Корпорация «Попс» - Скарлетт Томас

— А почему люди не пользуются этим методом все время? — спрашиваю я, прихлебывая чай.

— Ну, он годится при нормальных обстоятельствах для обмена между двумя людьми, — отвечает дедушка, раскуривая трубку. — Но будь мы, к примеру, на войне, и будь я на судне, он был бы вовсе не так хорош. Враги могли бы устроить рейд и обнаружить до дыр зачитанный роман рядом с оборудованием для связи. Им даже не пришлось бы изымать и размножать книгу; они сообщили бы в свою штаб-квартиру название по радио, и криптоаналитики легко бы ее раздобыли. Изменение ключа означало бы, что всех связистов нужно обеспечить копией нового романа. Можно было бы выяснить, что это за текст, просто наблюдая за списками бестселлеров во вражеской стране! Или заслав шпионов в книжные магазины или издательства.

Дым завитками поднимается от дедушкиной трубки, уютный вишневый запах его табака наполняет комнату.

— Но Фрэнсис Стивенсон использовал этот метод?

— Да. Цифры, записанные им, относились к тексту, который, как он сказал Джону Кристиану, он использовал бы в данной ситуации. Идеальный ключ для его целей.

— То есть тебе было нужно лишь выяснить, какой книгой он пользовался?

— Тебя послушать — так это легко и просто! Но ты права; составив представление о его жизни, я сосредоточил внимание на тех текстах, с помощью которых он мог закодировать свое послание. Однако я не просто перебирал разные книги; все было немного сложнее. Еще я двигался, так сказать, в обратном направлении, учитывая длину кодированного текста, его возможную или вероятную структуру, слова, которые могли бы стоять в начале или конце текста или его фрагментов. Я изучал структуру предложений и грамматику начала семнадцатого века. Я вычеркнул из списка книги, не содержащие слов, которые он должен был использовать — вроде «золота» или «сокровища». Сказать по правде, я ощущал себя скорее детективом, чем криптоаналитиком. Мог ли Стивенсон побывать там-то и там-то? Могли прочесть ту или иную книгу? Как выглядел бы текст, написанный в семнадцатом столетии? Идут ли цифры в прямом или обратном порядке? Учитывал ли Стивенсон номера страниц? Все эти вопросы много лет были частью моей жизни.

Я смотрю на наш истертый кухонный стол, ищу узоры в структуре дерева. Я этим часто занимаюсь, когда думаю. Высматриваю узоры в дереве, или на шторах, или даже в трещинах потолка.

— А сами цифры не содержали подсказку? — спрашиваю я.

Дедушка улыбается.

— Очень хорошо, — говорит он. — Вот ты мне и скажи.

Я часто моргаю, чтобы глаза снова сделались нормальных размеров.

— Что сказать?

— Что ты заметила в этих цифрах?

Я смотрю на стол. До меня вдруг доходит: старое обугленное пятно похоже на птичку. Или, может, на кролика.

— Все числа состоят из трех цифр и не больше, — говорю я, нахмурившись. — Хм…

— Какое самое большое число?

Я еще раз открываю брошюру.

— Двести с чем-то, — говорю я, пролистав ее. — Ни одно из чисел не начинается с тройки.

— Превосходно. В кодированных документах вроде «Записок Била» встречаются очень большие числа. В первой из трех «записок» они добираются до 2000 и дальше. Значит ли это, что в данном случае был использован больший по объему текст? Или что текст изобилует редкими и необычными словами? Конечно, теперь мы знаем, что ключом к первой «записке» является американская «Декларация Независимости». Как бы то ни было, присмотреться к числам — один из лучших способов начать расшифровку.

— Ну и какую же книгу использовал Стивенсон? — спрашиваю я, отхлебнув чай из кружки.

— Ох, Алиса, — дедушка вздыхает и смотрит на свои руки. — Я не могу тебе этого сказать.

— Почему не можешь? Я буду молчать в тряпочку.

Он снова вздыхает.

— Боюсь, этого от меня никто никогда не услышит. Тебе я могу сказать только, что этой книги больше не существует и что мне пришлось буквально составлять ее самому по кусочкам, двигаясь в обратную сторону…

— Но ведь папе ты сказал!

— Нет, я ему не говорил. Он думал, что сам догадался.

— А он догадался?

— Нет. Но он и слышать не желал, что ошибся. А я не мог ему доказать, не рассекретив правильное решение.

Выходит, папа не вернется домой с сокровищем. Великолепно.

— Он нашел ответ в моем кулоне? — спрашиваю я, прикасаясь к нему под воротом футболки.

— Нет.

— Но кулон — ответ?

— Нет. — Дедушка снова раскуривает трубку. — Это ключ к ответу.

Когда он так разговаривает, я впадаю в ярость. Мне нужны ответы, а не загадки.

— Почему ты не можешь никому рассказать? Собираешься добыть сокровище тайно?

— Нет, не собираюсь. Я вообще не буду его искать — ни тайно, ни открыто.

— Не будешь искать сокровище! Почему?

— Алиса, деньги и вещи — не главное в жизни.

