Гопакиада - Лев Вершинин

Неудивительно, что в исполнении наркома Шумского и его наперсника украинизация из тактического приема стала тотальной стратегией. Разговоры о «нейтральности» были забыты. С жесткостью, не снившейся ни Скоропадскому, ни Петлюре, украинизировали все, «под корень», ультрареволюционными темпами и стахановскими методами. Прессу, систему просвещения, театры, музеи, зоопарки, делопроизводство, штампы, печати, вывески. И так далее. Без оговорок и учета местных условий. Прием в вузы, аспирантуру, защита ученых степеней, продвижение по служебной лестнице теперь зависели не только от классового происхождения, но и от национальности, и не просто от национальности, а от «украинской сознательности», ставшей главным, если не единственным критерием отбора при заполнении любых вакансий, вплоть до уборщиц и дворников; даже опытные, этнически безупречные и свободно владевшие разговорной мовой служащие вылетали с работы, если их произношение казалось «не вполне революционным» проверочным комиссиям из ведомства Шумского, очень часто состоящим из экс-активистов времен Директории. «Не понимающие необходимости» украинизироваться или не сдавшие экзамены, увольнялись без права получения пособия по безработице и с волчьим билетом, но зато с правом посещать платные курсы, на что, не имея работы, не имели и средств.

Хвылевому и его друзьям из «молодой национальной интеллигенции» все это очень нравилось. Спрашивать же у населения, по нраву ли ему творящееся, считалось «уступкой буржуазному мышлению». Однако население почему-то психовало, писало жалобы, провоцировало конфликты, в обкомах — райкомах накопилось достаточно информации уже и с заводов (где, согласно инструкции Сталина, украинизация проводилась намного нежнее). В связи с чем руководство ВКП(б), сентиментальности лишенное, но за четкостью работы системы «сдержек и противовесов» на местах следившее неукоснительно, в конце концов отреагировало.

Баба-Яга против

19 марта 1926 года не кто иной, как Каганович, на которого коллеги жаловались Сталину в связи с тем, что «ни один другой первый секретарь Украины не использовал такой нажим при проведении украинизации», выступая на Политбюро ЦК КП(б)У, заявил, что «коренизация нужна и будет осуществляться», но «насильно украинизировать пролетариат» не следует. Ответом был бунт его собственного выдвиженца; Шумский встал на дыбы и в марте же, на следующем заседании Политбюро, посвященном украинизации газеты «Коммунист», обрушился на Кагановича и прочих, упрекая в нежелании ускорить темп украинизации. Началась война. Правота Кагановича была очевидна, однако Шумский закусил удила, публично апеллируя к «народной интеллигенции» и требуя очистить руководство республики от инородцев. Сказано было, конечно, мягче — «украинизировать кадры снизу доверху», но в Кремле сидели не идиоты. Заговорившегося экс-эсера одернул лично Сталин, в письме ЦК КП(б)У (26 апреля 1926 г.) пояснив, что «принятие предложений т. Шумского вызовет антиукраинский шовинизм среди русских рабочих на Украине, а украинизация по отношению к ним станет формой национального гнета». По ходу дела прозвучал и мягкий упрек украинской интеллигенции на предмет проявления ею антирусских настроений, что конечно же никуда не годится. Однако вмешиваться не спешили.

Около года Лазарь Моисеевич и Александр Яковлевич ябедничали друг на дружку в Москву. Это была, в сущности, личная склока, поскольку речь шла не о принципе, а о методах и темпах, и, возможно, в конце концов, все бы завершилось вполне келейно, не перейди вопрос в политическую плоскость.

На февральско-мартовском Пленуме ЦК КП(б)У в защиту позиции Шумского выступил официальный представитель КПЗ Карл Саврич (Максимович), по ходу дела, как ему, видимо, казалось, слегка уколов Кагановича вопросом, что, мол, кто будет в ответе, если решения Пленума «не поймут товарищи на Западной Украине?». Хлопца с полонин, скажем прямо, занесло. Терпеть шантаж со стороны своими руками созданного гомункулуса (КПЗУ была слеплена, чтобы хоть сколько-то «оседлать» естественное недовольство «польских» украинцев) ни КП(б)У, ни тем более Москва не собирались. Украинский ЦК осудил Максимовича (Каганович вообще обвинил его в измене) и составил письмо, потребовав от КПЗУ того же. КПЗУ отвергла и письмо, и резолюцию, в январе 1928 года официально осудив «бюрократическое искажение процесса украинизации… отрицание необходимости украинизировать городской пролетариат… изгнание лучших украинских кадров (Шумского, Гринько)». В итоге лидеры КПЗУ Иван Крилык (Васильков) и Роман Турянский были исключены из Коминтерна, а сама партия раскололась на большинство («шумскистов», «васильковцев») и меньшинство — «замосковцев», причем большинство в какой-то момент выступило против национальной политики ВКП(б) вообще, фактически поддержав только что проигравшего Троцкого.

