Битая карта - Ариф Сапаров

— Беспокоиться вам не нужно, страшного ничего нет, — сказал Карусь своему старому знакомцу. — Просто мы хотели бы знать, когда и при каких обстоятельствах встречались вы с капитаном Росселевичем? Знакома вам эта фамилия?

Китаец облегченно вздохнул, задумался. Память его хранила сотни фамилий и конспиративных кличек, как и положено тренированной памяти профессионального шпиона. С кем только не встречался он за долгие годы сотрудничества в русской и немецкой, в английской и французской разведках! И вот теперь ничего не мог припомнить, хотя очень хотел быть полезным, рассчитывая на соответствующие льготы в тюрьме.

— Увы, с господином Росселевичем я не знаком, — сказал Китаец.

— A y него, представьте, запланировано свидание с вами в Петрограде… Как это объяснить?

— Вероятно, он тоже собирается угодить в «Кресты», — без улыбки ответил Китаец.

Но до водворения в «Кресты» начальника савинковской разведслужбы было еще далеко. Удалось, правда, установить, что в Петрограде под чужой фамилией проживает его супруга Людмила Евграфовна. Молодая еще дамочка, единственная дочь осужденного за контрреволюционную деятельность крупного царского генерала. Ни в чем предосудительном не замечена, ведет себя скромно, к служебным обязанностям в торфяном тресте относится с похвальным усердием.

Чуть позже последовало новое открытие. Стало известно, что Людмила Евграфовна поддерживает нелегальную переписку со своим мужем. Дважды в месяц, как выяснилось, у нее свидания с приезжающим из Москвы дипкурьером польской миссии. Всякий раз на улице, мимолетно и вроде бы случайно. И всякий раз с незаметным обменом письмами.

Проще бы простого использовать одну из этих встреч. Схватить на улице, что называется, с поличным, выяснить характер переписки, а заодно и польских дипломатов призвать к порядку.

Только не все простое бывает самым правильным. Поразмыслив, Александр Иванович решил действовать осторожнее. Вскоре Людмиле Евграфовне понадобилось выехать в служебную командировку, причем чрезвычайно срочную.

В тот же вечер Александр Иванович получил возможность не торопясь познакомиться с интересующими его письмами.

Странные это были письма. Наскоро прочитав всю пачку, Александр Иванович принялся перечитывать каждое письмо. Рассматривал их с лупой, крутил и так и этак, пытаясь обнаружить какие-то признаки скрытого смысла и, все больше удивляясь, не обнаружил решительно ничего. Не помог ему и опытный криминалист, умевший докапываться до самой искусной тайнописи.

Письма были любовными. Если бы не знать их автора и нынешнее его ремесло, можно было подумать, что шлет их из Варшавы смертельно истосковавшийся и усталый мужчина. Настойчиво пишет о затянувшейся долголетней разлуке с любимой женщиной, о немеркнущих своих чувствах, о надеждах на лучшее будущее, без устали повторяет в каждом письме, что жаждет мира, тишины, скромного домашнего счастья. Но в том-то и была загвоздка, что Александр Иванович слишком хорошо знал, какого рода деятельностью занят начальник разведслужбы у Бориса Савинкова. Да и сам способ переписки при содействии дипломатических курьеров не внушал доверия.

Естественно, что жизнь тихой конторщицы торфяного треста интересовала теперь чекистов во всех подробностях, хотя не было в ней, в этой обыденной жизни одинокой женщины, ничего подозрительного. В половине девятого спешит к себе в трест, в пять возвращается домой. Ни встреч сомнительных, ни тайных свиданий. Дипкурьер и тот не появился в обычный срок.

Еще острее стал этот интерес, когда в ГПУ поступила достоверная информация о предполагаемом в ближайшее время визите в Петроград самого начальника савинковской разведслужбы. Сигнал из Москвы, таким образом, подтверждался.

Информация, к сожалению, была скудной. Не сообщалось ни сроков переброски через границу, ни маршрута. Вдобавок из другого источника почти одновременно поступили данные иного свойства. Согласно этим данным, капитан Росселевич будто бы разочарован в Савинкове, тяготится своими обязанностями в штабе и не прочь бы плюнуть на все, вернувшись на родину с повинной.

Происходило все это в начале июня. Хлестали беспрерывные дожди, спешно формировалась оперативная группа чекистов для скорейшей ликвидации банды Леньки Пантелеева. О вооруженных выступлениях савинковцев еще не было слышно.

