Записки мертвеца - Георгий Апальков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты, надеюсь, знаешь, сколько стоила эта квартира, дружок-пирожок, — с ненавистью ответил Леонид Николаевич, — Вам-то всё легко, всем швыряетесь… Возьми да брось дом свой, да иди чёрт знает, куда. Чёрт знает, зачем ещё — вот, что главное-то! Нет, однозначно, зиму-то переждать где-то надо. На даче, как я предлагал уже. Но нет, вы всё чего-то боитесь, как дети малые…
Ирин отец раздражал меня своей способностью перевернуть всё с ног на голову. Он сам боялся больше всех, и больше всех же говорил, что вот, мол, да я-то наружу хоть сейчас, только продумать всё надо, нельзя же просто на рожон бросаться, как полоумным. А что на пару деньков задержимся — это вы не бойтесь, чего испугались, как котята? Ничего страшного не произойдёт, месяц сидели — ещё посидим… В общем, ситуацию он не контролирует. Но это не проблема. Проблема в том, что он изо всех сил старается убедить всех — и себя в том числе, — что на самом деле у него всё под контролем. Барахтается на поверхности и топит себя вместо того, чтобы расслабиться, уйти под воду и там оттолкнуться ото дна. В своих барахтаньях, в своих попытках вернуть контроль он не скупится на софистику, психологическое давление и нетривиальное высмеивание всех вокруг, кто осмелится вступить с ним в полемику. Он заболтает, унизит, накричит на самых близких себе людей лишь бы остаться нужным в качестве отца семейства — фигуры, которая всё контролирует, принимает значимые решения и ведёт всех за собой. И я ничего не могу с этим сделать. Вся надежда на Екатерину Дмитриевну и на Иру, которая сегодня уличит момент и поговорит с ней, убедив взять инициативу в свои руки. Иначе мы так тут и останемся.
Чтобы не сойти с ума, во всём надо искать плюсы. Например, благодаря тому, что мы всё топчемся на месте и уже который день сидим в их квартире, никуда не двигаясь, я имею возможность писать. Вряд ли у меня будет это получаться в дороге. Поэтому — скорее назад, к чистым страницам, заполнять их историей о том, как я добрался до Иры, и кто встретился мне на этом пути.
День 35
Вчера у нас было достаточно времени, чтобы как следует познакомиться со спорткомплексом и привыкнуть к его стенам. Поэтому утром мы проснулись отнюдь не с ощущением растерянности от незнакомого окружения, а напротив — с чувством, будто мы прожили здесь не меньше, чем все прочие.
«Всех прочих» было немного: всего двадцать шесть человек. Абсолютное большинство их составляли дети: начальная школа, редко — кто-то чуть-чуть постарше. Сюда они ходили на всевозможные секции и кружки — даже летом, в июле, когда всё началось. В начале их было больше. Потом остались только те, кого так и не забрали родители. Взрослых — тренеров, административных сотрудников и прочего персонала — поначалу тоже было больше. Но они сами были чьими-то родителями, супругами, братьями, сёстрами, сыновьями и дочерями, и в конце концов — в первые же дни или чуть позже — ушли из спорткомплекса, оставив своих воспитанников.
Итого, на момент нашего появления здесь было всего два человека, приглядывавших за оставленными на произвол судьбы мальцами. Один — местный тренер по боксу, здоровенный детина лет двадцати пяти. Другой — не менее здоровенный мужик, боец специального отряда полиции. Он-то и встретил нас вчера, с незаряженным автоматом наперевес. Со своими сослуживцами он был направлен сюда тогда же, когда на трассе случилась авария и образовалась пробка. Ровно в тот же час здесь началась бойня. Трупы тех, кто погиб в числе первых, оживали, набрасывались на бедолаг в машинах, выковыривая их оттуда точно кильку из консервных банок. Таким образом они умножали свои ряды с каждой минутой. В конце концов, люди стали бросать свои автомобили и спасаться бегством, но тем, кто стоял в голове этого бесконечного состава из машин, делать это было уже поздно. Вооружённым бойцам спецотряда была поставлена задача подавить беснующуюся толпу и… отправить всех под арест!
— А чё? Так и было: сначала всех этих леприконов типа задерживали. Гранаты шумовые кидали. Водомёты шли в ход. Всё как на разгон митинга в общем. Сколько ребят полегло тогда просто… просто так как будто. Я когда увидел своими глазами, чё они, трупы эти, творят — сразу приказал огонь открыть. Пусть, думаю, хоть на пожизненное закроют, зато хоть какой-то итог будет у операции, кроме ещё одной размотанной роты и разинутых ртов в штабе, мол: «Как же так вышло-то?!» В общем, стреляли-стреляли, да отстрелялись все, подчистую. Потом — кто погиб, кто бежал… Короче, то на то и вышло в итоге, размотали нас как котят. Н-да… Это щас хоть более-менее спокойно как-то кругом: по крайней мере, тут. А тогда, в первую неделю, такое творилось…
Этим рассказом боец спецотряда накормил нас одновременно с ужином. Позже он поведал нам и о том, зачем носит с собой незаряженный автомат, в дозоре, и почему встретил нас лязгом передёрнутого затвора.
— Такой звук ни с чем не спутаешь. Человек и мертвяк, как услышат его, ведут себя по-разному. Человек пугается, останавливается и начинает всматриваться в даль. Мертвяк — нет. Мертвяк — он сразу бежит к тебе, как газель на водопой.
— И что потом? — спросил Лёха, — Вот бежит он, а чего дальше-то делать?
— Прятаться, ясное дело. Дозорный — в будку. Ребята — в здание и двери на засов. Потом, если он один там или двое — мочу гадов. Если больше — тот, кто в дозоре, сигнализирует по рации тому, кто с ребятами, и начинается операция «Лесник».
— Это что значит?
— В лес их уводим: чем глубже — тем лучше. Вон, в тот бор неподалёку. Там у них светошумового развлекалова хватает: то дятел кору какую долбит, то ещё чё. Мечутся там в трёх соснах, кайфуют, про нас напрочь забывают, если ведём себя тише воды ниже травы. Есть, правда, у нас один проект грандиозный: как сделать так, чтобы их насовсем нейтрализовывать… Но это завтра расскажу. Сегодня отсыпайтесь.
Так закончился наш вчерашний день. Поскольку основными обитателями спорткомплекса были дети, известные своей непоседливостью, жизнь там была организована в лучших традициях оздоровительных лагерей: подъём, зарядка, завтрак, отбой, и всё такое прочее. Всё было подчинено строгому регламенту, которому следовали неукоснительно. Вот и отбой состоялся ровно в десять часов и ни
