Принцы и нищая, или Золушка на двоих (СИ) - Миленина Лидия

И, да, искушение использовать бескрылого дракона «по назначению» почти не посещало его. Лишь так, мелькнуло в самом начале… Когда он еще не знал, кто этот бескрылый дракон. Не завидовал он и тому, что Ева после того, как проведет с ним брачную ночь, сможет стать настоящим крылатым драконом. Лишь небольшая досада, что его женщина станет безоговорочно сильнее его, иногда прокрадывалась в сердце.

В общем, все было бы хорошо. Но Бормиасу становилось не по себе, когда он смотрел на Еву после отъезда Грайнора.

Вроде бы она не изменилась. Была все такой же приятной, даже веселой.

Но иногда Бормиас ловил ее взгляд, полный какой-то странной тоски, пустоты. Словно с отъездом брата в Еве что-то погасло.

Бормиас не был очень уж чутким человеком. Вообще мир человеческих чувств оставался для него тайной. Ему бы что-то более земное, более простое, понятное. Более близкое к жизни здесь и сейчас. Но он ощущал это легкую перемену в Еве.

И тогда ему думалось… Странное. То, что он старался задвинуть вглубь сердца и не вспоминать об этом. Но не удавалось. Потому что это «странное» очень уж походило на муки совести.

А вдруг брат впервые встретил женщину, которая может сделать его счастливым — шептала совесть. И вдруг эта женщина искренне отвечает на его чувства… А он, Бормиас, обуреваемый обидой на их обман, почти принудил ее выбрать себя в мужья. Что, если он, не желая признать, что в любви проиграл Грайнору, лишает брата и Еву истинного счастья…

Разве не низко? Разве благородно и правильно стоять на пути отношений брата и любимой девушки?

Тем более что теперь, когда он знал все нюансы истории Евы, обида больше не терзала его душу. Он мог легче простить и даже понять тот обман, который Ева и Грайнор учинили, чтобы скрыть ее истинную сущность. Возможно, он, Бормиас, поступил бы также…

Сперва эти чувства и мысли были неуловимыми. Потом — стали приходить все чаще. И, в конце концов, он не выдержал.

Ева сидела на веранде его особняка с книгой в руках. Бормиас видел, что она наслаждается минутами покоя. Отдыхает перед возвращением в столицу, где будет суета с помолвкой, суд над Габером и прочее…

Не хотелось нарушать этот покой, но он и верно больше не мог.

— Ева, милая, — позвал он.

Она подняла голову, посмотрела на него. Улыбнулась. Как же Бормиасу нравилась эта улыбка — искристая, и в то же время как будто несмелая! Встала и подошла к нему.

Бормиас инстинктивно взял ее за руку и сжал. Любая близость Евы заставляла кровь закипать, хотелось насколько возможно приблизить момент окончательной близости. Тот день, вернее — ту ночь, когда он назовет ее своей без остатка.

Но сейчас Бормиас хотел рискнуть. Ему нужна была правда. Он хотел понять, чтобы принять правильное решение.

— Ева, прости, я должен спросить… Давай отойдем… — она улыбалась, ничего не понимая, и послушно прошла с ним на балкон. Они встали возле перил, так и держась за руки. А в саду с видом на море какая-то южная птица выводила нежную трель.

— Да, о чем, Бор?

— Я хочу знать, что на самом деле тебя связывает с Грайнором. Что ты к нему чувствуешь… Не он, а ты! Подожди пугаться! — Бормиас увидел, как ее лицо померкло, губы напряженно сжались. — Просто хочу понять, узнать правду… Я ничего тебе не сделаю и не осужу, какой бы она ни была — эта правда.

Ева осторожно освободила руку из его захвата, отвернулась, встав боком к нему, оперлась локтями на перила.

— Опять… — себе под нос прошептала она.

— Что «опять»? — напряженно переспросил Бормиас. Он уже пожалел, что затеял этот разговор.

Она померкла. Снова стала напуганной и грустной. А Бормиас хотел видеть ее счастливой. И знать, что причина этот счастья — он. Что счастливой эту девушку делает он.

Должно быть, он обидел ее своими подозрениями.

