На грани - Анна Александровна Кабатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё также стоя у окна и слушая мелодию дождя, внезапно Пит замолчал, а спустя несколько минут и вовсе ушёл, объясняя это тем, что он хочет побыть в одиночестве.
Старина в конец запутался – мы оба почувствовали это. Было любопытно наблюдать, как произошёл конфликт между тем, чему он должен следовать и тем, что мой друг переживал глубоко внутри. В чём-то он был прав – то влияние, о котором ещё несколько минут назад шла речь, я всегда чувствовал повсюду, но относительно его власти надо мной вынужден не согласиться. Ведь это я решил впервые уехать с Питом и довериться его мировоззрению – во всяком случае, мне всегда так казалось. Возможно, это тоже была лишь часть того спектакля, который окружал меня. Впрочем, обсудить это с ним я не успел, как и напомнить о том, что у Пита по-прежнему есть брат.
Признаться, на момент и я запутался в происходящем. Мой друг пытался сделать мою жизнь лучше, отрицать этого нельзя, но вот он говорит, что навязывает мне свою точку зрения. Кроме того, нельзя не брать во внимание тот факт, что истинного Пит увидеть мне удавалось довольно редко, а всё оставшееся время он прятался за неким образом, который был известен каждому знающему моего товарища человеку.
Потом я понял, что нужно собрать все детали головоломки воедино, иначе все мы так и будем оставаться в растерянности. В итоге у меня получилось то, о чём я нередко догадывался, но почему-то не находил этой мысли до того дня места. Психолог из меня никакой хотя бы потому, что по образованию я архитектор, но аналитический склад ума, на который Пит, порой, обращал моё внимание, нередко меня выручал. Хотя если бы я всё же имел отношение к сфере психологии, то сделал те же выводы: конфликт между личностями. Не то, чтобы старина Пит страдал их раздвоением, но два противопоставленных мировоззрения было трудно не заметить. Первое – это юноша, которым он остался глубоко внутри в следствие стрессовой ситуации, то есть потери близких. Возможно, поэтому его дальнейшее взросление стало невозможным. А второе – это тот человек, которого все мы знали, и которым Пит хотел бы быть. По какой-то причине он подсознательно считал все свои знания едино верными, поэтому следовал им как можно чаще. Но когда случалось что-то, что заставляло его «юношу» напомнить о себе, то происходило то же, что и тогда в Сиднее.
Всё мы здорово запутались, пытаясь понять, что же происходит, но вскоре я предпочёл перестать думать об этом и предался Морфею. Ночь эта выдалась неспокойной – мысли в голове не давали мне покоя, поэтому даже во сне я размышлял о всё, что внезапно навалилось на наши с другом плечи.
VIII
Четвёртым по счёту утром, что его я встретил в Австралии, мы продолжили свой путь вглубь континента. И хотя температура вне автомобиля была не такой высокой, как где-либо ещё, воздух здесь всё же отличался своей сухостью, поэтому в какой-то степени нам становилось жарче с каждым последующим часом. Солоноватый привкус пота ещё долго сопровождал нас после того, а пейзажи вокруг не смогли никого оставить равнодушными.
В тот день недолго после того, как мы покинули Брокен-Хилл, наша компания пересекла границу штатов и оказалась в Южной Австралии. Кокберн – город, расположенный непосредственно на грани между Новым Южным Уэльсом и Южной Австралией, тепло принял трёх странников, пожаловавших сюда на завтрак. Название улиц были странными, так как отличались только деталями. В одном из кафе можно было найти трёх парней, или, вернее сказать, мужчин, которые вели себя странно и слишком выделялись среди окружающих. Это были мы.
Попивая чай из своей кружки, Пит то и дело украдкой поглядывал на меня, а затем, видимо, решившись продолжить вчерашний разговор, сказал:
– Мне кажется, что пора прекратить поездку, пока мои проблемы не зашли слишком далеко. Либо однажды я потеряю контакт с реальностью, либо захочу иметь ещё больше власти над окружающими. Уверен, что вам, и, в частности, тебе, Том, это не нужно. К тому же, рано или поздно, ваши семьи станут прежде всего, и я не хочу этому мешать.
– То есть это конец? – спросил Олли.
– Почти, – ответил Пит. – Сегодня я довезу вас до Порт-Огасты, там есть аэропорт внутреннего назначения. Доберётесь до Сиднея, а там уже кто куда.
Прежней моей радости, которая хоть и в незначительных размерах, но всё же присутствовала, словно не бывало. То, что мы только что услышали, означало моё возвращение не только домой, но и обратно в рутинную жизнь, из паутины которой мне удалось выбраться лишь на три с лишним дня. Я спросил себя о том, что буду делать дальше, но, увы, нужного ответа не нашёл. Думаю, что любой другой радовался бы на моём месте, ведь скоро мне суждено было стать отцом, но я почему-то видел в этом лишь предзнаменование самых тяжелых времён в моей жизни. Получается, что все мои попытки помочь другу оказались тщетны? Неужели психоанализом я сделал только хуже?
Как и обещал, Пит довёз нас до Порт-Огасты, что в четырёх с половиной часах езды оттуда или же почти в трёх сотнях миль. Вокруг меня в автомобиле вновь царствовала тишина. Мы даже попали в пустынную местность, и тайком страх во мне взял верх, потому как останавливаться в такую погоду из-за поломки машины не очень-то хотелось. А когда этого не случилось, то верх над моими эмоциями взяли радость и облегчение, которые, как и предшествующий им страх, остались для окружающих тайной.
И вот мы оказались в аэропорту. Олли, как и я, стоял в абсолютной растерянности, поскольку даже не представляли, что можно сделать, чтоб это только набиравшее обороты путешествие не заканчивалось столь скоропостижно. Было бы эгоистично с моей стороны, если бы я сказал, что в тот момент думал лишь о себе, тем более, что это не так. Вовсе нет, мои мысли крутились вокруг нашего австралийского друга. Меня ждала любимая жена, будущий ребёнок и какая-никакая, но всё же работа, а вот Олли предстояло вернуться в серый дом, обратно к одиночеству его жизни. Возможно, я глубоко сочувствовал ему, ведь однажды мне уже приходилось переживать нечто подобное, хоть тогда меня и окружали родные.
Последнее слово, которое я услышал от Пита, было робкое «извини». Он слишком быстро распрощался
