

«Мальчики мои. Что бы я делал без вас? Лежал бы дома в постели, не иначе, а мать хлопотала бы надо мной и беспокоилась о том, как теперь найти для меня хорошую невесту».

Он посмотрел на инструменты, разложенные на столе. Здесь, разумеется, была его коробка и еще несколько предметов, истертых от долгого употребления, но по-прежнему в высшей степени полезных. Пара щипцов с длинными ручками привлекла его особое внимание. Он поднял голову и взглянул на Секутора:

— Зубы?

— По-моему, подойдет для начала.

— Согласен. — Глокта облизнул собственные беззубые десны и по очереди хрустнул костяшками пальцев. — Что ж, пусть будут зубы.

Как только кляп вынули, убийца принялся орать на них по-стирийски. Он брызгал слюной, ругался и безуспешно пытался избавиться от цепей. Глокта не понимал ни единого слова.

«Однако, я полагаю, смысл понятен. Скорей всего, он кричит нечто в высшей степени оскорбительное — что-нибудь насчет наших матерей, и так далее. Только оскорбить меня непросто».

Это был сурового вида человек: лицо рябое от оспы, нос сломан, причем явно не один раз, и совершенно потерял форму.

«Какое разочарование! Я-то надеялся, что торговцы шелком найдут что-нибудь более высококачественное, хотя бы для такого случая. Но купцы есть купцы. Всегда думают только о выгоде».

Практик Иней положил конец потоку нечленораздельных оскорблений, тяжело ударив пленника под дых.

«Это на минуту лишит его дыхания: как раз хватит, чтобы вставить первое слово».

— Ну, ладно, — произнес Глокта, — довольно этой бессмыслицы. Мы знаем, что ты профессионал, которого послали смешаться с толпой и сделать дело. И вряд ли бы тебе это удалось, если бы ты не умел говорить на нашем языке. Я прав?

К узнику вернулось дыхание.

— Чума вас забери, подонки проклятые! — хрипло выговорил он.