В гостях у Рема или разведчик из будущего (СИ) - Птица Алексей

— Можете, но вам будет тяжело.

— Ничего, у меня есть желание и нет денег.

— Понимаю, понимаю. Что же, я думаю, всё устроится для вас. Мы можем также согласовать с вашим начальством и ваши короткие репортажи в качестве журналиста НСДАП. Всё в ваших руках. Что касается вашего желания работать в дипломатическом корпусе, не позволите ли мне узнать, какое вы имеете образование?

Шириновский хотел было ляпнуть, что Московский университет, но успел одуматься.

— Я окончил Рижскую государственную гимназию, кроме того, первый курс Рижского политехнического института, коммерческое отделение. Знаю русский и французский, а также немного английский. А работать журналистом я согласен.

— Замечательно, удивлён, что вы знаете столько языков. Может быть, вам перейти в СС, там такие люди требуются, и вы можете рассчитывать на карьерный успех?

— Нет, это не моё, но у меня есть друг, Альберт Шольц, вот он как раз и подойдёт для СС. Очень многообещающий штурмовик, тем более он всё порывается уйти в мэрию кем-то, но это не его, а вот быть в Охранных отрядах Гитлера — самое лучшее, что с ним может быть.

— То есть вы ходатайствуете за своего друга?

— Да.

— А это вы не его ли вытащили из полицейского участка?

— Его.

— Хорошо, я вас понял. На вас есть несколько предложений и планов, так что придётся немного подождать, чтобы руководство определилось, как лучше вас использовать. Это недолго, я тоже составил своё мнение и доложу его заинтересованным лицам.

— Буду только рад.

— Тогда всего хорошего.

— Спасибо, герр доктор, надеюсь, что вновь увижу вас.

Фрейштаузе улыбнулся, молча пожал руку Шириновскому-Меркелю и проводил его до дверей кабинета.

Глава 24

Сборы

Николай Григорьевич Самсонов отошёл от окна в полной задумчивости и тревоге. Как он и предполагал, неизвестный агент, что так нагло просил денег, появился, забрал записку и пятимарочную монету, но ответа пока не прислал. Видимо, ему нечего было сказать, или он раздумывал, как обтяпать дело в свою пользу.

Ничего страшного, придёт время, он выйдет на связь или, наоборот, исчезнет навсегда из их поля зрения. Сейчас не до него. Другие агенты активно поставляли сведения из окружения Гитлера, обстановка медленно накалялась как внутри партии Гитлера, так и между партиями вообще.

Недавнее побоище на Бальтенплац было весьма показательным. Меньше года осталось до очередных парламентских выборов в Рейхстаг, и каждая партия стремилась набрать очки, доказав, что именно на её стороне сила. Что же, всё объяснимо, а кроме этого, начали активно поступать сведенья, что некоторые националистические партии субсидируются как со стороны Англии, так и со стороны США.

Интересно, что силы Франции никак и нигде себя не проявляли, хотя это совсем не в интересах Женераль Сюрте. Они явно тоже участвует в игре, но через кого и каким образом, оставалось загадкой. Скорее всего, и этому были вменяемые объяснения, они поддерживали правящую партию из числа социал-демократов.

Игра только начиналась, и начиналась она по-крупному. Германия, униженная и растоптанная, низведённая в положение полуколонии и выплачивающая огромные репарации, жаждала сбросить с себя иго проигравшей державы. Не для того погибли миллионы немецких солдат, чтобы их дети молчаливо сносили поношения и позор.

И это понимали все сверхдержавы первого мира, понимали и принимали меры либо пытались использовать в своих интересах. Понимали это и Самсонов с Менжинским, и сам товарищ Сталин! Понимали и пытались вести свою игру, но СССР сам нуждался в помощи, а немецкие специалисты и строили, и помогали, и учились, и торговали. Да и до чисто идеологических разногласий ещё было очень далеко. Всё до поры до времени, конечно, до поры до времени…

Как выяснилось, фон Папен блефовал, но блефовал очень жёстко, призывая в новый крестовый поход против России, то бишь против СССР. Его поддерживала часть немецкой элиты, но поддерживала больше на словах, чем на деле. Бывшие державы Антанты эту его инициативу встретили в штыки и не собирались оказывать никакой помощи, хотя на словах все возмущались коммунистическим режимом, а на деле просто игнорировали попытки его сменить.

