Эфирное время - Полина Дашкова

– Очень интересно. Узнай все подробней. И постарайся разыскать корреспондентку, которая брала интервью для «Сто пудов», только очень быстро.

– На всякий случай сообщаю, что Беляева сейчас в Монреале на международной конференции по правам человека. Улетела за день до убийства, возвращается в субботу, – сказал Иван.

Положив трубку, Илья Никитич включил видеомагнитофон и почти сразу понял, что просматривает запись именно того ток-шоу, которое стало для Бутейко роковым.

…Посередине круглого зала сидел парнишка в черных джинсах и черном свитере. Лицо его было закрыто разрисованной маской.

– У меня был в жизни тяжелый период, – говорил он глухим, срывающимся голосом, – я хотел покончить с собой. Пробовал несколько раз, но у меня ничего не вышло. Я не смог… простите, мне трудно говорить.

– Да вы не волнуйтесь, – подбодрил его ведущий, Артем Бутейко, – вы расскажите, и станет легче. А возможно, мы сумеем вам помочь, попытаемся вместе разобраться в вашей тяжелой проблеме. Для этого мы здесь и собрались, чтобы помогать друг другу в трудностях и горестях, поддерживать того, кому тяжело.

– – Спасибо… Да… хорошо… я попробую. Камера заскользила по залу. Напряженные лица, в глазах сочувствие.

– Я полюбил девушку, но она бросила меня, ушла к другому. Я не хотел жить, я пытался разными способами убить себя, но понял, что не сумею сделать это сам. У меня был старый знакомый, мы учились в одной школе. Я знал, что он связан с криминалом. Я позвонил ему и сказал, что мне нужно сделать заказ. Убить человека.

Опять пауза, несколько секунд тишины. Публика выглядела все напряженней, у нескольких пожилых женщин выступили слезы на глазах, одна уже рыдала, не скрываясь, и сморкалась в платочек. Камера на несколько секунд задержалась на ее лице. Это было очень трогательно, крупная слеза катилась по морщинкам.

– То есть вы заказали самого себя? – сочувственно уточнил ведущий.

– Да, – глухо прозвучало из-под маски. – Я сообщил, что заказанный мною человек в такое-то время будет в таком-то месте, и пришел туда.

– Что же было дальше?

– Я увидел их, но испугался. Сработал какой-то инстинкт, я убежал. И вот уже год скрываюсь от них. Каждый день меня могут убить. За мной следят. Меня преследуют. Но теперь я понял, что такое жизнь. Я очень хочу жить, но знаю, меня все равно убьют, рано или поздно.

Камера взяла крупным планом лицо красивой плачущей девочки лет семнадцати. Огромные карие глаза, полные слез.

Илья Никитич заметил, что одним из операторов был его знакомый, Егор Лабух.

– Миленький, ну как же так? – всхлипнула очередная бабушка в подставленный микрофон. – Ты еще такой молодой! Товарищи, надо что-то делать, надо помочь мальчику.

– А вы не пытались отменить заказ? – поинтересовался солидный мужчина с усиками.

– Может, вам просто в милицию пойти и все рассказать? – заикаясь от волнения, спросила женщина с красными взбитыми волосами и золотыми зубами.

– Это бесполезно, – покачал своей маской несчастный герой, – машина запущена. На меня идет настоящая охота, я все время это чувствую, вот сейчас я пришёл сюда, но не знаю, что со мной будет, когда я отсюда выйду.

Публика в зале сострадала парнишке в маске очень искренне, очень серьезно, ему давали советы, его жалели, уговаривали еще пожить, ведь он так молод. Предлагали охрану, спрашивали, не надо ли помочь материально, хватает ли ему на хлеб, ведь, скрываясь от убийц, он не может устроиться на работу. Белокурая голубоглазая девочка лет пятнадцати тоненьким голоском пригласила его спрятаться у нее дома.

– Я сумею тебя защитить! Не бойся!

– Спасибо, спасибо, – повторял Бутейко в ответ на каждое такое предложение. Герой молчал, он от волнения и благодарности, вероятно, потерял дар речи и притаился под своей маской.

– И после этого говорят, что в наших людях исчезает чувство сострадания! – воскликнул ведущий. – Я благодарю зал. Послушаем, что скажут наши эксперты? – Он подошел к группе людей, которые сидели отдельно.

Двое мужчин, по виду бизнесмены-нувориши, и между ними Елизавета Беляева. Мужчины были представителями фирмы-спонсора. Беляеву зал приветствовал громкими аплодисментами. Первой микрофон взяла она.

– Прежде чем сказать что-либо, я хочу задать нашему герою несколько вопросов. Скажите, сколько вы заплатили за заказ?

– Я не могу ответить на этот вопрос…

– Почему?

– Ну, есть причины. Много… очень много.

