Война орхидей (Богомол - 4) - Алексей Биргер

Да, Повар все переиграл - и переиграл так изящно, как будто с самого начала ему было нужно именно то, что произошло, а не другое. Он словно рассчитывал на то, что Беркутов "даст сбой" - и не мыслил себе эффектную заключительную развязку без такого своевременного срыва одного из своих лучших исполнителей. Можно было подумать, что... Но нет, даже Повар, пожалуй, на такое не способен.

Беркутов вздрогнул - словно подумав о том же самом - и Богомол медленно повернула его на спину, лицом к себе. Да, его мужская природа брала над ним верх - невзирая на его отчаянное сопротивление. Она встала над ним на четвереньки и осторожно, боясь сделать лишнее движение, опустилась на его твердый "кол", способный "залечить дуплистый ствол", как эта европейская идиома обыграна в "Фаусте". При всей твердости, этот кол вошел в неё легко и плавно - и сразу словно ещё больше разбух, заполняя все пространство, ему предназначенное. Она стала двигаться, так же медленно и аккуратно, как делала все до этого, глядя ему прямо в глаза. Его глаза были пусты - точно так же пусты, как и её собственные. Она умела придать своему взгляду любое выражение, он мог казаться затуманенным страстью, которой она вовсе не испытывала, но сейчас она отбросила все ухищрения и уловки. Вернее, держалась только за одну уловку: предстать такой же опустошенной и совершающей акт отчаяния, а не акт любви и наслаждения, как и Беркутов. Настроившись на его волну, она с поразительной ясностью ощутила, насколько он надломлен, насколько выжжено все внутри у этого человека. Ей стало страшно: она впервые ощутила, что такое иметь дело с настоящим мужчиной - в тот момент, когда от былого мужского величия остается только память, когда человек мерещится себе раздавленным червем. С таким крушением личности она никогда не сталкивалась - потому что никогда не имела дело с личностью, все её жертвы, с которыми она, "по производственной надобности", делила постель, были всего лишь слизняками - она сама их так про себя называла невзирая на все их капиталы, мускулы, пренебрежительное отношение к смерти, особенно чужой... Да, она впервые обладала настоящим мужчиной - и это было совсем иное чувство, несмотря на то, что в данный момент ей принадлежали лишь жалкие крохи... Ей хотелось расшевелить его, срастить сломанный хребет его души, увидеть, как в его глазах пробуждается жизнь - наверно, это было бы совсем упоительно.

Она насела на него чуть покрепче - так, что ей стало немного больно и он глухо застонал. Она закусила губу, чтобы не ответить на его стон своим стоном - ей казалось, что сейчас это может спугнуть тот робкий огонек жизни, который начал разгораться в его глазах. Она наклонилась к нему пониже, чтобы соски её грудей слегка скользили по его груди, и он вдруг вздрогнул, будто ударенный током - так содрогается человек, через которого пропускают ток реаниматоры, чтобы запустить остановившееся сердце, жадно следя при этом за монитором, на котором тонкая ровная нить становится все волнистей и изломанней - да, вот так он весь передернулся, будто получив мощный разряд электричества... И вдруг, одним мощным движением, он перевернул её на спину и сам оказался на ней, и теперь он резкими глубокими толчками входил в нее, а она ощутила странную слабость - слабость, являвшуюся предвестием чего-то, что она никогда прежде не испытывала - и при этом она неотрывно следила за его глазами. Жизнь все больше разгоралась в них, исчезала тоскливая опустошенность, и она поняла, что он становится собой.

И ещё она поняла, что теперь, ожив и перестав существовать только для того, чтобы отомстить и погибнуть, он станет опасен. Обретя былую силу, он может поломать всю игру - игру, так тщательно выстроенную Поваром. Из затравленного циркового слона он превратится в слона дикого и буйного, готового вытаптывать целые деревни, попадающиеся ему на пути. Да, она разбудила в нем прежнего мужчину, дала ему вновь ощутить свою силу - и тем выпустила джина из бутылки. Получалось, она пробудила его для жизни только ради того, чтобы немедленно его остановить. Иначе было нельзя - иначе он всех погубил бы. Но разве то, что он умрет полноценным человеком - это был неё её драгоценный дар? Прощальный дар - единственное, что она могла ему подарить.

Его опять сотрясло, словно ударом тока - и она ощутила в себе его семя, такое жаркое, какое никогда прежде в неё не изливалось. И она сама испытала нечто новое и удивительное - но прежде, чем она осознала эти свои новые ощущения, она сумела, собрав в кулак все силы и волю, нанести резкий точечный удар в его висок - собранными в щепоть и напряженными пальцами - и он, даже не ойкнув, начал оседать и придавил её своей тяжестью.

