Государственная недостаточность. Сборник интервью - Юрий Поляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как это конкретно делается?
– Существуют некоторые знаковые фигуры, которые и направляют ход мыслей в обществе. Раньше такой фигурой, допустим, был Чаковский, главный редактор «Литературной газеты». Все знали, что его устами ЦК обнародует мысли, которые ему, ЦК, представляются на сей момент важными и нужными. Сегодня тоже есть такие «знаковые фигуры» – журналист Киселев и писатель Приставкин, например. Приставкин борется «за гуманизм» – отмену смертной казни для чудовищ и выродков, расчленяющих и насилующих детей, на фоне того, как американцы молотят с воздуха сербов. Естественно, у нормального человека от всего этого «мозги вспухают». А множество журналистов бросаются повторять за Приставкиным, что заботы важнее у нас сегодня нет. И без этого нам дальше жить никак нельзя. В то же время мой знакомый, журналист, никак не мог опубликовать информацию, что летчики НАТО сбрасывают неизрасходованный боезапас в Средиземное море. Потом только потихоньку такая информация просочилась. А так на телевидении никто не хотел портить шикарную картинку натовских подвигов.
Или вдруг появляется какая-то книга – вокруг шум, гам, премии букеровские, антибукеровские. Потом проходит пара месяцев, и никто уже про эту книгу не вспоминает. О том, чтобы ее читать, и речи быть не может. Но тут на нас журналисты накатывают новое «событие». До августовского кризиса прошлого года было достаточно много журналистов, работавших в изданиях, где платили очень прилично. Они не приносили владельцам прибыли, но проповедовали нужные идеи и поддерживали нужных людей. У меня был приятель, который много писал о том, что, если ты был физиком-ядерщиком, но потерял работу, стал не нужен, иди работать на стройку, переучивайся, но не жалуйся и не протестуй, потому что это верный признак «совковости». А потом его журнал закрылся. Звонит мне: «У вас там на телевидении работы нет? Просто не знаю, что делать, – я тут машину в рассрочку купил, ребенка в платный лицей определил». А я говорю: «Слушай, может, тебе переучиться?» – «В каком смысле?» – «Ну там на каменщика или плотника». – «Издеваешься?» – «Почему? Ты столько лет убеждал людей переучиваться. Вот и до тебя очередь дошла». Поссорились, он мне с тех пор не звонит.
Тут вообще произошла интересная вещь. Прежняя власть предпочитала опираться на людей искусства – писателей, актеров, режиссеров. Новая вкладывает деньги в средства информации. Журналисты, особенно столичные, вдруг стали принадлежать к достаточно избранному кругу. И какой-нибудь политик левого толка воспринимается ими уже не только как политический оппонент, выразитель отживших и неверных взглядов, а как злодей, который хочет отнять лично у них кусок. Конечно, за это его нужно «мочить» всеми способами. Но бывает, проходит и просто команда, как в старые времена. Когда у меня в 1993 году вышел «Демгородок», по местным администрациям, я это знаю точно, прошла команда книгу не распространять.
– Команда была, на твой взгляд, из Москвы?
– А откуда же? Для человека, занимающегося прессой в регионе, любой звонок из Москвы – директива. Сейчас столько развелось всевозможных структур! И разговоры о том, что все делается стихийно, само собой, – ерунда. Стихийно могут покупаться хорошие книги…
– Итак, на твой взгляд, резкая реакция на «Ворошиловского стрелка» не была стихийной?
– Она была запрограммирована идеей фильма, личностью режиссера Говорухина и его политическими взглядами… А ведь фильм-то хороший.
– Как ты относишься к новому, молодому поколению журналистов?
– Там разные люди. Появился тип таких откровенных дельцов, которые заняты зарабатыванием денег, и ничем больше. Есть и совестливые ребята, всерьез переживающие за свое дело. Разные они… Но самое поразительное: они – управляемые. И гораздо более управляемые, чем журналисты прежних времен. Причем управляемость их – совершенно откровенная. В советские времена в журналистской среде считалось дурным тоном быть слишком уж услужливым, каждый хвастался тем, что ему удалось показать в материале хорошую фигу советской власти. А если журналист вдруг из-за этого пострадал, его увольняли – за ним тянулся шлейф этакого борца и страдальца. Коллеги за это сильно уважали. У человека появлялся внутрицеховой авторитет. А сегодня если тебя выгнали, значит, ты сам виноват, прокололся.
