В роли себя самой - Елена Проклова

Навсегда. То есть, навсегда не в голые стены без оконных рам и стекол, а навсегда в этот дом. Где отделали сначала для себя одну комнату, отапливаемую с помощью трех электрообогревателей. Эта же комната служила нам по совместительству и кухней, и "ванной". А то и гостиной, где редкий вечер не гомонила дружеская компания, набиваясь в наше единственное жилое помещение с плотностью тех самых сельдей в бочке. Как говорится, в тесноте, да не в обиде...

Настало лето, когда пришлось заниматься сразу всем: участком - землей и первыми посадками (уж очень мне это не терпелось!), прокладкой дороги, еще чем-то... В результате мы так и остались зимовать все в той же единственной комнате, в прежних условиях. Отопление и воду провели через год, газ "пришел" в нашу деревню и к нам в дом через два года.

Однажды в лютый мороз к нам присоединилась собака: соседи принесли с рыбалки почти совсем замерзшего годовалого сенбернара. Нашли его, всего уже в сосульках, доставили к нам в дом в полуобморочном состоянии - он даже не мог сам идти вверх по ступенькам. А у нас в тот вечер, как назло, всякая еда в доме кончилась! Собирались на следующий день ехать, покупать новый запас... Выручили пельмени - одна пачка случайно завалялась в морозилке. Мы их сварили (самим тоже надо было что-то есть!), остудили отвар и этим отваром напоили несчастного пса. Попозже он съел и свою треть пельменей, и совсем отогрелся. А там уж и окончательно освоился, вступив в права коренного обитателя.

Найденыш-сенбернар получил кличку Юкон: его появление в доме было таким "джек-лондоновским". Тем более что в ту зиму мы с мужем, живя по-походному, почти каждый день читали и перечитывали сочинения писателя-романтика. По аналогии с Юконом, наш второй пес - красавец овчар, редчайшей для кавказца белой масти - получил кличку Чинук, что значит "северный ветер". Одно время у нас жила еще такса, прозванная Бонанзой (ручей, приток Юкона). Но ее пришлось вернуть прежней хозяйке, моей подруге: дом был еще совсем не достроен - тут щель, там гвозди и так далее - и любопытному коротконогому щенку грозила масса неприятных случайностей.

А Юкон и Чинук живут, без проблем, соседствуют друг с другом, у каждого - персональная будка с вольером. Котенок Симба, "крестной" которого стала Полинка, выбрав малышу имя из своего любимого мультфильма "Король Лев", сибаритствует в доме. Серый, толстый, курносый, пушистый - из породы английских короткошерстных кошек. Его свобода пока ограничена: маленький, надо воспитывать, а то ему только дай волю - вмиг вся обстановка будет выглядеть как Мамай прошел...

Число обитателей увеличивается, а дом наш не готов до сих пор. Он продолжает обживаться. Процесс идет сверху, с моего любимого этажа, где оставлен максимум неперегороженного пространства. Где посредине расположен круглый каменный очаг, и с одной стороны, в углу,- стойка-бар с музыкальной системой и мерцающим светом. В другом углу - диваны, шкуры. По стенам охотничьи трофеи (каюсь: есть не только добытые во время наших лесных вылазок, но и декоративные, а еще - дареные).

С той стороны, где музыка и бар, можно выйти на верхнюю веранду, где пока вместо стекол полиэтиленовая пленка, как в теплицах. Зато на веранде прохладно, и это мое любимое место для рисования.

С той стороны, где шкуры, есть дверь, ведущая в "рукодельную" комнату. И сейчас я в замешательстве: и с верандой, и с рукодельной связаны очень важные стороны моей жизни. Куда мне пригласить вас в первую очередь?

Рукоделье как-то больше соответствует домашнему настроению... Значит, сейчас пойдем к лоскутам ткани и клубкам ниток. Рукодельная комната темная, без окон. Находится под самой крышей, под покатым потолком. Знаете, почему-то очень забавно всегда получается: как только я намереваюсь как следует осесть в своей рукодельной - тут же вокруг собирается компания. Обязательно кому-то тоже надо что-то пришить, привязать, приклеить. Особая притягательная сила существует у этого пространства, собранного из кусочков, остатков, обрезков. Стены там обшиты остатками вагонки, пол кусками коврового покрытия из моей московской квартиры, где этим покрытием когда-то в целях звукоизоляции была полностью затянута одна комната - пол, стены, потолок. Основное пространство занимают столы, составленные друг с другом по сложной схеме. Остальная мебель в лоскутной - под стать общему "стилю": часть ее - старая, из той же квартиры, часть - шкафчики, стеллажики, этажерки - собрана "по вдохновению", от случая к случаю. И неплохо, как мне кажется, вписывается в стихию, где столько всего развешано, подвешено, расстелено и так далее. Стены рукодельной отданы под галерею моих любимых фотографий, картинок из журналов - юморных, оригинальных всяких. Одну стену полностью занимают... голые и в мини-бикини красотки. А что? Да, я люблю видеть красивое женское тело. Onni soit, qui male y pense - пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает. (Я не щеголяю знанием французских поговорок на языке оригинала, но хорошая мысль стоит дополнительных усилий, чтобы быть выраженной точно).

