Есть время жить - Игорь Негатин

— Слушай Аста, то, что ты написала — это правильно. Это лучше, чем в себе держать. Пользы от этой ненужной стойкости всё равно нет, а вреда много. Что сделано — то сделано, в любом случае надо жить дальше! Хочется тебе писать — пиши, хочешь пострелять — стреляй. Только не молчи, очень тебя прошу.

— А что с Робби? — спросила и вдруг поняла, что зря, не готова я услышать ответ, каким бы он не был… Есть новости, к которым просто невозможно подготовиться. Да, умом ты все понимаешь, а сердце до последнего надеется на лучшее…

— Жив, — Айвар снова встал и отошел к окну. — Спит. Док его так накачал, что до вечера будет в отключке.

— Я могу к нему зайти? — спросила я, чтобы перевести разговор.

— Зайди, если хочешь, — он пожал плечами. — Только с вечера ничего не изменилось. А я пока чай приготовлю, кофе у нас мало осталось.

— Хорошо, — пообещала я.

Потом я тихо открыла дверь в комнату, которую вчера превратили в операционную. Айвар был прав — за ночь ничего не изменилось. Роберт всё так же был без сознания, только на шее еле заметно вздрагивала жилка. Я подошла и взяла его за руку — пульс слегка частил, но это бывает, учитывая, что операцию делали под местным наркозом. Кота так и не смогли согнать, — он лежал у Роберта на коленях, свернувшись клубком, и даже не шевелился.

— Левка, давай тебя покормлю… — вздохнула я и попыталась взять кота на руки. Бесполезно — он накрепко вцепился всеми когтями в плотную ткань брюк, сжался в комок и злобно зашипел, показывая зубы.

— Аста, не трогай ты его, укусит, — негромко сказал Айвар, заглянув в комнату. — Он всё равно не уйдет!

— Хорошо, — кивнула я. — Айвар, а чьи это стихи?

— Какие? — он удивлённо уставился на меня.

— Ты цитировал. «Их восемь, нас двоё»… Роберта?

— Эх ты, евродитя современное, — грустно покачал головой Айвар, — это Высоцкий.

Айвар. 17 апреля, девять часов утра

Погода так и не улучшилась, накрапывал мелкий дождь и, как это часто бывает в Прибалтике, резко похолодало. Аста дежурила рядом с Робертом, Док нас предупредил, что первые сутки после операции самые опасные, и обещал навестить пациента ближе к обеду. Я, накинув куртку, заглянул к Николаю, чтобы обсудить поездку в город. Если честно, не понравился мне наш разговор. Скорее — его тональность. Такое чувство, что после ранения Роберта Николай не только хозяйственными работами пытается руководить, но и указывать, что мне делать, помимо моих прямых обязанностей. Единоначалие как система управления даже не обсуждалась — каждый из нас брал на себя руководство в той области, где был профессиональнее других. Я никогда не лез в оружейные дела Робби и фортификацию Николая, а они не лезли в мою систему «распределения ресурсов»; однако сегодня у меня появилось чувство, что мой визави наглеет и прёт, как танк, проталкивая какие-то свои идеи. Причём явно тянет одеяло на себя. Ну-ну… По-моему, он слегка ошибается, принимая моё спокойствие за готовность слушать его приказы, облачённые в форму «пожеланий»…

Сам он ехать отказался, сославшись на неотложные дела здесь, на базе. Пришлось немного надавить и забрать у него его зятя, Юрия, вместе с их машиной; и плевать мне с высокой горки на его бурчание — не пешком же мне идти! Перед поездкой зашёл к Альгису, который из-за дождя устроился в мастерской и пытался починить какой-то древний домкрат.

— В город собираешься? — он поднял голову от работы.

— Да, надо бы машину поискать, взамен «убитого» Рено. Что посоветуешь искать?

— Искать… Ну смотри, — Альгис вытер руки ветошью, огладил пышные рыжие усы и начал загибать пальцы. Кстати, на немецкий манер, он не загибал, а отгибал пальцы. — Дизелёк вам нужен — это раз. Знаю, ты их не жалуешь, да и Робби не любит, но они больше подойдут. Нужен какой-нибудь джип, лучше всего до 1995 года, чтобы ненужной электроники поменьше. Я тебе вот что скажу — ищи японца, у них движки вечные, это два. Конечно, лучше бы русский уазик, его в любом поле починить можно куском проволоки, кувалдой и чьей-то матерью, но где его достанешь в Литве-то? И ещё, если будет время, присмотри железные бочки, в дорогу запас солярки сделать — это три.

— Ты от Робби эту привычку подхватил, «раз-два-три»? Любил он под этот счёт в конторе дизайнеров строить. Японца, говоришь… Альгис, а может, вместе махнём? Николай не едет, занят, говорит. Придется с нашим тихоней ехать, а я его в деле не видел, стрёмно слегка.