– Хорошо. А как вы представились вашему приятелю? Вы назвались своим собственным именем?

– Да, конечно.

– Если я правильно поняла, вы с посредником, который принял заказ и взял деньги, учились в одной школе и хорошо знакомы?

– Да.

– А как вы представили того, кого заказали? Чью фотографию вы передали посреднику? Какой назвали адрес, телефон, фамилию?

По залу прошел гул. Бутейко решительно вырвал микрофон у нее из рук.

– Елизавета Павловна, у нас ведь здесь не следствие, не допрос. Это только повод для разговора. Мы ставим проблему, серьезную и злободневную, мы пытаемся в ней разобраться все вместе, помочь, а вы нападаете на человека, который попал в такую чудовищную ситуацию. Продолжим. Что скажете вы? – – он отдал микрофон одному из мужчин.

– Я ничего не скажу, мрачно буркнул тот, – у меня нет привычки перебивать. Госпожа Беляева еще не закончила, – он передал микрофон Елизавете Павловне.

– На самом деле, я почти закончила, – она мягко улыбнулась, – еще один вопрос. За год охоты на вас посредник так и не узнал, что вы – это вы?

– Нет. Если я раскрою тайну, меня сразу убьют. Я же сказал, что не уверен в завтрашнем дне. Вы поймите, деньги заплачены, машина запущена, работают профессионалы, и заказ будет выполнен рано или поздно. Вы просто не знаете законов уголовного мира. – Парнишка сильно нервничал, говорил быстро, возбужденно, в его голосе, в интонации, во всей его фигуре Илье Никитичу вдруг почудилось что-то очень знакомое.

– Да, вероятно, я плохо знаю эти законы – кивнула Беляева. – Во всяком случае, о профессиональных убийцах, которые приняли заказ, но за год охоты так и не поняли, кого им надо убить, я слышу впервые, – она улыбнулась и отдала микрофон Бутейко.

Зал гудел, смеялся, многие топали ногами и хлопали в ладоши. Только что рыдавшие старушки возмущенно перешептывались, качали головами. Девочка в последнем ряду, предлагавшая спрятать страдальца у себя дома, вложила четыре пальца в рот и оглушительно засвистела.

– Подождите, господа, – произнес Бутейко, откашлявшись, – мы только что выслушали мнение нашей уважаемой Елизаветы Павловны. Но это всего лишь мнение. Продолжим дискуссию, выступил только один эксперт, сейчас обратимся к представителю наших замечательных спонсоров. Поприветствуем нашего гостя, заместителя коммерческого директора банка «Надежда». Прошу аплодисменты, господа!

Но вместо аплодисментов продолжали звучать шиканья, топот и свист. Представитель банка мрачно помотал головой и отстранил протянутый микрофон.

"В течение нескольких минут Бутейко еще пытался спасти передачу, бормотал в микрофон какие-то беспомощные, высокопарные фразы о сострадании, но только раззадоривал публику. Герой в маске поднялся и, сгорбившись, как побитый, про – шмыгнул к выходу. Камера на долю секунды скользнула по нему. Маска была плоской, прилегала к лицу неплотно, Илья Никитич попытался разглядеть хотя бы часть лица, нажал «паузу», но увидел только скулу и край подбородка.

– Ну ладно, это можно уточнить, – пробормотал он и пустил пленку. Но больше смотреть было нечего. На экране возникла заставка, потом дали рекламу спонсоров.

Румяная глянцевая семейка, мама, папа, двое деток, мальчик и девочка, взявшись за руки, прыгали по сверкающему паркету пустой комнаты. На них, стоя в уголке, с улыбкой глядела бабушка, роль которой исполняла известная актриса. Обращаясь к телезрителям, она произнесла своим глубоким «мхатовским» голосом:

– Мои дети ждали квартиру много лет. Им помогла «Надежда».

– Но нужна еще и мебель? – восклицал мальчик.

– Есть «Надежда», будет и мебель! – подмигивал с экрана отец счастливого семейства, и, подхватив бабушку в хоровод, все вместе продолжали кружиться по комнате со звонким смехом. Затем ставилась эмблема банка, и «бабушкин» голос сообщил проникновенно:

– Мне много лет, всякое бывало, но я знаю: главное в жизни – надежда. «Надежда» вас не подведет.

Запись кончилась. На экране плясала черно-белая рябь. Прежде чем промотать пленку и посмотреть, есть ли на ней еще что-нибудь, Илья Никитич взялся за блокнот, отыскал телефон оператора. Был уже двенадцатый час, но Егор Лабух говорил, что звонить ему можно до двух часов ночи.

– Добрый вечер, Егор Викторович. Следователь Бородин беспокоит. Простите за поздний звонок. Я только что просмотрел запись ток-шоу, которое вел Бутейко…