Бог-Император Дюны - Фрэнк Херберт

Айдахо нахмурился, затем расслабился и вздохнул.

— Лучше мне поддерживать знакомство с ней. Если она кто-то из тех…

— Нет! Держись подальше от Хви Нори. У меня для нее есть особое предназначение.

Внутри себя я отделил опыт городской жизни и тщательно его изучил. Идея города меня завораживает. Создание биологического сообщества без функционирующего и поддерживающего социального сообщества приводит к распаду. Целые миры становились единственно биологическими сообществами без взаимосвязанной с ними социальной структуры, и это всегда приводило к краху. Это становится особо драматично назидательным в условиях перенаселения. Гетто — гибельно. Психологический стресс перенаселенности создает давление, которое прорвется наружу. Город — это попытка совладать с подобными силами. Социальные формы, при помощи которых города осуществляют такую попытку, достойны изучения. Помните, что по отношению к формированию любого общественного порядка всегда существует некая злонамеренность. Это борьба за существование, ведомая искусственным образованием. С двух сторон над тем нависают рабство и деспотия. Многие допытываются природе случайного, отсюда — необходимость законов. Закон развивается в собственную силовую структуру, принося новые раны и новые несправедливости. Такая травма может быть исцелена через сотрудничество, а не через конфронтацию. По призыву к сотрудничеству опознается целитель.

Украденные дневники

Монео в явном возбуждении вошел в малую палату аудиенций Лито, которая больше других нравилась ему для бесед с Богом-Императором, потому что тележка Лито стояла в углублении, а значит, смертоносный Червь не мог напасть беспрепятственно. К тому же Лито дозволял своему мажордому спускаться на икшианском лифте, а не идти по этому бесконечному спуску. Но Монео чувствовал, что новости, принесенные им сегодня утром, почти наверняка пробудят ЧЕРВЯ, КОТОРЫЙ ЕСТЬ БОГ.

«Как же их преподнести?»

Всего лишь час, как рассвело, наступил четвертый день Фестиваля, и Монео лишь потому хладнокровно взирал на тяготы предстоящего дня, что каждая протекающая минута все больше приближала конец всех фестивальных злосчастий.

Лито шевельнулся, когда Монео вошел в помещение. Сразу же по этому сигналу включился свет, сфокусировавшись только на лице Лито.

— Добрый день, Монео, — сказал он. — Часовая известила меня, что ты настаиваешь на немедленной встрече. Почему?

Монео знал по опыту, что в искушении слишком быстро открыть заложена большая опасность.

— Я провел время с Преподобной Матерью Антеак, — сказал он. Хотя она и хорошо это скрывает, но я уверен, что она — ментат.

— Да. Должен же Бене Джессерит иногда мне не повиноваться. Эта форма непокорства меня забавляет.

— Значит, Ты их не накажешь?

— Монео, как ни крути, я — единственный родитель, которого имеют мои поданные. Родитель должен быть великодушен не менее, чем суров.

«Он в хорошем настроении», — подумал Монео. У него вырвался легкий вздох, и Лито, заметив это, улыбнулся.

— Антеак возражала, когда я сообщил ей, что Ты приказал амнистировать несколько Лицевых Танцоров из наших пленников.

— Они мне нужны для Фестиваля, — сказал Лито.

— Владыка!

— Я объясню тебе потом. Давай перейдем к тем новостям, которые заставили тебя ворваться сюда в такой час.

— Я… э… — Монео закусил верхнюю губу. — Тлейлакс был до невозможности болтлив в своей попытке втереться ко мне в расположение.

— Да, разумеется, так и следовало ожидать. И что тебе в результате открылось?

— Они э… снабдили икшианцев достаточными консультациями и оборудованием, чтобы те могли создать э… не совсем гхолу, и даже не клона. Может быть, нам следует использовать термин Тлейлакса: КЛЕТОЧНАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ. Этот э… эксперимент проводится внутри какого-то устройства с защитным полем, непроницаемым, как заверили их представители Космического Союза, даже для Твоего ясновидения.

— И результат? — у Лито появилось ощущение, что он задает этот вопрос в холодном вакууме.

— Они не уверены. Тлейлаксу не позволили быть свидетелями. Однако, они видели, как Молки вошел в эту э… камеру, как он вышел потом оттуда с младенцем.

— Да! Я знаю!

— Знаешь? — Монео был озадачен.

— Путем умозаключений. Все это произошло приблизительно двадцать шесть лет назад?

— Верно, Владыка.

— И они отождествляют этого младенца с Хви Нори?

— Они не уверены, Владыка, но… — Монео пожал плечами.

— Ну, разумеется. И какие ты отсюда делаешь выводы, Монео?