— Да, но…

— Знаешь, есть такое поверье, что пиратское сокровище всегда проклято. Не то чтобы я верил в сверхъестественные силы, но люди, которые ищут сокровища, редко находят счастье. Друзья и родственники начинают очень тобой интересоваться, стоит им узнать, что ты отправляешься на поиски сокровища. И можешь не сомневаться: когда вернешься, они потребуют от тебя не только любви и дружбы. Если вернешься с сокровищем, у тебя внезапно образуется целая куча новых друзей, а возможно, и родственников — людей, о существовании которых ты даже не догадывалась. Огромной толпе народа захочется иметь то, что имеешь ты. Конечно, это в том случае, если ты вообще вернешься домой живая. Сама посуди: ты отправляешься куда-то к черту на кулички и выкапываешь огромный сундук, полный старинного золота, драгоценностей и денег. Как ты все это повезешь? Где будешь хранить? И что вообще будешь с этим делать? В мире полно людей, которые — если бы они узнали, чем ты занимаешься, — запросто отобрали бы у тебя все это, а возможно, и убили бы. А может, тебе пришлось бы прибегнуть к ответному насилию, чтобы их остановить. И все зачем? Чтобы иметь личный плавательный бассейн и несколько норковых шуб? Все, что нам нужно, есть у нас и здесь — так зачем рисковать жизнью ради журавля в небе?

Один ноль в его пользу. Кажется, охотиться за сокровищами довольно жутко.

— А нельзя послать кого-нибудь другого? — спрашиваю я.

— Кого это, интересно? И сколько придется им заплатить? Если они откопают сокровище, чего ради им с ним расставаться? У них не будет стимула вернуться и его отдать, тебе не кажется?

— Блин. Точно.

Я слышу топ, топ, топ — бабушка спускается по лестнице.

— Ты уже рассказал ей про птичий заповедник? — спрашивает она дедушку.

— Какой птичий заповедник? — спрашиваю я.

— А, — говорит он.

— Что «а»?

— Ну, есть еще одна причина, почему я никому не скажу, где сокровище.

— Птичий заповедник?

— Да. Сокровище — если оно существует — находится на территории птичьего заповедника. Боюсь, именно из-за этого я всерьез поссорился с твоим отцом. Он посчитал, что раскопать естественный охраняемый хабитат каких-то там почти полностью вымерших птиц — невеликая цена за сокровище, которое нас ждет. Я не согласился. Когда я сказал ему, что именно поэтому не собираюсь искать сокровище — по крайней мере, это одна из причин, — он просто узрел в этом ключ и составил список всех птичьих заповедников, расположенных в подходящих местах Атлантики и Тихого океана, и попытался угадать, о каком из них идет речь. Боюсь, гнев мой был попросту страшен.

— Питер, у него никогда не было денег, — говорит моя бабушка. — Его легко понять.

— Денег ему хватало. Он был вполне работоспособен. Он хотел сокровище не затем, чтобы выжить. Он хотел его, чтобы стать богатым. Мне очень жаль, Алиса. Во многих отношениях твой отец хороший человек, но здесь он ошибся. Люди должны уважать окружающую среду. Иначе что ты оставишь по себе? Общество несчастных жадин и стадо вымерших животных.

— Так значит, никто не знает, что ты решил головоломку? — спрашиваю я, убрав информацию об отце в дальний ящик памяти: переварю как следует позже.

— Нет, — отвечает дедушка.

— По сути, он просто ответил на вызов, брошенный его интеллекту, — объясняет бабушка. — Он хотел, чтобы его узнали как человека, разрешившего самую трудную тайну сокровища в новейшей истории. Но теперь он никак не может этим прославиться — ведь стоит людям узнать, что у него есть драгоценная карта, которой он не собирается пользоваться, как на него — и на нас — набросятся полчища желающих.

— Как те люди на остановке?

— Именно.

— И они знают, потому что им сказал мой папа?

— Да.

Старики начинают суетиться на кухне, готовить ланч, а я тем временем сижу себе за столом, усталая и подавленная. Я сержусь на папу; меня распирает от гнева. Это из-за него, из-за папы, ко мне прицепились те двое. Как он посмел так свалять дурака? И как он посмел отправиться на какую-то дурацкую, опасную, бесперспективную охоту за сокровищами? Как он мог уехать без меня? Как он посмел? За ланчем, который я способна лишь поклевывать, мои мысли путаются и сливаются в сплошную муть. Я не уверена, что поняла про птичий заповедник. То есть, кажется, поняла, но, будь у меня право выбора, я бы предпочла сокровище. Я уверена, птицам все равно. Но с другой стороны, я люблю дедушку за то, что он такой твердый и предсказуемый. Он бы никогда не сбежал и не бросил меня по своей прихоти. Он решил бы, что это неправильно. А тут еще моя бабушка. Знает ли она, где сокровище? Наверняка. Хочу хочу хочу Тоже знать. После ланча я иду прилечь и беру брошюрку в кровать, почитать в одиночестве. Я выясню, где Фрэнсис Стивенсон спрятал сокровище — просто чтобы доказать дедушке: я не бездарь. Ключ — мой кулон. Дедушка так и сказал. Мой кулон — это ключ, а код я держу в руках. Я это сделаю. С такими мыслями я засыпаю, открытая брошюрка — на полу у кровати.