Это, несомненно, радовало Самсонова, о чём он уведомлял и своё начальство. Какие цели преследовали этим бывшие державы Антанты, он не знал. Мир вступал в очередной водоворот глобальной войны с целью нового передела, и активным игроком в нём становились США. Они хотели стать над схваткой, хотели мирового господства не мытьём, так катаньем и стремились к этому практически любой ценой, что сказывалось и на общем мироустройстве послевоенной Европы.

Самсонов сел за стол и, сцепив ладони, опустил на них голову, переключившись на другую мысль. Что же, обстановка сложная, но решаемая, нужно приложить много сил, чтобы помочь взять власть коммунистической партии Германии, и тогда возникнет тандем Германия-СССР, тандем, который может перекроить всю карту мира!

Вальтер Штеннес, Грегор и Отто Штрассеры и ещё несколько человек, близких к северному крылу НСДАП, сидели в пивном ресторане, в одном из отделенных от других комнат небольшом зале. Обычно здесь проходили студенческие ферейны, на которых присутствовали студенты с большим достатком, но сейчас заседали партийные боссы НСДАП.

Разговаривали они уже очень долго, попутно решая важные и не очень вопросы. Начали, как водится, с денежных вопросов, а закончили общеполитическими.

— Ну что, Вальтер, докладывай, как обстоит дело в гау Берлина⁈ — задал вопрос Грегор Штрассер.

— А что докладывать? Вы и сами всё уже знаете. Мы постепенно теряем позиции, медленно, конечно, но неуклонно. И чем дальше, тем это виднее и ощутимее.

— И что ты предлагаешь?

— Нужно активизировать нашу деятельность и попробовать перехватить инициативу у группы, что поддерживает Гитлера. С помощью пропаганды мы должны навязать свою волю большинству в партии. Мы придерживаемся левых идей, ближайшее окружение Гитлера, наоборот, стремится создать тоталитарное государство, но с торжеством условно правых идей. Я считаю, что этого допустить ни в коем случае нельзя. Если это случится, тогда неизбежно противостояние Германии с СССР. Коммунизм с национал-фашизмом не уживутся в одном мире, и это очевидно уже очень многим, да и Гитлер не скрывает своей ненависти к коммунистам, поэтому нельзя допустить, чтобы его идеи победили внутри нашей партии. Они антиподы, и это может привести ко второй войне, а война — это то, что меньше всего нужно обессиленной поражением Германии.

— Ты всё утрируешь, Вальтер, — ответил уже Отто Штрассер, — и утрируешь сильно. Противостояние возможно, но не думаю, что всё будет настолько плохо. В конце концов, у нас с Советами весьма тесная кооперация, мы им помогаем и инженерами, и квалифицированными рабочими, да и немало будущих немецких офицеров учатся у них. К тому же, Геббельс, что стоял когда-то вместе с нами, раньше считал себя социалистом. Он прославлял рабочих, чувствовал себя заодно с ними и испытывал презрение к «буржуазии», к которой он причислял не только капиталистов, но и мещан. В коммунистах ему импонировали революционный порыв и ненависть к буржуазии. Социал-демократы и либералы были общим врагом. В коммунизме он не принимал его интернациональную направленность, тогда как сам выступал за «национальный социализм». «Я — национал-большевик», — говорил он о себе. Однако став гауляйтером в Берлине, объявил коммунистов своими заклятыми врагами, и всё же, он не сможет так быстро переобуться в воздухе.

— То так, но это сегодня, а что будет завтра? Гитлер ненавидит марксизм и коммунистов.

— Пока это лишь слова, Вальтер. Ты же знаешь, плох тот политик, что выполняет всё то, что наговорил во время своей избирательной компании. Ему нужна власть, и власть законным путём, нам же предстоит задуматься о революции, только с её помощью мы можем прийти к власти. Мы построили нашу программу на четырёх столпах: национализме, социализме, оборонительных возможностях и авторитарной структуре — и если мы сможем договориться с Гитлером, то победим.