Чернокнижник - Александр Смирнов

Если рассуждать эмоционально, то объяснение простое – писатель ждёт вдохновения. Если же рассуждать логически, то мозг должен придумать несколько сотен сюжетов, которые не только раскроют поставленную тему, но и будут связаны между собой логической цепью. И не просто логической: цепь должна целиком состоять из интриг, то есть, логическая цепь связей должна быть устроена так, чтобы читатель не мог догадаться, какой сюжет последует за только что прочитанным. И это естественно. Если читатель сможет предугадать, что он прочтёт на следующей странице, он просто отложит книгу. Ему будет неинтересно. Мало-мальски приличный роман охватывает лет пять, десять. За такой период в нём должны пройти сотня или две героев. Каждый герой имеет свою собственную историю и связан сюжетными линиями с остальными, не нарушая, а подчёркивая их собственные линии. А теперь попробуем подсчитать, сколько связей нужно иметь в более-менее приличном романе, чтобы читатель использовал книгу для чтения, а не для разжигания (к примеру) печки, что стоит на вашем дачном участке.

Подсчитали? Нет?

У меня тоже не выходит. Калькулятор зашкаливает. А ведь мозг есть ничто иное, как калькулятор. Только гораздо мощнее и надёжней, чем те, которые продаются в магазинах.

Получив задание от своего хозяина, эта самая мощная в мире вычислительная машина начинает свою работу. При этом она не беспокоит человека до тех пор, пока задача не будет решена хотя бы частично. Человек может заниматься чем угодно: спать, есть, пить водку, ловить рыбу – запущенная машина будет работать. И никто, даже сам хозяин не в состоянии выключить её. Но когда появляется промежуточное решение, когда на определённом этапе все герои выстроены и связаны сюжетами, мы говорим – пришло озарение, или вдохновение. Здесь важно не потерять время, важно срочно записать на бумаге всё, что рассчитала машина. И писатель, который уже месяц или два не мог написать ни одной строчки, садится за стол и начинает строчить с такой скоростью, с которой вряд ли бы вы смогли поспеть за ним, даже если бы вы летели на крыльях. Он не ест, не спит, а пишет до тех пор, пока выданный мозгом сюжет полностью не ляжет на бумагу. Затем мозг приступает к следующему сюжету, а тело писателя лежит распластанное на столе, не в силах от усталости даже пошевелить головой.

Работа Чернокнижника полностью подчинялась приведённой выше схеме, с той лишь разницей, что общая концепция его произведения не была спрятана в голове, а была нанесена на скатерти, разрисованной кружочками, квадратиками, треугольниками и стрелочками. Писатель, как пулемётчик, барабанил по клавиатуре, превращая обыкновенную картинку с изображением плотских утех своих однокашников в душераздирающую историю, от которой у самого леденило сердце. Описав этот сюжет, Пётр отбрасывал картинку, смотрел на скатерть и приступал к новому сюжету.

Что это, если не вдохновение?!

Катя, понимая писателя, ходила возле него на цыпочках, боясь побеспокоить даже дыханием. Иногда она подносила своему гению тарелку с едой. Гений автоматически, даже не понимая, что он делает, опустошал её, не переставая писать ни на секунду. Ночью, когда голова писателя не выдерживала нагрузки и отключалась, Катя, как фронтовая медсестра, выносила с поля боя израненное тело и укладывала его на кровати, чтобы, отдохнув несколько часов, утром оно снова могло взяться за перо или, выражаясь языком современным, за клавиатуру.

Изредка Катя заглядывала Петру через плечо и читала его рукопись.

Прочитав однажды несколько листов, она отошла от Петра, ушла на кухню и вернулась с тушкой куры, которая лежала на разделочной доске. В другой руке она сжимала кухонный нож.

Неожиданно Пётр вздрогнул и отшатнулся от клавиатуры.

– Пиши! – строго сказала Катя.

– Не могу, – простонал Пётр.

Катя положила на стол разделочную доску и ударила куру ножом.

– Слышишь, как кости хрустят?

– Не могу, – повторил Пётр.

Катя вставила в руки Чернокнижника нож, сжала в своей руке кулак писателя, размахнулась и ударила куру.

– А теперь сам, – скомандовала она.

Рука робко опустила нож на куру и не только не проткнула её ножом, но даже как следует не порезала.

– Сильнее!

Рука ударила сильнее.

– Ещё сильнее!

Рука ударила так, что от куры полетели ошмётки.

– Вот так, так надо бить, – «заводила» Чернокнижника Катя. – Ты чувствуешь хруст костей? Бей его, бей!

Рука всё чаще и сильнее стала наносить удары. Наконец она, войдя в экстаз, измолотила куру в порошок.

– Вот, так хорошо! Теперь опиши всё это.