Получив согласие Мессинга, Александр Иванович усилил присмотр за конторщицей торфяного треста. Расчет его был прост и, казалось, безошибочен: появившись в Петрограде, все равно в каком качестве, зарубежный гость непременно попытается связаться со своей супругой.

Ободряющим подтверждением этого плана послужила и перехваченная чекистами почтовая открыточка из Пскова. Некто с крайне неразборчивым почерком уведомлял Людмилу Евграфовну, что в пятницу 10 июня ей надлежит весь день быть дома, поскольку должны привезти обещанные продукты. Открыточку, конечно, вручили адресату.

В пятницу, как и следовало ожидать, Людмила Евграфовна в торфяной трест не пошла, сообщив по телефону о своем «недомогании». Спустя пять минут к ней на квартиру явились оперативные работники. Предъявили растерявшейся хозяйке ордер, заняли удобные позиции, позволявшие наблюдать за всеми входящими в подъезд дома. С этой минуты никто не смог бы выйти из квартиры Людмилы Евграфовны, пока не будет захвачен зарубежный визитер.

Операция была подготовлена достаточно надежно. Так, во всяком случае, думалось Александру Ивановичу.

Специальные люди присматривали за сквером напротив дома, откуда открывался удобный обзор.

И все же гость из Варшавы не попал в расставленную для него ловушку.

Около полудня в квартире Людмилы Евграфовны раздался робкий звонок с черного хода. Механизм засады мгновенно сработал, дверь распахнулась, пришедшего задержали.

Увы, это был не Росселевич. Перед чекистами, переминаясь с ноги на ногу, испуганно топтался оборванец-беспризорник, спрашивал хозяйку квартиры. Пока с ним разбирались, пока выясняли, кто прислал его с угла Невского и Надеждинской, приказав вручить Людмиле Евграфовне сумку с продуктами, время было упущено. Именно на это и рассчитывал сверхосторожный визитер: долгое отсутствие беспризорника послужило ему сигналом опасности.

На розыск Беглого Муженька немедленно выехали бригады оперативных работников. Перекрыты были все вокзалы, конечные остановки трамваев, гостиницы, пивные заведения, ночлежки. Резидент Савинкова бесследно исчез.

Такова была эта злополучная история с упущенным вражеским агентом.

— Похоже, что не мог он скрыться из Петрограда, — сказал Мессинг на разборе неудачной операции. — Спрятался, должно быть, в запасную нору, будет дожидаться удобного случая…

Александр Иванович придерживался того же мнения, хотя где-то в глубине души допускал и другой исход. Было в этом Росселевиче что-то непонятное, упорно не поддающееся обычным представлениям о людях из савинковского гнезда. Взять его письма, к примеру, тоскливые, наполненные неподдельным человеческим чувством. Но, с другой стороны, надо было считаться с реальными фактами. Обманул их Беглый Муженек с находчивостью опытного разведчика.

Так или иначе, а, отправляясь в Псков, Александр Иванович надеялся разрешить загадку исчезнувшего резидента. Основное, казалось ему, докопаться до нелегального адреса Беглого Муженька. Петроградские его связи, явки, пароли — вот что требовалось выяснить в первую очередь.

Колчак, как и следовало ожидать, сообщил немало любопытных вещей. Загнанный в угол, каялся он с лихорадочной торопливостью, суетливо перескакивал с одного на другое, не всегда отличая существенное от явно второстепенных подробностей, и Александру Ивановичу стоило немалых усилий направлять разговор в интересующее его русло.

Капитана Росселевича Колчак помянул мимоходом, да и то с явной завистью, как вспоминают ловких проныр, умеющих вовремя выйти из опасной игры. Кстати, капитан этот в самовольной отлучке, от руководства разведслужбой отстранен.

— В отлучке? — переспросил Александр Иванович.

— Ну в бегах, велика ли разница! — объяснил Колчак. — Официально об этом стараются не говорить, идет, наверно, проверочка, а слушок был, что утек капитан в Совдепию.

— Это зачем же?

— Вам видней, гражданин Ланге! — насупился Колчак, заподозрив, что следователь его разыгрывает. — Собрался, наверно, зарабатывать прощение у Советской власти.

Еще неожиданнее было показание Колчака насчет петроградской «пилюли», задуманной в штабе Савинкова.

В Петрограде, в штабе стрелкового корпуса, имеется якобы видный красный командир, облеченный доверием начальства. Награжден за гражданскую войну почетным оружием, испытанный партиец, убежденный большевик. Вот к нему-то, к этому командиру, и должен прибыть из Варшавы савинковский резидент.