В принципе, это было логично. Находясь на «переднем крае», коммунисты Западной Украины симпатизировали как идее «перманентной революции», таки и общей «украинской» позиции Льва Давидовича. Который в своем «Бюллетене оппозиции» открыто делал заявления типа: «Но ведь независимость объединенной Украины означает отделение Советской Украины от СССР, — восклицают хором “друзья” Кремля. — Что же здесь такого ужасного? — возразим мы, со своей стороны. Священный трепет перед государственными границами нам чужд. Мы не стоим на позиции “единой и неделимой”».

В конце концов, «васильковцы», естественно, проиграли, покаялись, их лидеры «признали свои ошибки» и выехали в СССР, где еще лет десять жили и работали спокойно, но Шумского этот скандал погубил. Он был вынужден дать задний ход, несколько раз публично (но, судя по протоколам пленумов, неохотно и неубедительно) «признавать ошибки», после чего был переведен на преподавательскую работу в Центральную Россию.

Глава XXII

Похмельный синдром

Пир духа

Если кто-то из вас, любезные мои читатели, подумал, что крах «пламенного наркома» означал и завершение украинизации, то не надейтесь. Совсем наоборот. Ситуацию подали как эксцесс, спровоцированный амбициозным бюрократом, а недовольным активистам, которых снизу доверху было очень много, бросили целую горсть косточек. Кагановича, выждав для приличия месяц-другой, отозвали в Москву (правда, с повышением, но «шумскисты», исступленно писавшие «телеги» в ЦК, были и этому рады). На смену приехал Станислав Косиор (правда, тоже «инородец», но все-таки не какой-нибудь лазарь моисеевич, а целый поляк, что было не так обидно). Наркомом же просвещения вместо изгнанника сделали Николая Скрыпника, личного друга покойного Ильича и крупного — куда выше рангом, чем Хвылевой, — чекиста, прославившегося фразой: «Мы отрицаем какое-либо право буржуазии на моральный протест против расстрелов, которые проводит ЧК», а к тому же и старого большевика, так что пенять на «эсеровские перегибы» было уже не с руки. И «новая метла», до того, кстати, успевшая побыть наркомом внутренних дел и генеральным прокурором УССР, увлеченно продолжила процесс.

Скажем, в Одессе, куда не очень любили ездить даже «комиссии Шумского» и где учащихся-украинцев всего (включая русскоязычных) было менее трети, всего за два месяца «украинизировали» 100 % школ. Русский театр упразднили как явление. В Одесской опере знаменитый тенор Нил Топчий (с его собственных слов) исполнял арию Ленского на «прогрессивном языке» под гомерический хохот публики. Большие и не очень русскоязычные газеты остались на птичьих правах только в той же Одессе, да еще по одной в Сталино и Мариуполе.

Объявив своей целью «добиться передачи в состав Украины всех территорий СССР, где компактно живут украинцы», Скрыпник принялся рассылать по Кубани, Северному Кавказу, Казахстану и Дальнему Востоку бригады «просветителей», учреждавших украинские школы, театры, газеты, — на предмет грядущего воссоединения, «пробить» которое Скрыпник, имевший колоссальные связи, всерьез рассчитывал.

Впрочем, громадье планов бывшего чекиста и прокурора грезами о воссоединении не ограничивалось. Ни в коей мере. В 1928-м не где-нибудь, а в журнале «Большевик Украины», центральном органе ЦК КП(б)У (официоз выше некуда), появилась статья близкого к телу экономиста М. Волобуева «К проблеме Украинской экономики», где утверждалось, что, поскольку при царизме русские колонизаторы нагло грабили украинские ресурсы, теперь РСФСР обязана «компенсировать» УССР все отнятое за века «беспощадного гнета». Как? Очень просто. Вполне достаточно, утверждал автор, во-первых, санкционировать «территориальное расширение Украины за счет развитых в промышленном отношении областей, в том числе с нею не граничащих», а во-вторых, признать право Украины «на развитие в своих обособленных природных национально-экономических границах, продавая свою продукцию РСФСР и ЗФСР по естественным ценам». Идея была так красива, что из Москвы даже прикрикнули.