— Это с Юркой, что ли?

— С ним…

— Да, — кивнул Альгис, — тёмный паренёк. Всё тишком, тишком. Но где ты у нас очень разговорчивых видел? Не на югах живём. Это там народ горячий, у них климат подходящий. Съезди с Юрой; погода плохая, дождь видно до вечера зарядил, значит, зомби много не будет. В автомобильные салоны не лезьте, пустое это занятие; прокатитесь по дворам и улицам. Я здесь побуду — после этих грабителей, страшновато мне Асту на базе одну оставлять. Да и Робби ранен. Как он?

— Еще никак, Док сказал — до вечера будет без сознания.

— Ну, раз сказал, значит, знает, что говорит. Видишь, как бывает…

— Что именно бывает?

— Вспомни, как вы с Робби на Дока накинулись, когда он решил в Рамучяй переехать. А он видишь, приезжает, лечит. Да и мы с Эдгаром, вроде как в мире живём. Я к чему это всё говорю, — Альгис уселся на стол и задумчиво начал поглаживать усы, — нет в жизни только чёрного и белого. Жизнь — она цветная.

— Брось, Альгис, — я махнул рукой, — ты ещё в политику полезь. Робби рассказывал, что ты любил про историю поговорить? Глупо это.

— Почему? — он удивлённо уставился на меня. — Глупо историю знать?

— Нет, глупо её нынешними мерками мерить, — усаживаясь на табурет, заявил я. — Ты вспомни конец восьмидесятых. Я тогда как раз из армии вернулся. Потом эта независимость, обернувшаяся катастрофой. Вспомнил? К чему я это говорю? К тому, что тогда много про историю языком трепали, тоже всё черно-белые пятна искали. Книжки писали, ругались, плевали в прошлое и хором, и соло. Иначе, как глупостью, это не назовёшь. В прошлом действовали живые люди, со своими чувствами и настроениями, отвечающие реалиям той эпохи. А мы об этом забываем, оценивая сегодняшним умишком рациональные и иррациональные поступки прошлого.

— Ой, заговорил, — он махнул рукой, — как с трибуны. Притом разговор про Дока ты хитро в сторону увёл, видно, я прав, — Альгис усмехнулся. — Ладно, иди лучше в город собирайся; Робби за тебя оружие не выберет, так ты уж сам подумай, что возьмешь.

— Ладно, — кивнул я, — и правда, не время сейчас разговоры разговаривать.

Айвар. 17 апреля, полдень

Мало того, что Юрка — тихоня, так он ещё и тормоз, каких поискать! Полтора часа собирался, козлина! Я, помня привычку Роберта собираться «с запасом», вооружился до зубов. Взял AR-15, Бенелли и рюкзак-трёхдневку с запасом патронов, еды и двумя флягами воды. Аста ещё всучила плитку шоколада и фляжку с бренди, на всякий случай. Ну, про пистолет я говорить не буду; без него — никуда. Наконец-то выехали. Я тихо злился, поэтому в дороге говорили мало, только парой фраз перекинулись, чтобы район поисков обсудить. Решили начать от проспекта Саванорю и по нему двигаться дальше, в сторону Старого города. Помню, как мы, в самом начале, на Лайсвес аллею съездили. Там зомби такими толпами гуляли, что шансов было ноль целых, ноль десятых. Это нам сейчас на руку — есть вероятность, что мародёры там не особенно порезвились. А погода подходящая, можно рискнуть. Была мысль на автомобильный рынок заехать, на проспекте Тайкос, но, подумав, от этой идеи отказался: базар на окраине города, желающие и без нас найдутся.

Может, я и не прав, чёрт знает. Так бывает — если человек тебе не нравится, то сразу начинаешь искать в нём дополнительные, может, частично и надуманные, отрицательные черты, словно пытаясь оправдать свою неприязнь. Так и с Юркой — когда мы въехали в город, где не были, наверное, недели полторы, я даже охнул от удивления, а он — ничего, спокойно крутил баранку, осторожно выруливая между завалами брошенных машин. А удивиться было чему, поверьте мне на слово…

Фильмы про апокалипсис всегда пользовались популярностью у народа. Наверное, это будило в людях какие-то садистские наклонности. Приятно, знаете ли, представить большой писец в масштабе страны или всей планеты, зная, что лично тебе это ничем не грозит — выйдешь из кинотеатра и пойдешь домой, насладившись слегка извращенными фантазиями и замирая от восторга «как это всё в один момент может жахнуть». Женщины, кстати, тоже этим грешны — прямо замирают от сладкого восторга. И откуда в людях такая страсть к разрушениям? Наверное, от того, что ломать всегда легче, чем строить. Был, кстати, у Робби один знакомый оружейник. Он когда на балконе курил, то людей на улице считал патронами. Примерно так: «смотри, — пять, ещё два, еще десяток и ещё два, потому что ветер сильный, могу с одного не попасть».