Чернокнижник - Александр Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот теперь тебя точно утвердят начальником отдела технического контроля, – говорил он.
– Значит, я теперь снова инженер? – не верилось Владимиру Петровичу.
– Директор уже приказ подписал, – обнадёжил секретарь. – Иди переоденься.
Владимир Петрович пошел в раздевалку. При выходе из парткома его за рукав дёрнул главный энергетик завода.
– Прикид сменить надо, – посоветовал он. – В таком прикиде идти нельзя.
Владимир Петрович и сам понимал, что в таком прикиде к директору за приказом ходить нельзя. Он поблагодарил главного энергетика за совет кивком головы и хотел продолжить свой путь, но тот не отпускал его рукав.
– Я как раз и иду переодеваться, – объяснил Владимир Петрович, но главный энергетик продолжал трясти его за рукав.
– Вовка, мы теперь с тобой такие богатые будем!
– Богатые? Почему? Разве тебя тоже в партию приняли?
– При чём тут партия? Вставай, на дело пора.
Владимир Петрович открыл глаза и вместо заводского парткома увидел грязный подвал. Главный энергетик тряс его за рукав и улыбался своей небритой физиономией.
– Проснулся? Вот и хорошо! Сейчас надо помыться, побриться и отправляться на дело.
– Помыться, побриться? – удивился Владимир Петрович.
– А ты как думал? В таком прикиде идти нельзя. Если докуда и дойдём, так только до первого мента.
Владимир Петрович слез с тёплых труб, подошёл к осколку зеркала, который стоял на металлических трубах и посмотрел на своё отражение.
– Ну и рожа! – вырвалось у него.
– Вот-вот. Я же говорю, что в таком прикиде идти нельзя, – отреагировал Виктор. – Сейчас побреемся, помоемся, приоденемся и на дело.
Виктор достал откуда-то бритву, отыскал огрызок мыла и подошёл к радиатору отопления. Хозяин подвала отвернул гаечным ключом какую-то гайку, и из трубы вырвалась тонкая струйка воды.
– Так у тебя даже горячая вода есть? – удивился Владимир Петрович.
– И не только вода. У меня есть два вполне приличных костюма и утюг.
– Жалко, если тебя выгонят из таких хором.
– Не выгонят. Сейчас всё продаётся и покупается. Я немного прикармливаю мастера из жилконторы.
– Неужели, всех можно купить?
– Абсолютно. Всё, что вчера называлось спекуляцией, сегодня называется предпринимательством, а то, что называлось шантажом, теперь зовётся предприимчивостью. Тебе жалко этих передовиков перестройки, которых мы хотим потрясти?
Владимира Петровича коробило от одного только слова «перестройка». В одно мгновение в сознании пронеслись все события, начиная от работы на заводе и кончая существованием на городской свалке.
– Нет, – решительно сказал он.
– Вот и мне нет, – согласился Виктор.
Владимир Петрович посмотрел на своего приятеля и остолбенел от неожиданности. Перед ним стоял не бомж, а представительный мужчина. Единственное, что отличало его от так называемых «новых русских», так это грустные глаза, которые излучали тоску, даже когда Виктор пытался шутить.
– Одевайтесь, ваше благородие, – сказал Виктор, – мундир ждёт вас.
Он указал на отглаженные костюм и рубашку.
Стратегия двух детективов не отличалась оригинальность. Имея всего два адреса, они устроили два наблюдательных пункта и стали дежурить каждый у своего адреса. Поздно вечером они встречались в подвале и обсуждали дальнейшие свои действия.
– По-моему, я сегодня видел мужика с первой кассеты, – докладывал Владимир Петрович.
– А я бабу, – сказал Виктор.
Они вставили кассету в видик и начали внимательно просматривать материал.
– Вот этот мужик, – указал пальцем Владимир Петрович на мужчину, – стало быть, его баба – та, которую видел ты.
Виктор внимательно посмотрел на женщину и отрицательно помотал головой.
– Нет, моя была симпатичней.
После короткого совещания было решено продолжить наблюдение.
Однако одного наблюдения оказалось мало. Пришлось прибегнуть и к агентурным данным, которыми с радостью делились старушки, сидящие целыми днями на скамейках, и до самых корней стирающие остатки своих зубов, пережёвывая дворовые сплетни.
– Итак, ситуация складывается следующим образом, – докладывал Владимир Петрович. – Вячеслав Ворошилов спит с женой Николая Семёнова – Верой.
– …а тот, в свою очередь, спит с женой Вячеслава Ворошилова.
– … по моим сведениям, Николай Семёнов знаком с Вячеславом Ворошиловым, следовательно, если мы будем шантажировать одного, то невольно натравим на него другого.