— Новый икшианский посол генетически запрограммирована на что-то весьма специфическое.

— Разумеется, запрограммирована. Разве тебя не поражало, Монео, насколько Хви, нежная Хви, до странности во всем противоположна грозному Молки? Она — его обратное отражение во всем, включая пол.

— Я не думал об этом, Владыка.

— А я думал.

— Я ее немедленно отошлю назад, к икшианцам, — заявил Монео.

— Ты не сделаешь ничего подобного!

— Но, Владыка, если они…

— Монео, я уже замечал, что ты редко поворачиваешься спиной к опасности. Другие поступают так часто, но ты очень редко.

С чего бы тебе подначивать меня на столь очевидную глупость?

Монео сглотнул.

— Вот и хорошо. Мне нравится, когда ты понимаешь ошибочность своих решений, — сказал Лито.

— Благодарю, Владыка.

— А еще мне нравится, когда ты благодаришь искренне, вот как сейчас. А теперь, была ли с тобой Антеак, когда ты услышал эти откровения?

— Как ты приказал, Владыка.

— Превосходно. Это немножко все расшевелит. Теперь уходи и ступай к леди Хви. Скажи ей, я желаю немедленно ее видеть. Это ее обеспокоит. Она полагает, мы не встретимся вновь до тех пор, пока я не призову ее в Твердыню. Тебе я поручаю унять ее страх.

— Каким образом, Владыка?

Лито печально проговорил:

— Монео, зачем ты просишь совета в том, в чем и сам знаток? Успокой ее и приведи сюда, заверенной в моих добрых намерениях относительно нее.

— Да, Владыка, — Монео поклонился и сделал шаг назад.

— Один момент, Монео!

Монео застыл, взгляд его устремился на лицо Лито.

— Ты озадачен, Монео, — сказал Лито. — Порой ты не знаешь, что обо мне подумать. Действительно ли я всесилен и всепредвидящ? Ты приносишь мне эти крохи сведений и гадаешь: «Знает ли он уже это? Если знает, то зачем я из-за этого хлопочу?» Но я приказал тебе докладывать мне о подобных вещах. Разве само то, что ты должен мне повиноваться, не достаточное основание знать, как себя вести?

Монео в глубокой задумчивости пожал плечами. Его губы дрожали.

— Время может быть также и местом, Монео, — сказал Лито. — Все зависит от того, где ты стоишь, куда глядишь или что ты слышишь. Мерило тому — само сознание.

После долгого молчания, Монео рискнул заговорить:

— Это все, Владыка?

— Нет, ЭТО не все. Сиона получит сегодня пакет, доставленный ей с курьером Космического Союза. Ничто не должно препятствовать ей получить этот пакет. Ты понимаешь?

— Что в что в этом пакете?

— Кой-какие переводы — чтиво, мне было бы очень желательно, чтобы она это прочла. Смотри, чтобы не было никаких помех.

В этом пакете нет меланжа.

— Почему… откуда Ты знаешь, что я боюсь, будто в пакете…

— Потому, что ты боишься спайса. Он мог бы продлить твою жизнь, но ты избегаешь его употреблять.

— Я боюсь ДРУГИХ его эффектов.

— Щедрая природа дала нам меланж, чтобы он отворил нам некоторые неожиданные глубины нашей психики, и все же ты его боишься?

— Я — АТРИДЕС, Владыка!

— О да, у Атридесов меланж разматывает клубочек особого процесса внутреннего откровения, ведущий сквозь тайну Времени.

— Я должен только вспомнить тот способ, которым Ты испытал меня, Владыка.

— Разве не очевидна для тебя необходимость ощущать Золотую Тропу?

— Это не то, чего я боюсь, Владыка.

— Ты был изумлен открывшимся тебе при испытании. Теперь ты страшишься других изумляющих открытий, страшишься познать то, что заставило меня сделать МОЙ выбор.

— Я должен только взглянуть на Тебя, Владыка, и понять, чего я страшусь. Мы, Атридесы… — он осекся, у него пересохло во рту.

— Ты не желаешь всех этих жизней-памятей, теснящихся во мне!

— Порой… порой, Владыка, мне кажется, что спайс — это проклятие Атридесов!

— Тебе бы хотелось, чтобы Я никогда не возник?

Монео промолчал.

— Но у меланжа есть свои достоинства, Монео. В нем нуждаются навигаторы Союза. И без него Бене Джессерит деградировал бы в беспомощную кучку хнычущих женщин!

— Мы должны жить — с ним или без него, Владыка. Это я знаю.

— Очень проницательно, Монео. Но ты выбрал жизнь без него.