Но красотки красотками, но все-таки сюда я прихожу по делу, и мне то и дело бывают нужны находящиеся здесь в готовом к работе состоянии две швейных машинки. Несколько столов составлены друг с другом, на них почти всегда царит нехудожественный рабочий беспорядок. Правда, эта комната единственное место, где он царит, потому что в остальных местах - все по полочкам. Я люблю открыть шкаф и сразу увидеть каждую вещь, которая в нем лежит, аккуратно сложенную, в пакете. В этом я составляю полную противоположность маме. Каждый ее шкаф - это взрывное устройство. Открываешь дверцу - и падаешь от ударной волны, от рушащегося на тебя вороха одежды. Обратно в шкаф все вещи попадают, мягко говоря, под давлением, которое нельзя ослабить ни на миг, пока не заперта дверца.

Иногда в шкафовых внутренностях мама производит полную разборку, каждый раз чреватую неожиданными находками и обретениями:

- Надо же: зимние сапоги!

И это бывало даже тогда, в те годы, когда сапоги эти самые знаменовали собой великую победу их владелицы над чудовищем-дефицитом... Вот такой у мамы характер. Не подумайте, что я над ним смеюсь: может быть, в ее типе хозяйничанья больше женственности, чем в моем, с аккуратными пакетами и полочками.

Если уж смеяться, то давайте посмейтесь надо мной. Да уж, сколько угодно можно смеяться и трунить по поводу тех же пакетов: мол, лишь в нашей единственной и неповторимой стране женщины занимаются мытьем, сушкой и повторным использованием целлофановых мешочков. Я тоже смеюсь, и тем не менее у меня этой привычке дан зеленый свет. В рукодельной комнате целый угол отведен под пакеты - шуршащий такой угол с упаковочным материалом, необходимым в любой ситуации: для сушеной зелени, для мороженых ягод, для... Стоп: тем, кто ведет хоть небольшое дачное хозяйство, уже ничего объяснять не надо.

А вообще эта моя комната - ведьмина пещера. И как же мне там бывает уютно! Я вхожу, включаю свет и вижу все таким, каким оставила в последний раз. Буду уходить - только щелкну выключателем, ничего не складывая, не убирая. Пусть сейчас все можно купить, но заниматься рукодельем я не брошу никогда. Любовь к нему у меня с детства. С тех пор, как я научилась, а это было довольно рано, шить и вязать. Сначала я шила для кукол, в которые не играла - некогда было: в игру же надо уйти как следует, как в работу. А шить-вязать можно урывками, чем-то занимая себя в ожидании, пока наладят свет для съемок. Сначала я готовила наряды для своих кукол, а потом - для себя, убивая сразу двух зайцев.

Одним "зайцем" был советский дефицит. Разве странно, что я предпочитала уютное и спокойное мелькание спиц поголовному безумному стоянию в очередях? Или хождению по блату к завмагам, товароведам и прочей "элите", к которой и не было еще у меня доступа по молодости лет. Учась в школе-студии, я пускала в ход то купленные мной, то припасенные еще бабушкой мотки, клубки и клубочки - и гордо щеголяла в обновках. У бабушки, папиной мамы, запас был большой. Он до сих пор, кажется, не вполне истощился, хотя возраст у него - мой. (До того, как начать работать на "Мосфильме", дедушка Виктор Тимофеевич долго жил в Германии, был артистом Театра советских войск. Бабушка работала в том же театре администратором.)

Второй "убитый заяц" - преодоление издержек профессии. Она ведь у актеров очень нервная, и "муки творчества" не единственная, а порой и не главная тому причина. Бывают люди, жалеющие, что, например, на сон уходит неоправданно много времени - почти треть жизни... Но если так говорить о сне, то насколько больше проблема времени у актеров и актрис, которые, бодрствуя, тратят на бездельное ожидание как минимум половину съемочного или репетиционного времени, не меньше?

Но можно ведь взять в руки крючок или спицы, и ты уже при деле. Вот только окружающих мужчин это почему-то очень нервирует... И ладно бы еще дело было в семье и нервничал бы муж - оттого, что жена, занятая вывязыванием реглана или английской резинки, "обделяет" его своим вниманием и заботой. Нет, вид актрисы, абсолютно никому не мешающей, смиренно над своими петлями с накидом и без дожидающейся момента востребованности Мельпоменой, почему-то всегда выводит из себя режиссеров. Нет, как же это так: просто безобразие! Что это она там сидит, как "вещь в себе"? Ну и что, что не ее сцена репетируется? Я, гений-режиссер, тут творю, а кому-то это может быть неинтересно!