Смерть после бала - Найо Марш

— Это было два года назад? — с улыбкой спросил Аллейн. — Расскажите мне, что произошло.

— Это было просто ужасно. Донна в то время болела и очень плохо спала по ночам. Она попросила Барта, чтобы он временно переехал к себе в кабинет. Я только теперь поняла, что это было основной причиной его раздражительности. Он всегда страшно недоволен, когда Донна болеет. Он воспринимает это как личное оскорбление, а то, что его выгоняют из спальни, доводит его просто до белого каления. Вас это шокирует?

— Кажется, нет, — уклончиво ответил Аллейн. — В любом случае, продолжайте.

— Хорошо, что не шокирует. Так вот, он переселился в кабинет, а Донна тем временем разболелась не на шутку, и я сказала, что необходимо позвать сэра Даниэля, он такой душка. Барт позвонил ему. Я хотела перехватить сэра Даниэля прежде, чем он увидится с Бартом, чтобы рассказать ему о Донне. Поэтому я пошла вниз, в кабинет Барта, предупредив дворецкого, чтобы он проводил туда сэра Даниэля. Барт в это время был наверху, в комнате Донны, жаловался ей, что ужасно себя чувствует, но какое это имеет значение, она все равно никогда этого не замечает, и так далее. А потом пришел сэр Дан и был так мил, и я рассказала ему про Донну. Вы заметили в кабинете французский секретер?

— Да.

— Ну так вот, сэр Дан обожает старинные вещи, и когда увидел его, то пришел в восторг, заявив, что это просто изумительная вещица, и рассказал мне, когда примерно он был сделан и как зачастую внутри старинной мебели можно найти потайное отделение, стоит только нажать пружинку — и оно откроется. Он сказал, что эта вещица может стать украшением любого музея, и спросил, не кажется ли мне, что призрак какой-нибудь давно умершей дамы явится однажды, чтобы открыть ледяными пальцами свой тайник. Ну, я, конечно, решила поискать, нет ли здесь потайного ящичка, и, когда сэр Дан пошел наверх к Донне, я стала тыкать карандашом во все углубления, и наконец действительно открылось маленькое треугольное отделение. Там лежало письмо. Я, разумеется, не трогала его, но пока я разглядывала тайник, в комнату вошел Барт. Вы что-то сказали?

— Нет, ничего, продолжайте, — ответил Аллейн.

— Я даже не могу передать вам, какой у него был вид. Он просто как с цепи сорвался. Схватил мою руку и так заломил ее, что я даже закричала. А потом побелел как полотно и обозвал меня ублюдком. Мне даже кажется, он ударил бы меня, если бы в этот момент не вошел сэр Дан. Я думаю, что сэр Дан услышал мой крик и догадался, что произошло, потому что он взглянул на мою руку — на мне было платье с короткими рукавами — и сказал таким мягким, угрожающим тоном: «Каррадос, вы хотите передать мне на руки еще одну пациентку?» Барт быстро захлопнул потайное отделение и стал нести какую-то чушь, пытаясь выкрутиться. Но сэр Даниэль только посмотрел на него сквозь свои очки — те самые, которые он носит на черном шнурке. Барт попытался сделать вид, что я поскользнулась на вощеном паркете, а он поймал меня за руку. Сэр Даниэль сказал: «Весьма любопытно», — и принялся осматривать мою руку. Потом он выписал мне рецепт на какую-то мазь, чтобы я втирала ее в руку, и был ужасно мил со мной, и не задавал никаких вопросов, а Барта полностью игнорировал. Мне хотелось забиться в угол от стыда, когда я слушала, как Барт заискивает перед сэром Даном и изображает из себя скромного солдата империи. А когда сэр Дан ушел, Барт извинился передо мной и сказал, что он в последнее время стал очень нервным, плохо себя чувствует и вообще так и не оправился после всего, что ему пришлось пережить во время войны, что само по себе весьма забавно, так как всю войну он провел в Танбридж-Уэлс. Это было самое ужасное — выслушивать его извинения. Он сказал, что в тайнике хранится письмо его матери и это для него священная реликвия. Конечно же, я чувствовала себя просто отвратительно. И он так и не простил меня, а я не забыла о случившемся. Лично я считаю, что в этом ящичке хранилось что-то связанное с его темным прошлым.

Наконец Бриджит остановилась. Аллейн, сидевший в своем кресле, так долго молчал, что она повернулась и взглянула ему в лицо.

— Очень странная история, правда? — спросила она.

— Действительно, странная, — согласился Аллейн. — Вы когда-нибудь кому-нибудь рассказывали об этом?

— Нет. Только Дональду. — Она поудобнее устроилась на каминном коврике. — Странно, — сказала она, — я должна бы бояться вас, но я не боюсь. А зачем Донне понадобилось приезжать сюда?

— Она хочет забрать вас домой и повидаться со мной, — рассеянно ответил Аллейн.

