Дом без номера - Мария Бережная

Дом! Помоги мне! Я так устал искать и ошибаться. Еще немного, и я просто уйду.

Я знаю, ты в силах мне помочь!

А может быть, ты просто-напросто ждал всё это время, когда я перестану пыжиться и метаться – и наконец попрошу?

Она любила влюбляться в тех, кто был уже женат или сам безнадежно влюблен, но не в нее. Сначала несколько недель она упивалась своим чувством, мечтала о том, как будет с Ним вместе и, может быть, даже родит кого-то (ей казалось, у нее это должно неплохо получиться).

Потом начинала понимать, что Он – не ее. Он уже чей-то. Тогда она погружалась в пучину отчаяния и страдала так самозабвенно, что всякий раз сама себе удивлялась: оказывается, в прошлый раз она настрадалась не до конца, можно зайти еще дальше! Шляпница обожала, когда внутри горят эмоции – желание, страсть и сладкая боль, которая гораздо вкуснее вина и какао; и потом, как кульминация, – взрыв! И недавний огонь красиво оседает хлопьями пепла.

Она искала сведения об их женах и подругах, жадно впитывала, как губка, истории чужой любви, упивалась чужими страстями как своими, проживая за один-два дня несколько лет чужих жизней. Не завидовала – переживала и восхищалась. Как же можно так любить друг друга, а не ее? Проходила за пару месяцев путь от нежной влюбленности до страсти и глухой ненависти.

Она горела, желала, страдала.

Смеялась сама над собой и плакала, размазывая тушь по щекам.

Ей можно.

Упиваясь своим горем, Слегка Безумная Шляпница приходила в бар, пила бурбон, танцевала на столе и, забираясь на сцену, рассказывала истории, одну прекраснее другой. Она примеряла каждый образ как новую шляпку, но вскоре забывала о нем, с точно таким же пылом погружаясь в следующий сюжет.

Шляпница чувствовала – тем особым чутьем, которое вкладывается в душу каждой женщины при рождении, – как красит ее влюбленность, как ей идут страсть и ненависть, как лучше всех бриллиантов мира украшает ее ревность.

Ее привозили домой на такси, уставшую, с осипшим голосом. Ее на руках выносил из машины очередной кавалер, на пару дней опаленный этим безумным огнем. Он клал уже спящую Шляпницу на диван и уходил, позволив себе лишь коснуться губами кончиков ее пальцев.

Еще несколько дней он будет мысленно слышать ее голос, ощущать запах ее сладковатых духов, тосковать по аромату ее сигарет и вкусу бурбона, который они пили вместе. А потом всё забудет, потому что такая женщина – она не на каждый день.

А Шляпница проснется утром, приложит руку к груди – и почувствует, что вместо похмелья и усталости внутри нее живет что-то новое и срочно требует выхода. Прямо в вечернем платье, не замечая, что по чулкам ползет стрелка (наверное, вчера где-то зацепилась в баре), Шляпница побежит к себе в мастерскую. Она может не выходить оттуда несколько дней. И из ее новой любви рождаются новые шляпки.

Потом за них будут драться, любоваться ими и тщательно повторять в других коллекциях, но Шляпнице уже всё равно. Закончив работу, она, шатаясь, пойдет в ванную, смоет старый, уже никуда не годный макияж, соберет каштановые волосы в хвост, возможно, понежится в банановой пене…

Она выйдет на балкон в свежем белом халате, огромном и махровом, заберется с ногами в кованое кресло и будет пить кофе с большим количеством сливок. Чувствуя приятную, уютную пустоту внутри, Шляпница вновь приложит руку к груди, мысленно зачерпнет немного пепла, оставшегося от ее сгоревшей любви, и, подув на ладонь, отпустит его на волю.

Уже не больно и не страшно. Пару месяцев можно спокойно прожить, а потом… Потом обязательно придет новая страсть. Скорее всего, Он будет снова не ее, а чей-то, но Шляпница будет любить. И создаст новые шляпки.

А пока пусть спокойно догорает ее вселенная! Пеплу не нужны свидетели-люди, ему достаточно ветра, солнца и города под балконом. А Шляпница будет пить кофе и, покачиваясь в кресле, мечтать, что она сделает с миллионом и куда полетит, когда у нее появится свой самолет.

Она придумает себе другую внешность и даже выйдет замуж. У нее это получается так же хорошо, как новые шляпки.

Глава 51

Кризисы жильцов Дома без номера

Кризисы бывают у каждого человека, и жильцы Дома без номера не исключение. Их кризисы не длятся долго, но иногда носят разрушительный характер. Особенно когда Варцлав в таком настроении, как в последнее время.

Когда злится Мария, вокруг нее возникает настоящий ураган и не утихает пару часов. Девушка в тесной дружбе с ветрами, и, видимо, таким образом они пытаются защитить свою подругу.

Мишка предсказывает будущее, корчась в припадке.

Мими боится окружающего мира и, захлебываясь криками, пытается выгнать его из себя.

Доктор засыпает, продолжая ходить и улыбаться. Дети в Доме искренне считают киборгом его, а не Клик-Клака.

Джеффери в такие моменты просто редко бывает дома. Правда, у него теперь трое детей и он не может позволить себе кризисы. Как и Хлоя, хотя для некоторых быть мамой троих детей – это уже нечто экстремальное.

Тетушка Софа направляет собственное плохое настроение в правильное русло. Она одевается как на парад и идет ругаться в ЖЭК или домоуправление. Тема не важна – пока тетушка дойдет до места, повод сам найдется.

Микро… У него каждый день кризис, только чужой. Впрочем, свои кризисы у него тоже бывают, и в такие дни он счастлив, потому что чувствует себя самим собой, а не теряется среди обилия чьих-то проблем.

Циля – самая спокойная. Когда она понимает, что внутри нее что-то зреет и вот-вот прорвется, то маленьким рыжим тайфуном убегает к себе в кафе и устраивает там санитарный день, самолично перемывая все чашки, стаканы и блюдца, перестирывая скатерти и выметая пыль из самых мелких щелей.

Лорелей в те дни, когда ей становится особенно тоскливо, запирается в ванной, где, не включая воду, просто лежит, свернувшись калачиком.

Тай превращается в тигрицу. Этого достаточно, чтобы кризис начался у всех остальных.

Клик-Клак пьет литрами горячий шоколад.

Генрих тоскливо смотрит в окно и курит трубку. Иногда он начинает готовить свое фирменное зелье, и в день кризиса оно получается особенно забористым.

Старый Хаим смотрит альбомы с фотографиями Мексики и ждет тетушку Софу из ЖЭКа.

Алиса и Герда слушают старые песни и тихонько плачут, радуясь, что их слез никто не видит.

Дядюшка Солнце рисует совершенно черные картины и сам потом забывает, что хотел сказать тем или иным рисунком, где на черном фоне стоит или идет кто-то совершенно черный.

Прядильщица, Вязальщица или Вышивальщица требует от мира совершенства – чтобы и изнанка, и лицевая стороны совпадали в своей красоте. Но Клик-Клак напоминает ей, что такого добиться невозможно. Когда успевает перехватить разбушевавшуюся правнучку всесильных мойр – тогда и кризис проходит мимо.