– А тебе не всё ли равно, кто с кем стравится? – спросил Виктор. – Нам надо определить, сколько можно с каждого снять бабок. Чтобы это сделать, надо знать, сколько они имеют.
– У каждого хорошие квартиры. Если продадут, денег будет много.
– Из-за баб не продадут, – уверенно сказал Виктор.
– А почему из-за баб? Тут так всё выходит, что изменяют и бабы, и мужики. Так что, в нашем случае совершенно без разницы, кто изменяет – мужчина или женщина.
– Ну, не скажи, – возразил Виктор, – измена измене рознь. Когда мужик изменяет, то это расценивается, как шалость, а если женщина, то как преступление.
– Тогда ставку делать надо на баб, тут можно взять больше, – заключил Владимир Петрович.
* * *Принеся очередной материал Сапожникову, Шурик и Юрик впервые были удостоены похвалы.
– Вот это другое дело! Это действительно взято из жизни, – хвалил их заказчик. – Один недостаток – очень однообразно. Посудите сами: кроме секса ничего нет.
– Но ведь это то, что заказывали!
– Верно, но читатель кроме секса любит кровь.
– Где же я вам возьму кровь? Не убивать же нам их самим?
– Самим не надо, – подтвердил Сапожников.
Шурик и Юрик испуганно переглянулись.
– Ты хочешь сказать, чтобы мы…
– Я ничего вам не хочу сказать. Это вы должны всё сказать читателю.
Обескураженные писатели вышли от заказчика, так и не поняв, что им теперь предстоит сделать.
– А я понял! – вдруг воскликнул Шурик.
– Что ты понял?
– Мы будем продолжать съёмки.
– Неужели тебе не понятно, что этой порнухи достаточно?
– Это для издательства достаточно.
Юрик заинтригованно посмотрел на своего товарища.
– А для Славки Ворошилова и для Кольки Семёнова не достаточно.
– Точно! – наконец понял Юрик. – Если они узнают эту информацию, то точно до кровянки дойдёт. Успевай только снимать и описывать.
– А я ещё лучше придумал: мы их с тобой на бабки ещё разведём.
– Точно. А если откажутся, пригрозим, что эти кассеты покажем жёнам.
* * *Вечером Катя попросила Петю расстелить на столе скатерть, которая выполняла роль карты военных действий. Она взяла в руки фломастер и провела две дуговые стрелки, которые брали в окружение два квадратика. Внутри первого квадратика было написано «Ворошилов», а внутри другого «Семёнов».
– Я тебе обещала, что у тебя будут сюжеты для романа? Вот они! Здесь хватит на две книги. В первой наши друзья разберутся с бомжом, а во второй они будут разбираться друг с другом.
– Почему ты считаешь, что это нельзя соединить в одной книге? Мне кажется, будет лучше.
– Ты же у нас провидец. Сначала должна выйти книга, а после в криминальной хронике должно быть подтверждение твоего божественного дара.
– Твоего, – поправил Чернокнижник.
– Да, моего, – с гордостью сказала Катя.
– Так ты так и не объяснила, зачем нам две книги вместо одной.
– Затем, чтобы наши герои не успели поубивать себя раньше, чем книга выйдет в свет.
Пётр посмотрел на разрисованную скатерть и почесал затылок.
– Да, судя по этой схеме кровищи здесь будет много. – Он опять почесал затылок и добавил: – И секса тоже. Кстати, гонорары платить больше никому не надо.
– Да уж какие там гонорары? Им бы шкуры свои уберечь, но это навряд ли. – Катя злобно улыбнулась. – Я скатерть не убираю. Гляди на эту схему и пиши. Я не буду тебя отвлекать.
– А чем займёшься ты? – спросил Чернокнижник.
– Я? Ничем. Теперь за меня работать будет Жу-жу.
– Жу-жу?
– А ты как думал? После выхода книги в свет пресса должна быть готова подтвердить пророчества гения.
После слов Кати Петру вдруг почудилось, что над его головой появилось нечто, похожее на нимб. Он искоса посмотрел на своё отражение в зеркале, но ничего не увидел. Писатель сел за стол, покрытый скатертью с планами боевых действий и окунулся в работу.
Глава 20
Вероятно, каждый писатель хоть раз слышал вопрос: «По сколько листов вы пишете каждый день»? И каждый раз задавший этот вопрос оставался неудовлетворён. И совсем не потому, что в вопросе содержится профессиональная тайна, не потому, что писатель боится поделиться с собеседником своим божественным даром. Всё гораздо проще: писатель сам не знает ответа на этот вопрос. Задумав тему своего будущего произведения, он может ходить неделю, другую, а то и месяц и не знать, с чего начать. Потом, начав с грехом пополам, он опять натыкается на невидимую стену и работа останавливается.