Рядом с Жюлем Верном - Евгений Брандис

В Ливерпуле Фикс предъявляет ордер на арест и запирает Фогга до выяснения личности в полицейский пост на таможне. Потеряны последние часы, когда еще можно выиграть пари. Недоразумение вскоре выясняется, но, увы, уже поздно! Фикс отпускает его с извинениями.

«Филеас Фогг был свободен. Он подошел к сыщику. Пристально взглянув ему в лицо, он сделал первое и, вероятно, последнее быстрое движение в своей жизни: отвел обе руки назад и затем с точностью автомата ударил кулаками злосчастного сыщика.

– Хороший удар, черт возьми! – воскликнул Паспарту…»

За десять минут до истечения рокового срока Филеас Фогг узнает, что прибыл в Лондон на двадцать четыре часа раньше, чем предполагал, что сегодня… суббота, а не воскресенье. Он вскочил в кеб и появился в Реформ-клубе 21 декабря в 8 часов 44 минуты 50 секунд вечера: «– Вот и я, господа! – произнес он спокойным голосом». Изображены те же партнеры Фогга по игре в вист, только в иных ракурсах.

О том, что еще можно успеть, предупредил его расторопный слуга: «Да, да, да! – закричал Паспарту. – Вы ошиблись на день…Но теперь остается только десять минут!..»

Эпизодом из финальной главы, где автор сообщает под занавес, как это удалось выяснить Паспарту и почему Филеас Фогг все-таки сумел выиграть пари, завершается серия рисунков.

Феерии

«Вокpyr света в восемьдесят дней» Этцель признал бесподобным произведением и посоветовал превратить в пьесу. С рекомендательным письмом издателя к Жюлю Верну явился некто Кадоль. Якобы опытный драматург, он взялся сделать инсценировку, обещая сочетать в своей пьесе классические требования театра с новым динамичным сюжетом. Кадоль трудился три месяца, но работа не удовлетворила Жюля Верна: пьеса получилась вялой и скучной.

И тогда на горизонте возник действительно умелый инсценировщик Адольф Деннери, чьи сценические композиции популярных романов ставились во многих театрах. Жюль Верн вместе с ним удалился в Антиб, курортный городок возле Ниццы, и, работая вдвоем по двенадцать часов, через три недели привез готовую пьесу, которой заинтересовался крупнейший парижский театр Порт-Сен-Мартен. А между тем незадачливый Кадоль стал рассылать по редакциям газет открытые письма и предъявил писателю иск, требуя половины гонорара на том основании, что договор с ним не был расторгнут, а то, что его пьеса плохая, еще никем не доказано. Жюлю Верну ничего не стоило доказать вздорность этих претензий, но, чтобы избавить себя от лишних хлопот, он добровольно уступил мнимому соавтору четвертую часть будущих поступлений, не подозревая, во что ему обойдется столь щедрая компенсация трехмесячной работы Кадоля.

Эффектная инсценировка «Вокруг света в восемьдесят дней» стала самым большим событием театрального сезона в 1874 году. Каждый вечер у боковой двери театра Порт-Сен-Мартен собирались толпы зевак, жаждавших увидеть, как проведут в стойло одного из участников феерического зрелища – огромного индийского слона, которому, по ядовитому замечанию Эмиля Золя, пьеса и была в первую очередь обязана своим баснословным успехом.

Феерические спектакли были в духе времени. Если на нью-йоркской сцене настоящие пожарные тушили настоящий пожар, то почему было не вывести на парижскую сцену настоящего живого слона?

Карикатуря А. Жиля, отражающая грандиозный успех инсценировки.

Жюль Верн создал новый жанр приключенческо-географической пьесы, сопровождавшейся сценическими эффектами. Сам он нисколько не преувеличивал значения пьес-феерий, предоставляя в совместной работе, которой занимался между делом, главную инициативу Деннери.

Небывалый успех постановки «Вокруг света в восемьдесят дней» был прежде всего зрелищным и коммерческим. «Это такое представление, что глаз не отведешь», – писал своему сыну из Парижа Н. С. Лесков, приложив к письму красочную афишу театра Порт-Сен-Мартен.

Парижский корреспондент журнала «Отечественные записки» сообщал в своем отзыве, что пьеса Жюля Верна и Деннери – своего рода «сценическое нововведение, ряд этнографических картин, что-то вроде волшебно-географической сказки, имеющей целью поучать, развлекая. К несчастью, – добавляет автор, – сотрудничество Деннери много ей повредило. Мелодрама, самая невероятная, очутилась на первом плане, а этнографическая обстановка, в которой часто даже не соблюден местный колорит, сделалась только ее рамкою. На сцене по волнам идет небольшой пароход, проходит целый поезд с локомотивом и вагонами… Кроме того, перед зрителями является живой слон. Наибольший восторг вызывают две сцены: внутренность грота, где находят убежище полчища змей, которые постепенно пробуждаются и начинают шипеть, и море во время бури. Буря постепенно стихает, из-за волн проступают маяки и дома Ливерпуля. На пьесу уже стали появляться пародии – несомненный признак успеха. На одном театре дают «Путешествие вокруг света в восемьдесят минут», а на другом – «Путешествие вокруг света в восемьдесят ночей»… Несмотря на то, что представление тянется более пяти часов, смотрится спектакль без скуки («Отечественные записки», 1874, № 12. Хроника парижской жизни).

Действительно, идейный и художественный уровень подобных «пьес-феерий» намного уступал романам.

Инсценировка «Вокруг света в восемьдесят дней» выдержала в Порт-Сен-Мартен четыреста представлений подряд, а затем давалась в течение многих месяцев в театре на Парижской выставке 1878 года, потом на сцене Шатле и так далее. На протяжении долгого времени эта пьеса не сходила со сцен столичных и провинциальных театров Европы и Америки. В одном только Париже с 1874 по 1938 год она была играна 2250 раз.

После триумфальной премьеры спектакля по роману «Вокруг света в восемьдесят дней». Карикатура Альфреда Ле Пти.

Пьеса Деннери и Жюля Верна «Вокруг света в восемьдесят дней», возобновленная в парижском театре Шатле. Афиша.

Почти такой же успех сопутствовал и сценической интерпретации романа «Михаил Строгов» в театре Шатле. Еще одно «Необыкновенное путешествие» с поистине необыкновенной судьбой!

Вопреки единодушному мнению французских критиков, эту книгу Жюля Верна мы никак не можем причислить к шедеврам. Несмотря на занимательность фабулы «путешествия от Москвы до Иркутска», этот знаменитый роман основан на псевдоисторических событиях и полон бытовых несуразностей, которые сразу же заметит любой русский читатель. Но писателя так увлек его замысел, что он отложил ради него начатую рукопись «Гектора Сервадака». «Я не могу думать ни о чем другом, – писал он Этцелю, – это великолепный сюжет!»; «Я так погрузился в Сибирь, что не могу прервать работу ни на один день. Впрочем, мой роман скорее татарский и сибирский, чем русский».