Отель с видом на смерть (сборник) - Алексей Макеев

– Вы идете или остаетесь? – раздался снизу недовольный голос Вернера.

– Идем, – сказал Максимов.

– Страшно, Костя, – вцепилась в грудь Екатерина.

– Страшно – это запор, Катя. Пошли.

Они катились, как на саночках, со свистом в ушах. У самого дна досадная неровность. Максимов сделал кувырок, защищая мозги руками, и больно шмякнулся хребтом о какую-то глыбу. Екатерина издала предсмертный крик, но не успела разбиться – вкатилась Вернеру в объятия. Отдохнуть он ей не дал – потащил на противоположный склон. Максимов задержался, прислушиваясь, – слева крики, справа крики, и совсем, что характерно, не за горами… Стиснув зубы, он бросился догонять своих.

На этом, собственно, беготня и подошла к концу. Почти отвесный склон – они карабкались, сдирая кожу на пальцах, соскальзывали, падали обратно. Максимову удалось взгромоздиться на торчащий выступ. Протянул руку, чтобы подхватить Екатерину – глина под ногами просела, он провалился в вязкое тесто, потерял равновесие… Вопли нарастали – преследователи с улюлюканьем посыпались с обрыва. Метаться по дну оврага вскоре надоело. Завертели головами, ища естественные укрытия. Слева огни, справа. В клещи берут. В пятнадцати метрах на склоне – нагромождения каких-то глыб. Словно глиняный домик нависал над обрывом, а в один прекрасный день обвалился. Бесформенное что-то, беспорядочное. Побежали, не сговариваясь. Капитулировать никогда не поздно… На поверку глиняная масса оказалась преимущественно каменной – что и подтвердило разбитое колено. А свет от фонарей уже плясал по глыбам – сейчас их обнаружат…

– Нет, ребята, нельзя так жить, – пробормотала Екатерина, забралась на камень и ужом ввинтилась в какую-то узкую щель. На троих там места не было. Вернер заметался, изрыгая отнюдь не молитвы. Мозг работал с перегревом – лихорадочно перебирая варианты. Единственное укрытие – между двух расколотых плит – напротив щели, похоронившей Екатерину. Укрытие так себе – сработает до того момента, пока кто-нибудь с ним не поравняется.

– Не удалась виктория, командир, – замогильно резюмировал Вернер. – Пошли сдаваться.

– Лезь, – пихнул его Максимов к расщелине.

Машинально мозг отмерял секунды – хотя нужды и не было. Двадцать восемь, двадцать девять… Камешки поскрипывали под ногами. Шли двое. Наверху – страхующая команда…

– Поравняются с нами – выходим, – шепотом приказал Максимов. – Мой – первый, твой – второй. Вынимаем Катьку – и ходу.

Выпрыгнули из укрытия одновременно, не давая неприятелю сплотить ряды. Вернер повалил своего одним ударом – слабоват оказался. Максимов молотил до боли сжатыми кулачищами – яростно, устремленно, – пробивая отчаянную защиту. С пятого удара пробил – противник опустил конечности, рухнул на колени. Пластырь на носу смотрелся как-то трогательно, жалостливо. Ах, какое совпадение…

– Прости, Бордюр, – вздохнул Максимов, – издержки профессии.

Побитый что-то простонал, заваливаясь на бок. Вернер спохватился: схватил с земли фонарь – направил луч по ущелью. С этой стороны вроде никого. Но с противоположной уже бегут – прыгают с камня на камень. И наверху кусты трещат как-то подозрительно. Пожалуй, не медведь… Максимов выдернул из трещины Екатерину. Она почти не шевелилась. Несчастная женщина – за что такая морока…

– Уж больно вялая ты нынче, Катюша, – обнял за плечи. – Здорова ли?

– Грации лишилась, – пробормотала Екатерина. – Вы бегите, я догоню…

Что лучше для нормального ускорения – пинок или чмокнуть в щечку, – он не решил. Да надо ли? Рванули из последних сил. И, вероятно, ушли бы – почему нет? – во всяком случае, остаток ночи продолжали бы играть в кошки-мышки. Но вдруг Екатерина как-то резко отстала (опять проклятые лодочки подвели), Максимов проскочил по инерции, а когда оглянулся, паника охватила необъятная – с обрыва кубарем катились двое! – решительно отсекая Екатерину от коллег. И те, что по распадку, неумолимо приближались. Сдавленный крик – и озлобленные темные твари накрыли простую русскую женщину! Ноги продолжали нести – до первого куста. Влетел, упал пластом, свернулся, скрипя всей челюстью. Вернер завозился где-то невдалеке – выражаясь по поводу отсутствия удобств.

– Эй, уроды! – загрохотал на весь овраг какой-то горлопан. – А ну давай до хазы, а не то пришьем вашу бабу!

– Мужики, бегите! – вякнула Екатерина.

– Виктория не удалась, это точно, – пробормотал Максимов. Обида душила. Такая динамичная ночь…

– Выходите, выходите, – раздался сверху спокойный и немного насмешливый голос Коржака. – Достаточно уже. Хорошо побегали.

– Ладно, командир, пошли, – злобно выплюнул Вернер, выбираясь из-за камней. – Не наша ночь сегодня.