– Твой роман с телевидением по-прежнему достаточно удачен…
– Да, телевидение меня всегда любило.
– А ты его?
– Не могу сказать, что так уж сильно его люблю. И что ради появления на телеэкране отдам все. Хотя телевизионная известность в известной мере помогает. А что касается свободы на телевидении, то больше всего ее было во время двух противоборств – Горбачева с Ельциным и Верховного Совета с Ельциным. Вот уж когда по-настоящему можно было выложить народу все, что ты думаешь! На экране действительно были люди самых разных взглядов. А сегодня на телевидении людей со взглядами вообще практически нет.
У нас выразителем всех взглядов и знатоком всех накопленных человечеством ценностей стал десяток телеведущих. Почему Киселев снимает фильмы о Ленине, Андропове и подводной лодке? Он что – крупнейший специалист по этим вопросам? Он что – мастер всех телевизионных жанров? Да нет, достаточно нудный и плохо держащийся в кадре комментатор. «Мычит» ужасно много. Когда он выдает всю политинформацию, которая к нему поступает, с этим еще можно смириться. Но когда нужна оригинальность мышления, владение словом и жестом, зачем мне выслушивать от него банальности, которые я уже сто раз читал и слышал?
Или почему Парфенов должен делать фильм о Пушкине? Он что – выдающийся пушкинист? У нас есть блестящие историки, замечательные литературоведы, прекрасно мыслящие, изумительно говорящие, но их на экран не пускают.
– За что?
– Во-первых, это хорошие деньги. Зачем делиться? Во-вторых, идеология. В этих фильмах взгляд не профессиональный, а вполне определенно идеологический. Вот, по Киселеву, народ восстал в 17-м году, пришло к власти Временное правительство, но недолго оно делало свое благородное дело, потому что пришел немецкий шпион Ленин и стал все разваливать… Что за бред? Ленин пришел, когда все уже было развалено, а Временное правительство понятия не имело, что делать, и разбегалось. Ну прочитайте хотя бы Солженицына или Бердяева!
– Но историки в этих фильмах все же появляются.
– Да, для антуража. То есть я хочу сказать, что такими творениями преследуются не познавательные цели, а политические. И тут, конечно, нужны Киселев с Парфеновым. Потому что специалист в таких делах обязательно будет говорить: а в то же время… а с другой стороны… не все так просто… Зато политически ангажированный журналист говорит: все просто и все вот так. Взял деньги у немецкого штаба и нашпионил, как последний сукин сын, – вот вам и вся революция! Да еще какую-то бумажку неопределенного содержания покажут в кадре в качестве доказательства.
– Кстати, с экранов как-то незаметно пропали писатели. Почему?
– Да, какое-то время назад писателя на ТВ любили. Но настоящий писатель всегда говорит вещи достаточно сложные и тревожные – он же человек думающий. Писатель вообще, по идее, первым кричит «Караул!». Он же выразитель боли народной. А сегодня на ТВ писателей представляют несколько скетчистов-юмористов – Жванецкий, Задорнов, Вишневский, Славкин и другие. Это почтенная профессия, но писатель – совсем другое. Это – по-другому. Это всегда сложная картина мира. Она сегодня никому не нужна. Все должно быть просто.
– Может, настоящий писатель просто нетелегеничен, плохо смотрится на экране?
– Не надо! А очень телевизионное зрелище, когда на киселевском партхозактиве собираются осточертевшие всем думские деятели и часами талдычат одно и то же!
У нас было очень профессиональное телевидение. Очень интересное. Особенно когда убрали пресс советской цензуры. Живое, раскованное, интеллектуально насыщенное. А потом группа людей, молодые ребята, кстати, которые сознательно рвались к власти, пришли и сказали: мы сделаем новое телевидение! И сделали – старые песни о главном… Мало того, что сами не так много умеют, так они еще теперь никого нового туда близко не подпускают. На экран вдруг полезли редакторы, продюсеры, режиссеры – главное, что свои. На телевидении сейчас застой, подобного которому и не было. Не нравится, возражаешь – вылетишь с работы в один день. И жаловаться будет некому.
– Отлученный от экрана диктор Пономарев письменно пожаловался президенту…
– Ну вот разве что! Вот ходит с канала на канал Доренко, открыто похваляющийся тем, что он обслуживает Березовского. А тот объявляет его гением телеэкрана. Страна, люди при этом никого не интересуют. Есть интересы хозяина, клана.