— Похоже, все хотят повидаться с вами. — Она обхватила колени руками. — Разве нет?

— Боюсь только, что причина не слишком лестная для меня.

— Ну, лично я думаю, что на самом деле вы кроткий, как ягненок, — сказала Бриджит.

— Как вы думаете, — спросил Аллейн, — кто-нибудь еще знает об этом потайном отделении?

— Навряд ли. Невозможно догадаться, что там есть тайник, если кто-нибудь не покажет вам.

— А слуги?

— Я уверена, что они ничего не знают. Барт захлопнул тайник, едва вошел сэр Даниэль.

— А сэр Даниэль когда-нибудь оставался один в этой комнате?

— Сэр Дан? Боже милостивый, уж не думаете ли вы, что моя душка сэр Дан имеет какое-то отношение к этому проклятому письму?

— Я просто хотел бы уточнить все детали.

— Если на то пошло, я уверена, что он ни до того, ни после не бывал в этой комнате, и в тот день он не оставался там один ни на секунду. Когда сэр Дан приходит к нам, слуги сразу же провожают его наверх. Барт ненавидит, когда посторонние заходят в его кабинет.

— А Даймитри, ресторатор, когда-нибудь заходил туда?

— Постойте… даже не знаю. Да, теперь припоминаю, он действительно беседовал там с Донной примерно за месяц до нашего бала. Я спустилась вниз первая и застала его одного в этой комнате.

— Когда это было? Вы можете вспомнить точную дату?

— Дайте подумать. Я постараюсь. Да, верно, это было десятого мая. Мы собирались ехать в Ньюмаркет, поэтому Даймитри пришел с утра пораньше.

— Вы могли бы поклясться, что он был один в комнате?

— Да, конечно. Но что все это значит?

— Послушайте, — сказал Аллейн. — Я хочу, чтобы вы забыли о нашем разговоре. Не рассказывайте о нем никому, даже Дональду. Понятно?

— Да, но…

— Я хочу, чтобы вы пообещали мне это.

— Ну ладно, обещаю.

— Слово чести?

— Слово чести.

В этот момент раздался звонок.

— А вот и ваша мама, — сказал Аллейн.

24. Танец заканчивается

Когда Аллейн открыл дверь, чтобы впустить Ивлин Каррадос, он увидел лишь ее темный силуэт на фоне освещенной фонарями улицы. Ему трудно было разглядеть ее лицо, которое полностью находилось в тени. Поэтому, когда она вошла в гостиную, он был поражен ее необычайной бледностью, испуганным выражением глаз и нервно подрагивающими губами. Но тут он вспомнил, что она отправилась к себе и собиралась лечь спать, когда обнаружилось отсутствие Бриджит, и догадался, что она уже успела снять макияж и ей было не до того, чтобы накладывать его заново. Сердце его внезапно сжалось от сострадания. Возможно, Бриджит почувствовала то же самое, потому что вскрикнула и бросилась к матери. Леди Каррадос извечным материнским жестом взволнованно прижала Бриджит к себе: Ее тонкие руки были необыкновенно выразительны.

— Дорогая моя, — пробормотала она, с внезапной горячностью поцеловав Бриджит в волосы. — Как могла ты так напугать меня, Бриджит, как только ты могла?

— Я думала, ты не узнаешь. Донна, пожалуйста, не волнуйся. Все в порядке, честное слово. Просто мне нужно было поговорить по поводу Дональда. Я не хотела волновать тебя. Мне очень жаль, Донна, дорогая.

Леди Каррадос выпустила Бриджит из своих объятий и повернулась к Аллейну.

— Проходите и садитесь, Ивлин, — сказал он. — Вы напрасно так беспокоились. Я сразу отвез бы домой вашу дочь, но у нее были для меня кое-какие интересные новости, поэтому я подумал, что вы не станете возражать, если она проведет полчаса в моем обществе.

— Да, конечно, Родерик. Если бы я знала, где она, я бы не волновалась. А где Дональд? Я думала, он тоже здесь.

— Он в соседней комнате. Может быть, будет лучше, если Бриджит ненадолго присоединится к нему?

— Да, пожалуйста.

— Не мешайте ему, — сказал Аллейн, когда Бриджит направилась к двери.

— Хорошо.

— Вы пьете бренди? — спросил Аллейн, когда дверь за Бриджит закрылась.

— Никогда, а почему вы спрашиваете?

— Вам придется выпить его сейчас. На вас лица нет. Отогрейте руки у камина, пока я налью вам бокал.

И он заставил ее выпить немного бренди, при этом она так скривилась, что он не смог сдержать смеха.

— А теперь, — сказал он, — должен заверить, что не было никакой нужды поднимать такой шум из-за Бриджит. В целом она была очень благоразумна, и ее единственная вина состоит в том, что она придала обыкновенному визиту видимость тайного побега.