«А будет ли вообще «наша» ночь?» – как-то кисло подумал Максимов.

– Вы, мироеды, не троньте женщину! – крикнул он. – Идем уже!..

Возможно, был приказ – до смертоубийства не доводить. И не метелить до синевы. Тычки под ребра, мелкие плюхи по печени, почкам, другим ответственным за здоровье органам – не в счет. Заслужили гораздо большего – куча покалеченного народа, разбитые тачки, моральные увечья… А главное – полный провал вверенного дела. Руки у парней чесались. Но был приказ – оттого и обращались с ними почти гуманно. Волокли по склону, награждая мелкими затрещинами, тянули со связанными руками через ельник на дорогу. Распахнутый автомобиль – куда их загружали, матерясь в затылок… Память давала сбои. Дорога, знакомые ворота, асфальтовые дорожки… Мозги отдыхали, а тело вяло сопротивлялось насилию.

Окончательно ситуация прояснилась в гостиной, куда их загнали пинками (с Екатериной обращались несколько помягче) и бросили, оборванных, перепачканных грязью и глиной, на плюшевый диван.

– Развяжите им руки, – приказал Шалевич. Он сидел, забросив ногу на ногу, в комфортном кресле и прожигал плененных тяжелым, ненавидящим взглядом василиска. Дымилась сигара.

Сыщиков распутали. Дрожащая Екатерина мгновенно забралась с ногами на диван, свернулась калачиком, спрятала мордашку. Вернер покрывался красными пятнами, кожа на висках натянулась. Двое опекунов с каменными лицами воцарились над диваном, готовые при малейшем бунте крошить и ломать.

Молчание тянулось сонной черепахой. Шалевич поменял местами ноги, откинул голову – начал выпускать дым колечками. Высший пилотаж – красиво выпустить изо рта большое кольцо, а потом пропустить через него два маленьких! Весьма способствует самоанализу…

В дальнем углу гостиной равнодушно позевывал Коржак.

– Вы завалили работу, Максимов, – вкрадчиво начал Шалевич. – Вы проворонили гибель троих наших людей…

– Двоих, – уточнил в пространство Коржак.

Шалевич без восторга покосился на помощника.

– Хорошо, двоих… Сбежали с места происшествия, искалечили четверых охранников…

– Пятерых, – зевнул Коржак. – Астахов о баранку разбился. Перелом ребра – а то бы не орал.

– Пятерых, – согласился Шалевич. – Угробили машину стоимостью три ваших гонорара, повредили другую, довели меня до бешенства. Не думаю, что это здорово. Есть идеи, Максимов?

Смеяться хотелось до коликов. В такой глубокой заднице – вонючей, беспросветной, похожей на барсучью нору без выхода, – находиться еще не доводилось. Максимов попытался совладать с головной болью. Екатерина подняла мордашку, вынула из-под попки кулачок и смахнула слезинку.

– Есть идея, – кивнул Максимов. – Но для начала, Дмитрий Сергеевич, неплохо бы уяснить: вы действительно хотите поймать убийцу?

– Да хотелось бы узреть эту личность, – процедил бандит, – а также поговорить с заказчиком. Но что-то подталкивает меня к мысли, Максимов, что решение задачки вам не по зубам. Отпущенные сутки истекают. А значит, разговор меняет направленность…

Свалилась тишина. Шалевич иезуитски затягивал паузу. Коржак пристроил кулак под подбородок и уставился на Максимова в высшей степени заинтересованно: мол, а как у нашего героя с ущемленным самолюбием?

С ущемленным самолюбием у Максимова было все нормально. Неуместная сегодня штука, но от нее избавиться труднее, чем от геморроя.

– Как насчет пары часов, Дмитрий Сергеевич? – произнес он с достоинством. – Вывести убийцу на чистую воду и назвать имя заказчика – вернее… покровителя? С заказчиком уж сами.

Коржак почесал небритую щеку. Шалевич сверкнул глазами.

– Два часа – это много. Максимов. Час! Ни минутой больше.

– Перестаньте, что за глупый торг, – поморщился Максимов. – Не гуся ведь жарим. И пожар как будто не назревает. Полтора часа, Дмитрий Сергеевич. Ни минутой меньше. Полная свобода передвижений, беспрекословное содействие. И еще одно: моим коллегам необходимо переодеться, отдохнуть, привести себя в порядок. И дайте нам, в конце концов, выпить!

7

Часовая стрелка проползла четыре деления и задрожала, готовясь перепрыгнуть на пятое. Максимов обошел все закоулки, периодически натыкаясь на неспящих. Народ уже проведал про ночные события и хотел все знать. Кто-то не шифруясь провожал его взглядом, кто-то следил исподтишка. Ему было плевать – голова работала в режиме ошпаренной кошки, серое вещество дымилось и клокотало – он не видел людей. Много раз Максимов ставил себя на место преступника – что бы сделал он сам, поимей желание убить того или иного человека. Получалось довольно складно – образ убийцы вырисовывался из тумана. Но это был не тот образ, который предъявляется «общественному мнению» в качестве готового продукта. Не хватало существенных деталей. А главное – не хватало лица. Некомплект какой-то получался у Максимова.