Коктейль со Смертью - Мария Эрнестам

— Ее лишат родительских прав?

Патрон снова вздохнул.

— Эрика, ты не можешь контролировать все. И я тоже. Я всего-навсего Смерть. Не больше и не меньше. Жизнь в мою компетенцию не входит. Вы, люди, сами должны решать, как вам жить. И вы так и поступаете. Эта статья — лучшее тому подтверждение.

Вероятно, он был прав. Я подлила себе кофе, на этот раз обычный, но тоже вкусный, и рассказала патрону о том, как провела вечер в доме Мартина и Биргитты. Я упомянула и про новости о Габриэлле, и про выходки Арвида, и про реакцию своих друзей на «самоубийство» Эйнара Салена. Потом снова спросила, не сочтут ли меня причастной к смерти Габриэллы, и патрон успокоил меня:

— Одеяние делает нас невидимками. Вскрытие не выявит ничего, что указывало бы на убийство. Врачи дадут заключение о том, что смерть Габриэллы наступила в результате укуса осы. Ты сама это видела.

А Мартину вполне достоверно объяснила, почему находилась там в тот день. Не дергайся, Эрика. Доверься мне. Как прошлой ночью.

Его слова произвели эффект контрастного душа: меня бросило сначала в жар, потом в холод, и я поспешно сменила тему, пересказав патрону вчерашний разговор о рекламе генетических исследований. Я добавила, что Мартину и Эйре идея ролика понравилась, хотя у них есть сомнения по поводу образа смерти. В любом случае, Мартин согласился сделать пробы, и я с гордостью сообщила, что предложила патрона на роль Смерти под именем знакомого актера Джона. Он наморщил лоб.

— Джон? Почему именно Джон? Это имя напоминает мне одного излишне амбициозного проповедника, по сравнению с которым нормальные люди выглядят ленивыми и никчемными.

— Думаешь, у меня было время выбирать тебе псевдоним? Я произнесла первое пришедшее в голову имя. Удивительно, что мне вообще удалось столько наврать, и мне поверили. Ты же хотел сняться в ролике, верно?

— Ладно-ладно. Я горжусь тобой, Эрика. Тебя едва не обвинили в убийстве, но ты доказала, что учишься думать и действовать хладнокровно. Это большой прогресс! Во время нашей первой встречи ты была похожа на мышку, робко высунувшуюся из норки.

Напоминание о том, в каком состоянии я была в ту ночь, задело меня. Ни за что на свете не соглашусь снова пережить ощущение полного одиночества, которое испытывала после того, как от меня ушел Том. Эти мысли прервал звонок в дверь. Мы с патроном удивленно переглянулись. Мы никуда не собирались в ближайшее время выходить и оба были в домашних халатах: я — с узором из подсолнухов, он — в черном махровом, который извлек откуда-то из глубин своего саквояжа. Было уже одиннадцать — но для воскресного визита все-таки рановато. С другой стороны, за дверью может стоять какой-нибудь свидетель Иеговы или продавец пылесосов. Или просто кто-то ошибся адресом.

Меня ждало ни то, ни другое. Открыв дверь, я увидела женщину: светловолосую, лет пятидесяти, с короткой стрижкой и несколькими дырками в ушах. Я застыла на месте: она как две капли воды походила на женщину с портрета, который я вчера поставила на мольберт вместо своего в ателье Салена. За одним только исключением: на этот раз блондинка была одета. Она протянула мне руку.

— Лена Россеус. Комиссар уголовной полиции. Извините, что беспокоим вас воскресным утром, но дело не терпит отлагательств. Многие не верят, что мы работаем и в выходные, и по ночам, но, как видите, приходится. Разрешите нам войти?

Это был не вопрос, а скорее вежливый приказ. Только когда гостья произнесла «нам», я заметила, что она не одна. За ее спиной стоял мужчина. Теперь он вышел вперед и пожал мне руку. Это был Ханс Нурдшо, врач, я сразу узнала его по карим глазам.

Пискнув: «Входите», я отступила в сторону и взмолилась, чтобы патрон каким-нибудь чудесным способом испарился из моей кухни. Я лихорадочно пыталась вспомнить, кто из нас пользовался одеянием в последний раз и остались ли на нем следы крови. Краем глаза я увидела, что оно висит в прихожей, и, хотя с виду оно выглядело чистым, запаниковала. Придется использовать весь свой мизерный актерский талант, чтобы выйти сухой из воды.

Я поспешно предложила гостям снять плащи и повесила их поверх одеяния. Потом проводила их в гостиную, где Ханс тут же прошел к голубому креслу. Лена Россеус села на диван и поставила на пол потертый портфель. В другой ситуации я попросила бы разрешения одеться, но сейчас не решилась оставить их одних в комнате: вдруг они начали бы там что-то искать. Пришлось вести разговор в домашнем халате, и это не придавало мне уверенности. Я вежливо предложила кофе, но они отказались, причем Ханс Нурдшо сделал это с явным сожалением. Видимо, при Лене он не осмеливался принять подобное предложение, и я его отлично понимала: у комиссара был весьма грозный вид.

— Вы, вероятно, гадаете, зачем мы пришли.

Я снова не услышала в ее словах вопросительной интонации.

— Прежде всего, мы хотели бы сообщить вам, что вскрытие тела Малькольма Эйдеро не выявило ничего подозрительного. Причина смерти — инфаркт. Но доктор Нурдшо сообщил мне, что вы рассказывали, как вам в дверь позвонил странный субъект, одетый в костюм смерти и представившийся Смертью. Это навело вас на мысль, что Малькольм умер не естественной смертью. — Она замолчала и посмотрела на меня таким взглядом, что я тут же ощутила себя в чем-то виноватой, и мне захотелось во всем признаться. Оставалось только решить, в чем именно. Похоже, эта Лена Россеус кого угодно и в чем угодно заставит признаться. Мне пришлось собрать все свои силы, чтобы не разрыдаться под ее стальным взглядом.

— Мы обыскали квартиру Малькольма и произвели вскрытие. Результат был получен так быстро, потому что мы отнеслись к вашим словам со всей серьезностью, — добавила она. — Ничего странного мы не нашли: ни отпечатков пальцев, ни следов борьбы. Это позволяет констатировать, что человек, нанесший вам визит ночью, не имел никакого отношения к смерти Малькольма Эйдеро.

Она снова сделала паузу. Я старалась дышать ровно. Из кухни не доносилось ни звука. Ханс Нурдшо нехотя вступил в разговор:

— Как я уже говорил, мы работали очень тщательно, я бы даже сказал, педантично, — начал он. — Я осмотрел тело. У меня есть свои методы «говорить с мертвыми»: их тела рассказывают мне о том, что с ними случилось. Извините за прямоту, но такова моя работа. И в случае Малькольма действительно не было ничего странного: ни ушибов, ни следов от шприца — ничего. А я исследовал его тело очень внимательно. Однако ваш рассказ заинтриговал меня, заставив вспомнить сказку о враче, который заключил договор со Смертью: по этому договору он мог спасти пациента, если Смерть стояла в ногах кровати, но вынужден был отдать ей его, если она занимала место у изголовья. Этот человек стал знаменитым врачом и заработал много денег. Но он нарушил правила договора три раза — когда речь шла о его близких, жене и детях, кажется. И Смерть наказала его за это единственным возможным способом — забрав его собственную жизнь. Причем, чтобы сделать это, ей достаточно было задуть свечу, в которой теплилась его душа. Простите, я знаю, что к делу это не относится.