— Неважно, Бор… Вернее — опять встает этот вопрос, вот это «опять». Послушай, если говорить о том, что связало меня с Грайнором, я не знаю, как это назвать. Наверно, это дружба. В начале, признаюсь, мне не очень понравился твой брат. Несмотря на то, что он действительно спас меня от смерти на улице. Но потом постепенно мы с ним начали общаться. В конце концов… он ведь помогал мне. Хранил мой секрет, заботился. Могу сказать, что мы стали друзьями. Я поверила, что могу положиться на него, — она подняла на Бормиаса просветлевший взгляд, словно сама для себя нашла ответ на животрепещущий вопрос. — Да, Бор, должно быть, это называется дружба. Может, мне он тоже становится братом.

— И ничего более? — осторожно переспросил Бормиас.

Лицо Евы чуть-дернулось.

— А что еще? Да, я скучаю по нему. Но это ведь нормально — скучать по своим друзьям. Я не думаю, что тебе следует беспокоиться…

— И я скучаю по нему. Хоть последнее время он и раздражал меня, — перебил ее Бормиас.

Ему стало легче.

Ева спокойно и уверенно говорила про дружбу. А дружбу Бормиас понимал очень хорошо. И вообще… Он будет только рад, если Грайнор и Ева станут братом и сестрой.

…А может, Бормиас просто хотел убедить самого себя. И потому игнорировал те мелкие, незаметные нюансы интонаций и мимики, что возникали у Евы при разговоре о Грайноре. Это ведь так сложно, так невероятно сложно трактовать. Верить словам намного легче. Особенно — если хочется им верить…

— Милая моя, — улыбнулся Бормиас. Притянул невесту к себе, ласково провел рукой по ее волосам, ощущая пьянящий нежный запах, исходящий от них и от тонкого тела Евы…

Не выдержал. Мягко запрокинул ее голову и припал губами к ее губам.

На этот раз Бормиас целовал ее нежно, так, чтобы она ощущала его трепетное отношение. Ева мягко, робко отвечала. И вдруг…

Она уперлась ему в грудь руками, пытаясь отстраниться.

— Бор, постой! — отчаянно прошептала она, отодвинув лицо. — Постой, прошу… Тут что-то странное…

— Что? — недовольно переспросил Бормиас, ощущая, что его голос хрипит от желания.

— Я… Мне нужно обратиться… Моя вторая ипостась просит этого!

Это снова происходило. Снова!

Снова ее целовал Бормиас, а драконица изнутри скребла когтями, билась головой о стену. Просилась наружу, рычала и угрожала.

Бормиасу.

Старший принц ей не нравился. Драконица почему-то воспринимала его… нет, не как угрозу. Просто как мешающий раздражающий фактор. И не хотела давать Еве возможность сблизиться с Бормиасом сильнее.

По всей видимости, драконица не полагала опасным спать на лошади в объятиях Бормиаса, держаться с ним за руку. Принимать поддерживающие, ободряющие прикосновения.

А вот поцелуй раздражал ее! Словно Бор пересек границу, которую вторая ипостась выставила для него.

— Опять?! — с досадой произнес Бормиас, выпуская Еву из объятий. — Но ты ведь только что обращалась! Ты говорила, что нужно раз в несколько месяцев…

— Да! — Ева отшагнула от Бора, и желание обратиться перестало быть всепоглощающим. Драконица внутри заворчала, рыкнула и свернулась клубочком. Приоткрыла один глаз: мол, имей в виду, я за вами приглядываю. — Это странно… И, Бормиас, пойми, я не виновата… Но это так странно… второй раз — ты целуешь меня, и она начинает рваться на волю! Я не понимаю, в чем дело!

— Я тоже! — Бормиас сжал кулаки и с досадой отвернулся. — …И что нам с этим делать… — прошептал он себе под нос, но Ева, обладавшая острым слухом — сильнее обычного человеческого — услышала.

— Бор, мне неудобно просить… Но, может быть, мы успокоим ее? Может быть, мы съездим в лесок?

— Конечно! — Бормиас вдруг выдохнул, словно бы принимая очередное сложное решение. Шагнул к ней и заключил ее в поддерживающие объятия — скорее дружеские и братские, чем страстные. — Я отвезу вас погулять. И потом… У меня есть одна мысль, Ева. Если ты позволишь, я хотел бы проверить это…

— …Какая мысль? — с интересом спросила Ева.

— Твоя драконица подслушивает, не хочу раскрывать все козыри! — усмехнулся Бормиас.

— Это работает по-другому, говорить можно, — улыбнулась Ева ему в грудь.