Руки вновь легли на клавиатуру и продолжили работу. Катя убрала куру.

Мишель положил последний лист рукописи на стол и посмотрел на Наташу.

– А что будет потом? – спросил он.

– Он сам ещё не знает. Не придумал, – ответила она.

После того, как Геннадий Малышев отпустил на свободу грабителя и уничтожил все доказательства преступления, начальник некоторое время ждал визита молодого сотрудника для объяснений. Шеф даже подсылал к нему капитана, чтобы тот растолковал лейтенанту существующие порядки. Капитан доложил, что выполнил приказ шефа.

– Почему же он тогда не пришёл ко мне? – не понимал начальник. – Может быть, он не понял?

– Да я ему прямым текстом сказал, что у нас принято делиться! – возмутился капитан.

– Не кричи ты! – осадил его начальник. – Мне, слава богу, ничего объяснять не надо. Просто моё начальство уже задавало мне вопрос.

– А может быть он жадный и не хочет делиться? – предположил капитан.

– Генка жадный? – усмехнулся шеф. – Это ты уж через край хватил. Да он последнее отдаст, если с кем беда случится!

– Ну, тогда не знаю, – развёл руками капитан. – Может быть, он преступника пожалел, раз такой жалостливый?

– А что, у преступника беда случилась?

– Да, он не просто так в эту сберкассу полез. Ему срочно нужны были деньги на лекарства жене.

– А что с женой?

– Уже ничего. Она умерла.

– О Господи! – Начальник закатил глаза и мысленно перекрестился. – А вот это похоже на Малышева.

– Что же теперь с ним делать?

– Да ничего не делай. Должен же в нашей конторе хоть один сотрудник быть с человеческими чувствами.

Капитан непонимающе пожал плечами и уже хотел выйти из кабинета, но начальник остановил его.

– Дай ему вот это дело. – Шеф протянул папку. – Здесь одного бомжа убили.

Капитан забрал папку.

– Тут жалеть некого, – сказал шеф.

Капитан вышел из кабинета.

Шеф ошибся, когда сказал капитану, что в этом деле жалеть некого. Стоило Малышеву посмотреть на фотографию убитого, как на лице следователя отразилась нечто большее, чем жалость.

– Ну, что опять не так? – спросил капитан.

– Вы знаете, кто это? – Малышев показал пальцем на фотографию убитого.

– Личность ещё не установлена. Документов при нём не оказалось. Вот ты и разбирайся.

– Это Иванов Владимир Петрович, – тихо сказал следователь.

– Тот самый? – переспросил капитан.

– Тот самый.

Капитан ничего не ответил. Он торопился к шефу, чтобы доложить сенсационную новость.

– Вот почему он не пришёл ко мне, – догадался шеф, после полученной информации. – Его подопечный просто не успел отблагодарить своего освободителя: оказался в бомжах, а теперь и вовсе…

– А мы чуть было плохо не подумали о своём товарище, – сказал капитан.

– О ком? – не понял шеф.

– О Малышеве. Подумали, что он из-за жадности своей делиться не хочет.

– Нет, нет, Малышев не жадный.

Начальник о чём-то задумался. Через несколько секунд он посмотрел на капитана.

– Малышеву надо помочь в этом деле.

– Не беспокойтесь, – с готовностью ответил капитан. – Мы этого урода найдём и так оформим, что никому не повадно будет на наш кусок свой рот разевать.

Однако Геннадий Малышев не думал ни о каком куске: ни о своём, ни о чужом. Его голова отказывалась понимать происходящее. Почему человек с высшим образованием, начальник отдела завода, семьянин, законопослушный гражданин, был лишён всего, чего только можно было лишить? Теперь от него отняли и жизнь. Почему государство не защитило его? Где они, офицеры милиции, присягнувшие на верность Родине, поклявшиеся защищать вот таких граждан, как Иванов? Неужели они изменили своей присяге? Неужели выродились, превратились в таких же бандитов, как тамбовцы, кудряшовцы, кумаринцы? Нет, он, Геннадий Малышев, обязан защитить если не жизнь, так хотя бы честь Владимира Петровича.

Геннадий раскопал в архиве дело, где Иванов написал в милицию заявление о том, что его квартиру обокрали. Как такового, следствия не было. Милиция представила дело так, что потерпевший сам пропил деньги. Поэтому дело было закрыто в связи с отсутствием состава преступления. А вот заявление потерпевшего о том, что риэлторская фирма обманула его и в результате её работы Иванов лишился не только квартиры, но и паспорта. И снова отписка. На этот раз потерпевшему посоветовали решать свои проблемы в суде. Никому, разумеется, не пришло даже в голову, что ни один суд не примет заявления от человека, у которого отсутствует не только место регистрации, но и сам паспорт.