Она сдвинула с себя безжизненное тело, присела на край кровати и поглядела на того, кому сумела подарить такую блаженную и легкую смерть. Его зрачки уже остекленели и застыли, но в них все равно продолжали светиться сила и радость жизни.

- Удар милосердия, - пробормотала она, обращаясь к этим глазам.

Ей было не по себе. Комната слегка покачивалась и плыла перед ней, и она боялась подняться на ноги. Такое было ощущение, что ноги откажут и она рухнет на пол. Но, все равно, надо встать, пройти в ванную, одеться... Она чувствовала приятное тепло в животе - тепло, не желающее уходить, медленно расползающееся по телу. Это было похоже на чувство сытости, только без тяжести...

Сумочка с её сигаретами осталась на кухне. Она наклонилась к его брюкам, валявшимся возле кровати, достала из них зажигалку и сигареты, жадно закурила. Беркутов курил крепкий, почти горлодерный "Кэмел" без фильтра, к которому она была непривычна, и сама поражалась тому, с каким удовольствием она делает каждую затяжку - ей нравился этот дым, нравилось, что от него её пальцы начинают пахнуть совсем по-мужски - совсем как пальцы Беркутова...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Игорь и Клим сидели на лавочке на Гоголевском бульваре, неподалеку от детской площадки.

- Так что вот, - сказал Игорь. - Шиндина можно списывать в покойники, и теперь надо решить, как обставить это дело лучше для всех. Дать ему погибнуть, сдать его властям или ты просто пустишь слушок, что Шиндин приторговывал малолетками и охота на него идет из-за этого. Тогда перед ним закроется большинство логов, в которых он мог бы отсидеться, и он сам прыгнет в наши руки. Известно, что лучше видеть небо в шашечку, чем не видеть его вообще и никогда... Штука в том, что мне нужны эти головорезы, охотящиеся за Шиндиным. И если бы только мне они были нужны...

Клим задумчиво кивнул.

- Я бы разыграл вариант с запуском слухов. Самый безопасный для всех. Для нас с тобой, я имею в виду. Я запускаю слух, что с Шиндиным ведут войну на истребление за рынок малолеток - на этом рынке такие шакальи законы, что даже наших дрожь берет, хотя наши ребятки, вроде, ко всему приучены и ничем их не испугаешь. И одновременно я через третьи руки подкину Шиндину идейку, что спастись он может за твоей широкой спиной - если, конечно, согласится на определенное сотрудничество в обмен на защиту... Думаю, клюнет и сам к тебе прибежит. Ну, а решит и дальше скрываться - тут ничего не поделаешь, пусть гибнет, дурак. Кидаться в самый пожар, чтобы вытащить за шкирку такого драного кота - это уж извините.

- Так когда мне ждать весточку от тебя? - спросил Игорь.

- Постараюсь, чтобы уже к вечеру была какая-то ясность. А там - как получится. Сам понимаешь, не все от меня зависит...

- Тогда... - начал Игорь. И тут запищал его мобильный телефон. Игорь быстро поднес аппарат к уху. - Алло?

- Игорек? - услышал он взволнованный голос Андрея. - У нас тут тьма-тьмущая событий!.. - и Андрей вкратце проинформировал его о винтовке с оптическим прицелом в окне второго этажа дома напротив и о звонке Беркутова, объявившего Курослепову открытую войну и поклявшегося, что достанет своего врага в ближайшее время.

- Понял... - сказал Игорь. - Сейчас я к вам выезжаю. Перезвоню по пути. Скажи нашему клиенту, у меня для него не менее потрясающие новости!..

- Что-то серьезное? - поинтересовался Клим, когда Игорь отключился от связи.

- У нас не серьезных событий не бывает! - усмехнулся Игорь. Ладненько, буду ждать известий от тебя.

- Бывай! - Клим поднялся с лавочки. - И не обижайся, если вдруг повернется так, что мне сразу придется сдавать Шиндина... ну, в нужный отдел, вместо того, чтобы отправлять к тебе. Это предупреждение я все равно век тебе не забуду.

- Никаких обид! - заверил Игорь. - В таких играх своя шкура всегда должна быть ближе к телу. А потом, и мне ты нужен живым и невредимым - на многие годы вперед.

Они с Климом пошли в разные стороны. Оказавшись за рулем своей машины, Игорь достал мобильный телефон и опять соединился с Андреем.

- Ты, что, не один был? - осведомился Андрей.

- Да, утрясал судьбу нашего четвертого фигуранта, так сказать... Так я не понял, Беркутов представился полным именем или нет?

- Нет. Сказал, пусть наш клиент сам вычислит, кто он такой - или у тебя спросит.