Зимние волки полуночи - Елена Смирнова

Может быть, попросить помочь с работой Роллона? Я взглянула на него, прикидывая ответ. Он не согласится, определенно, и дело даже не в том, что не захочет быть подопытным кроликом. Нежить… магия смерти… он сам просил не напоминать ему о том, кем он рожден и кем должен стать. А если я привлеку его к своей работе, это будет уже не простое напоминание. Может быть, сменить тему и придумать свою? Например, «Зимние волки, легенда или реальность». Бр-р… бред какой-то. Зато такой темы точно ни у кого не будет. И информации тоже, но уже у меня. А действительно, что я знаю о Зимних волках? Да ничего, только то, что сейчас они считаются легендой, а когда-то жили в мире под названием Эллегион, тоже ставшим мифом. И все. Интересно, о чем тогда я собираюсь писать работу? Впрочем, подумаю потом.

— Что случилось? — округлились глаза папы, когда он увидел нас с Роллоном. Я торопливо расправила закатанный было рукав, закрывая длинную и достаточно глубокую царапину на руке и беспечно улыбнулась.

— Ничего, правда. Просто… я ногу подвернула, и не могу идти. Вот, — еще раз мило улыбнувшись, я с интересом наблюдала за поведением папы. Могу сказать определенно точно — он не поверил, но виду не подал, только грозно сверкнул очами на Роллона и сказал:

— Я уезжаю на неделю. Постарайся хотя бы семь дней не… подворачивать ногу. Все-таки каникулы, отдыхать надо… — бормоча себе под нос еще что-то, он торопливо взглянул на часы и, поняв, что безнадежно куда-то опаздывает, умчался. Я еле успела попрощаться.

— Не думаю, что ему стоит все рассказывать, — наконец нарушил молчание Роллон, опуская меня на диван в гостиной.

— Боюсь, в таком случае его хватит удар, — кивнула я, устраиваясь на мягких подушках.

— Особенно если он узнает, что в этом опять принимал участие я.

— Слушай, а за что тебя так не любит мой отец?

— У него… есть на это свои причины.

— Ясно. Дальше могу не допытываться, ты все равно ничего не скажешь, — я пожала плечами, признавая, что это очевидно само собой.

— Можешь не допытываться, — согласился Роллон, смешивая в стакане несколько эликсиров подозрительного цвета. Принюхавшись, я чихнула.

— Ты чего туда опять намешал?

— Ничего особенного.

— А все-таки?

— Названия тебе все равно ничего не скажут, эти составы проходят только на пятом курсе. Да и то у травников, — помолчав, добавил он. — Пей, там ничего вредного нет. Зато почувствуешь себя человеком.

— Я и так не жалуюсь особо, — не возражая больше, я взяла стакан и опрометчиво хлебнула, проигнорировав торопливо вскинувшуюся руку мужчины. Прокашлявшись, вытерла набежавшие слезы и вопросительно взглянула на Роллона.

— Я только что хотел объяснить тебе, как это нужно пить.

— Спасибо, уже не нужно, — я отставила стакан, снова закашлявшись. — Хотя объясни все-таки, на будущее.

— Мелкими глотками, запивая водой, поскольку легко можно обжечь гортань.

— Откуда ты все это знаешь? Неужели программа обучения и в Верриате, и в Эллегионе одинаковая?

— А ты уверена, что я никогда не выезжал из Эллегиона? Я помню университет, в котором ты учишься, ему уже больше трех тысяч лет.

— Не знала, что он настолько старый.

— В Эллегион еще студентов на практику посылали. Я сам подписывал указ о том, чтобы ученики были не младше третьего курса.

— Почему?

— Очень опасно. Эллегион, конечно, был сказкой, но сказкой с подвохом. И на фоне общей красоты и беспечности жить и работать в нем было достаточно сложно.

— Из-за чего? Нежить, разгуливающая по городу? Тайные колдовские обряды? Что-то еще?

— Я не знаю, как объяснить это. Ты бы, к примеру, не смогла там жить, уже через несколько лет сойдя с ума. Там… в тех, кто родился и рос за пределами Эллегиона, словно погибает жизнь, когда они живут в том мире. Эллегион не любил чужаков, только самые сильные из людей смогли бы сохранить свою душу, сознание и ум в порядке, хотя одновременно с умиранием люди и расцветают там.

— Я не понимаю.

— Я сам никогда не понимал этого, но факт оставался фактом — некоторые способности по приезде в Эллегион шли в рост, в то время как человек словно истончался, как кусок масла, оставленный на улице в жаркий полдень или с психикой творилось что-то неладное. Я не знаю точно, в чем дело. Возможно, Лентарн в курсе, но он никогда не распространялся об этом. Он знает много об Эллегионе, гораздо больше, чем даже я. Хотя я и сын одного из богов, меня не посвящали в великие тайны. Видимо, считали, что я еще слишком молод для этого. Возможно, если бы я согласился стать преемником и наследником Танатоса, все изменилось, но я никогда не пойду против того, что во мне еще осталось человеческого.

— Человеческого… — задумчиво протянула я. — Ты говорил только о людях… а другие расы смогли бы жить там?

— Да, вполне, хотя и с небольшими сложностями. К примеру, в Эллегионе очень комфортно могли бы жить эльфы, достаточно загадочные существа, которых не смог познать еще никто из людей. Но эльфы шарахались от этого мира как упырь от креста, больше предпочитая Гантрот, в котором все равно жили очень неохотно и только по делам.

— Но Лентарн…

— Лентарн не совсем эльф, и даже среди своих соплеменников он выделяется исключительной силой воли и духа, что помогало ему спокойно жить там. Он любил Эллегион, считая его чем-то вроде еще одной составляющей себя самого. Но, в основном, в моем мире жили люди, родиной которых являлся сам Эллегион, и народ энтирад.

— Я много слышала о них, но ничего конкретного нет даже в самых старинных книгах. Что это за народ?

— Говорят, их породили море и ветер. Я сам толком не знаю, чем мой народ отличается от остальных, хотя мне и должно быть за это стыдно. Если судить по легендам, это люди, наделенные необычными силами, чуть более спокойные, чем люди, достаточно хладнокровные. Более выносливые, талантливые, сильные…

— То есть самая подходящая канва для Обряда. Идеальные Зимние волки.

— Наверное. Но я никогда не замечал за собой приписываемых качеств. Как не наблюдал их и за остальными соплеменниками. Обыкновенные люди… разве что чересчур гордые. Хотя одна особенность все-таки имеется — после смерти образ достаточно быстро стирается из памяти. Идеальные воины не должны заставлять других сожалеть об их смерти.

— Как цинично…

— Это не цинизм, а всего лишь правда, пускай и достаточно горькая, — Роллон невесело усмехнулся, глядя куда-то вдаль. Словно за окном маячили высокие белые здания, еще укрытые утренним туманом, на улицах бродили люди в старинных одеждах, словно вдалеке приветственно блестели витражи городской ратуши… его взгляд немного изменился, наполнившись какой-то неведомой пронзительной тоской, сожалением о когда-то былом, но ушедшем прекрасном. И тут меня внезапно озарило.